Экипаж Большого Друга

Девчонки понятливо заулыбались в ответ, сделали нам ручкой и пошли себе. Повод для сплетен мы им обеспечили. Алёна приняла у меня цветы со словами:

— К чему ритуалы, Саша.

Но секунду спустя с чисто женской непоследовательностью поднесла к лицу, улыбнулась, помахала букетом честной компании:

— Привет, ребята!

И вот мы снова вместе. Мы пережили многое и встретились вновь благодаря… Благодаря чему, собственно? Случаю? Упрямству?… Богу весть. Не было суматошных вопросов, радостных возгласов, объятий и поцелуев. Нам больше не нужны ритуалы. Мы знали друг о друге почти всё. Кто-то больше, кто-то меньше.

Я помню всё. Экипаж вел неспешный разговор, вводя в курс дела недоумевающего Корнилова, а я вспоминал.

Иван. Он не дожил до гибели планеты всего несколько минут. Картинку с борта вертолёта я вижу его глазами. Где-то сзади идут грузовики. Там его отряд, они везут припасы, топливо в цистернах. Полторы сотни мирных жителей, пожелали примкнуть к ним. Впереди посёлок, он выглядит необитаемым. Нет, смутная тень шевельнулась за домом. Резкий звук зуммера и безмолвный вопль индикатора «ракетная атака». Последняя мысль «поздно… за что?». Удар, пламя, боль, темнота.

…Стычки с «саранчой» повторялись на каждой остановке. Как нас выслеживал Упырь, оставалось загадкой, но насчёт новых встреч он не обманул. Каждый раз наш «отдых ото сна» завершался большим или малым побоищем, Чарли пробивал в полчищах чужих кораблей стартовый коридор и уходил в прыжок. И всё бы ничего, но на четвёртый день Чарли сбился с курса. «Саранча» налетела сразу после остановки, и он попросту не успел засечь ориентиры. Мы находились в тех местах, что не нанесены на карты, и прыжок завершился виноватым возгласом:

— Я заблудился. Придётся возвращаться… Есть ещё предложение. До конца полёта вам не вставать и, соответственно, не делать остановок.

Предложение приняли, как единственно верное. Но мы и после суток сна чувствовали себя, мягко говоря, не очень хорошо. После первого такого перехода Мирон просто лежал и стонал минут пять. На вопрос Чарли:

— Может, рассолу?

Герке потряс меня глубиной ответа:

— Отстань, дай мне адекватно прореагировать на ощущения.

«Кашпировский» возвращал нас к жизни, но ведь после четырёх суток полёта мы могли и вовсе не прийти в себя. Чарли пообещал контролировать состояние наших организмов, вопрос решился просто. Слишком уж реальной стала возможность сбиться с курса окончательно.

Сразу же после пробуждения Чарли принялся докладывать обстановку:

— Забудьте о самочувствии, времени нет. До анклава рукой подать, на «Тунгусе» две минуты. Я туда не пройду… Как же это объяснить?

Мирон пришёл на помощь:

— Там нет дверей или ещё каких-либо входов. Необходимо пройти определённую точку пространства, двигаясь в определённом направлении, — он еще спросил, обращаясь к Чарли: — Я не понял, почему ты не пройдёшь.

— Мирон, — Чарли изобразил укоризну, — размеры «точки», как ты изволил выразиться, не превышают десяти метров. Друг не пройдет. Могут, конечно, и вообще нас игнорировать, как кристов. Или превратить в пучок элементарных частиц, как посланцев Упыря. Я только что наблюдал это зрелище.

— Упырь молчит? — спросил Мирон, выбираясь из койки.

— Молчит. Зато «саранчи» тут немеряно. Имею план прорыва. Вам придётся ждать в «Тунгусах». Лечиться некогда. Ползите, как сможете. Все готовы?

Я осмотрел команду. Анюта и Алёна стояли, покачиваясь, облачённые в полевые костюмы, Мирон всё ещё возился с застёжками.

— Идём. Мирон, потом приведёшь наряд в порядок. Рысью! — подавив приступ тошноты, бодро, как мне показалось, скомандовал я.

Рысь больше напоминала поход пьяных за добавкой, ноги не держали, в глазах стоял туман. Под конец Мирона пришлось взять под руки. Чарли старательно вдалбливал нам инструкции:

— В памяти тунгусов всё есть. Ваша задача — не мешать автоматам довезти вас до цели. Шаров этих, ботов, в смысле, пока не видно. Я сейчас мухобойкой расчищу вам проход. Повторяю, старт на автомате, полёт на автомате. Если что не так, параметры входа есть в памяти.

Не осталось времени разбираться, кто куда сядет. Мирона я втолкнул внутрь модуля, девчонок Герке заставил идти со мной, объяснив тем, что драйвер он никакой. Я занял кресло пилота, они кое-как разместились в спальном отсеке. Ждать пришлось не более минуты:

— Внимание. Старт, — бесстрастно предупредил Чарли.

Первое впечатление — нас выбросило в середину праздничного салюта. Зарева, разрывы, сполохи, свет во всех его ипостасях. Я оглянулся. Маленький наш Большой Друг как раз и явился центром вакханалии. Шлёйф мухобойки с бешеной скоростью мелькал вокруг прохода, создавая, казалось, сплошную завесу. На обзоре светилось красным перекрестье, отмечающее вход. Две минуты полёта через ад. Вот так мне запомнилась та дорога.

До входа осталось тридцать секунд, когда появились шары-боты. Ещё через пятнадцать секунд я заметил, что движения шлейфа стали неровными, порывистыми, внутрь коридора прорвались несколько огненных смерчей, наш «Тунгус» ощутимо тряхнуло. Перекрестье «прицела» дрогнуло, но быстро вернулось на место. Друг полностью утонул в облаке огня. Долетела фраза Чарли, еле различимая сквозь шум и треск:

— Мирон, вариант «б».

До этого модули шли строго один за другим на расстоянии не более трёх метров. Облако, скрывшее наш корабль, полыхало чуть левее и выше. Тут же я заметил, как модуль Мирона, шедший позади, отстал от нашего и сместился так, что частично перекрыл зарево.

Осталось пять секунд, звуки вальса прозвучали, как прощание. Слова сами возникли в памяти и легли на мелодию. «Ну что ж, друзья, коль наш черёд…». Я все понял, я хотел крикнуть, остановить, но поперхнулся, задавил первый порыв. Значит так надо, значит, Чарли не нашел другого выхода.

Две секунды до входа. Я понял, что значит, быть функцией. И не ужаснулся тому, что перестал быть человеком. Позади нас Чарли превратил Друга в огненный смерч, в котором сгорало само пространство. Мирон закрыл нас ровно на полторы секунды, его «Тунгус» столкнулся с нашим и перестал быть. Нас буквально внесло в точку входа. И прошлое осталось позади.

Погасло зарево, исчезли звёзды, мы остановились. Остановилось время, так показалось вначале. Но вот в один миг всё изменилось. Оказалось, что «Тунгус» стоит, чуть накренившись, на песке. Пляж, подозрительно знакомый. Океанские волны обрывают бег в нескольких метрах от нас. Над водой показался краешек солнца. Картина не вызвала ни восторга, ни умиления. Тот самый остров? Что с того? Я решительно двинулся на выход, спутницы дружно последовали за мной, я чувствовал их смятение, слышал какофонию мыслей, но не отвечал. Я не человек, я функция.

Сделав первый шаг, я утонул по щиколотку в песке и остановился, сосредоточился, краем сознания уловил, что Анна и Алёна стоят позади. Всё исчезло так же, как и возникло, в одно мгновение. Исчез и я сам. Нет, не исчез, я стал всем. Стал Вселенной. Но не звёздами и галактиками, даже не пространством. Я стал Принципом, я мог всё. И не мог ничего. Я ничего не умел, любое действие вело к разрушению. Тёплая волна узнавания пришла извне.

— Алёна? Анюта?

— Нет нас, теперь есть мы. Единые.

И мы сделали ещё шаг. Мы научились. Сколько прошло времени, час, сто лет, сто веков? Бессмысленный вопрос, мы стали властны и над временем. Но не хватало знания. Знания законов, по которым рассчитываются последствия действий. Мы сделали третий шаг. И увидели, как мало мы можем. Для исправления ошибок, наших и чужих, оставался маленький коридор, разрушить который мог только бог. А мы не стали богом. Став всемогущим, мы остались людьми. Работа далась куда проще, чем ученье, но она отняла последние силы, что ещё оставались в наших телах.

На пляж мы вернулись вдвоём, Анна и я. Алёна не выдержала, она отдала всё, что было без остатка. Я лежал на песке и дрожал всем телом, никогда раньше мне не было так холодно. Я перестал быть функцией, я стал человеком. И вот я, человек, поднялся на ноги и снова ушёл, стал человеком и принципом и добавил на готовую картину несколько маленьких, но очень важных для меня штрихов. Тех, что допускались Принципами.