Страница 26 из 47
– В таком случае, вы не можете не узнать ее здесь, – произнес Жоделль, протягивая старому воину лоскуток пергамента. – И в силу этой подписи я требую отпустить меня на свободу, а этого сосунка взять под стражу как врага короля. И вот еще что я хотел бы вам сообщить… – сказал он, приближаясь к рыцарю.
Старый воин какое-то время внимательно слушал, что шептал ему на ухо капитан наемников, но вдруг, отшатнувшись от него, вскричал с величайшим презрением:
– Скорее откройте все двери, приказываю вам, или я задохнусь! Клянусь Богом, мне невмоготу находиться в такой маленькой комнате вместе с этим мерзавцем! Выпустите его! И не марайте об него руки! Клянусь небом, я предпочел бы остаться в одном бараке с прокаженным, нежели с этим исчадием ада!
Английские солдаты, с трудом понимая, чего от них требует командир, все же расступились и пропустили Жоделля, который в ту же минуту сел на коня и поскакал прочь быстрым галопом.
– Фу! – облегченно вздохнул старый рыцарь. – К черту!
С нескрываемой симпатией он посмотрел на молодого человека и сказал:
– Боюсь, мне придется тебя задержать, милый мальчик. Я искренне сожалею об этом, но таков мой долг. Меня разжалуют, если я тебя отпущу. Но если честно, я не хотел бы задерживать такого отважного юношу и дать свободу низкому предателю. Досадно, что я вынужден был отпустить его, а тебя взять в плен… Но вот что я скажу тебе: если ты умудришься улизнуть отсюда, то я и представить себе не могу, где нам тебя искать…
Он подмигнул лукаво и, повысив голос, крикнул одному из своих солдат:
– Робин, отведи-ка его в соседнюю хинину и поставь к дверям пару надежных товарищей – пусть следят, чтобы он не сбежал. Я же тем временем отправлюсь в ближайшую деревню, чтобы подготовить жилье для лорда Пемброка и его свиты. И вот что еще, – добавил он еле слышно, окно хижины оставь открытым и дай его лошади двойную порцию сена… да привяжи ее к дереву точь-в-точь под окном. Вот тебе золотой – выпей с товарищами за здоровье короля Иоанна. Хорошо ли ты понял меня?
– Куда уж лучше! – осклабился тот. – Смею уверить, что постараюсь выполнить ваш приказ.
– Это честный и храбрый юноша! – продолжал старый рыцарь, словно бы в оправдание. – А другой – подлый изменник, которого все равно рано или поздно повесят… разве что ни одного дерева не останется во Франции!
Сказав это, он хлопнул дверью и отправился со своим отрядом в соседнюю деревушку, оставив Эрмольда с Робином и двумя его помощниками.
Робин отвел пажа в другую комнату и, весьма прозрачно намекнув пленнику, что тот может дышать свежим воздухом сколько душе угодно, широко распахнул окно.
Бедный паж, ослабленный сражением, усталостью и бессонницей, не слишком прислушивался к тому о чем говорили между собой старый рыцарь и трое охранников, а потому уловил только то, что было приказано во весь голос – охранять его и не дать улизнуть. Ему и в голову не могло прийти, что побег так легко осуществить. Он хотел было выглянуть в окно, чтобы определить местоположение своей мнимой темницы, но смех солдат, которые как раз привязывали под окном лошадь, лишил его всякой надежды. Он сел на постель; глаза против его воли стали слипаться, и он погрузился в глубокий сон.
Он спал очень крепко не менее трех часов, до тех пор, пока старый рыцарь не возвратился из соседней деревни. Тот спешился у дверей трактира, где пировали Робин со своими приятелями, держа каждый перед собой по большой кружке хмельного напитка.
– Эй, Робин, – окликнул рыцарь, входя в харчевню, – как там наш пленник? Надеюсь, он сбежал? – И он подмигнул левым глазом.
– Я тоже надеюсь, сир рыцарь! – отвечал ему в тон Робин. – Нет, это невозможно: я накрепко запер дверь, как вы и приказывали, и только потом отправился в этот трактир. По правде говоря мы не покидали этой комнаты до вашего приезда…
Старый воин все же решил проверить, как обстоят дела. Он прошел к хижине, в которой был заключен паж, и, отворив дверь, был несказанно удивлен, увидев юношу, который, еще не совсем проснувшись, протирал глаза.
– Вот дуралей! – проворчал сквозь зубы старик. – Ну, совершенный тупица!
Прикрыв за собой дверь, он подошел к Эрмольду и сказал:
– Мне приятно, доброе дитя, что ты не искал случая уйти. Ты прилежный юноша и не имеешь недостатка в терпении. Но если ты сумеешь обмануть нашу бдительность и скрыться из-под охраны, то не забудь засвидетельствовать мое почтение своему господину и сказать ему, что сир Артур Букингем горит желанием преломить с ним копье. Надеюсь, что ты сам отыщешь нужные слова, чтобы передать все, мною сказанное, с должной учтивостью. – Он посмотрел юноше прямо в глаза и, в который уж раз, повторил: – Боюсь, если ты все же сбежишь отсюда, нам вряд ли удастся тебя поймать – ищи ветра в поле!
Паж широко раскрытыми глазами уставился на него, словно бы с трудом понимая, что тот ему втолковывает.
– Тьфу! Если он и этого не понимает, значит, уж точно дурак! – буркнул рыцарь себе под нос.
И все-таки, чтобы не оставить молодому пажу никаких сомнений, он подошел к окну и, облокотившись на подоконник, постоял так несколько минут.
– Не ваша ли это лошадь? – спросил он, подозвав Эрмольда к себе. Какое прекрасное животное! И, должно быть, быстра, как ветер… Будьте спокойны, уж я постарался, чтобы она получила сегодня свою порцию. Ну, будьте здоровы, паж!
Тут он вышел из комнаты и запер дверь ключом. Эрмольд стоял в растерянности, но это продолжалось не больше минуты. Он выпрыгнул из окна, которое от земли было не выше двух метров, огляделся по сторонам и, никого не заметив, тотчас вскочил в седло и поскакал во всю прыть.
Он ехал почти без отдыха, остановившись всего лишь раз, чтобы дать остыть лошади, которая до того устала, что просто падала с ног. Ближе к вечеру, едва только солнце стало садиться, он вынужден был свернуть с пути, поскольку заметил невдалеке отряд кавалерии. Яркие лучи заходящего солнца слепили глаза, не позволяя ему разглядеть, чьи это знамена полощутся в воздухе – англичан или французов.
Ему пришлось изменить направление, но ехал он очень уверенно, поскольку дорога лежала на юг, а еще в Палестине он научился определять путь по звездам. Ночь была тихая, лунная, и в звездах не было недостатка. Наконец, одолев все препятствия, он приблизился к Мирабо. Только-только начинало светать, а колокола ближней церкви уже вовсю звонили, сзывая верующих на утреннюю молитву. Знамена и флюгера играли с утренним ветром. Эрмольд подъехал ближе и с минуту смотрел на эту картину, но вдруг, побледнев как смерть, резко свернул направо и бросился прочь так скоро, как только могла скакать его утомленная лошадь.
Все было кончено – Жоделль опередил Эрмольда. Английское знамя с вышитым на нем львом развевалось на главной башне крепости. Это могло означать только одно: Артур попал-таки в руки своего дяди, Иоанна Безземельного, а Гюи де Кюсси стал пленником Вильгельма Саллисбюри.
ГЛАВА IV
После свидания с Агнессой граф Овернский пребывал в сильном душевном волнении. Грустные мысли роились в его мозгу, не оставляя ни на минуту в покое и ослабляя и без того уже пошатнувшийся разум. Столько дней и ночей, не замечая ничего вокруг себя, он жил только этой встречей, призывая на помощь всю силу, всю энергию своей души, чтобы с честью выдержать это испытание. И что же? Да, он встретился с той, что являлась ему во сне, с единственной, кому отдал он свое сердце, но это свидание лишь добавило горечи. И мог ли быть он счастлив, видя ее супругой другого, понимая, что причиняет ей боль, предлагая оставить Филиппа, которого она так беззаветно любит! Он вновь и вновь возвращался мыслями к этой сцене: вот она перед ним, невольная виновница его страданий, прекрасная и недоступная; он видит ее, чувствует ее дыхание, слышит ее голос. Тибольд поежился, как от холода, вспомнив, с каким презрением она отчитывала его. А этот ледяной тон! Скольких усилий стоило ему это хладнокровие, это внешнее спокойствие, в то время как сердце его разрывалось на части!