Пламя зимы

– Я окажу ей здесь очень радушный прием, – заметила Мод с зловещей улыбкой.

– К сожалению, их честь слишком связана обязательствами, чтобы заключить ее в тюрьму, – сказал Бруно.

– Я не говорю о тюрьме, – возразила Мод. – Она будет моей гостьей. Я присягну на чем угодно, что она сможет устроиться в большей роскоши, чем я сама, до того дня, пока не пожелает вернуться к своему мужу и не присягнет, что больше никогда ее нога не ступит в Англию.

Бруно улыбнулся, но покачал головой.

– Вы знаете, мадам, что этого предложения не примут. Сейчас можно выбрать только одно из двух: или штурмовать Арундельскую крепость ценой большого кровопролития – они не будут страдать от голода: крепость невозможно окружить полностью из-за реки, – или сделать предложение Обигни и Аделисии, которое они могут принять с честью. Сам король желает попытаться штурмовать и вселяет мужество в своих баронов, предлагая возглавить штурм самому, но его советники чувствуют, что это обойдется слишком дорого и будет слишком опасно.

– Штурм слишком опасен, – быстро согласилась Мод, побледнев.

Какой он умный дьявол, Бруно! Конечно же, он сказал о том, что король намеревается возглавить штурм, только чтобы испугать королеву. И он преуспел. Мод ценила своего мужа выше всех королевств. Она согласилась бы на любое предложение, которое предотвратило бы штурм. Но меня обеспокоило другое: если Бруно может использовать свой ум против королевы, то насколько же выше он ставит свои обязанности над моим хорошим самочувствием, если готов послать меня как заложницу во вражеские руки. Но как раз в этот момент он подмигнул мне, а его быстрый взгляд предупредил, что наедине он расскажет мне больше, и призвал хранить молчание. Вероятно, я была бы еще сильнее обижена и рассержена этой молчаливой командой, но его мимолетный взгляд был более похож на участие, чем на приказ, и я придержала свой язык.

– Так и решили, – продолжал Бруно, кивком подтвердив замечание королевы, – хотя было немного трудно уговорить короля, который разрывался между желанием быть милосердным к кузине и в то же время не проявить слабость перед своими баронами. Однако все пришли к согласию послать императрицу Матильду к ее брату в Бристоль.

– Но совершенно неправильно освободить ее теперь, когда она попалась в нашу ловушку! – воскликнула Мод, охваченная чувством страха, который она испытывала из-за склонности Стефана к войне.

– Возможно, но взять ее в плен означает кровопролитие, большое кровопролитие, – напомнил ей Бруно.

Королева сделала гневный жест.

– Хорошо. Но поскольку вы пообещали ей свободу, – сказала Мод сердито, – чего же она хочет еще?

– Знака доверия, мадам, – ответил Бруно и прежде, чем она смогла взорваться тирадой гнева и раздражения, поспешно добавил: – Она желает общества женщины, которой верит, которой может доверять. И после обсуждения многих дам епископ Винчестерский предложил Мелюзину. Король также счел, что она сможет стать безупречной посланницей, а императрица вспомнила ее и нашла приемлемой.

– И ты согласился с этим? – спросила Мод. – Ты дашь затащить свою жену в Бристоль, в толпу врагов вместе с Матильдой, в качестве единственного женского общества? Пусть ты не знаешь Матильду, но она…

– Простите, что прерываю вас снова, мадам, но боюсь вы не поняли всю ситуацию в целом. Естественно, что король, имея верховную власть, не позволил Обигни сопровождать императрицу. Вот почему сочли необходимым женское общество. Решено, что сопровождать императрицу будут лорд Валеран и епископ Винчестерский.

– Валеран и Генри, – начала королева, сделав быстрый вдох, но затем поспешно добавила, словно надеясь стереть свои предыдущие слова из нашей памяти: – Я все еще думаю, что это небезопасно для Мелюзины. Я боюсь, что…

– Я буду сопровождать свою жену, мадам, – сказал Бруно решительным голосом, – Я не согласился бы ни на какие другие условия. Если бы Мелюзина смогла присоединиться к людям епископа Винчестерского… но это невозможно. Я осведомлен о репутации императрицы Матильды, хотя и не знаю ее лично, и не потерплю, чтобы Мелюзина стала игрушкой Матильды или мишенью для ее острот.

Королева задала еще несколько вопросов, на которые я уже почти не обратила внимания. Радость, огромная радость охватила меня, когда я услышала, что Бруно поедет вместе со мной, и меня совершенно не беспокоило, кто еще поедет с нами. Я уже знала, что Матильда – высокомерная дура и что высокомерная глупость отняла у нее власть, поэтому я вовсе не боялась ее. Если все, чего она пожелает от меня, это молчаливое внимание с кротким «да, миледи», я с радостью обеспечу ей это, но если она думает, что сможет подчинить мою волю, то она скоро поймет, что ее мнение обо мне как о робкой домашней собачке было глубоко ошибочным.

Во время паузы в беседе я поклонилась и спросила:

– Кому я смогу передать мои отчеты, мадам? И будут ли они проверены, прежде чем я уеду?

– Ты не надеешься вернуться? – спросила Мод.

– Конечно, надеюсь, мадам, – ответила я, улыбаясь. – В противном случае, почему бы я беспокоилась, чтобы отчеты были проверены? Если когда возьму их снова, в них будет записана какая-нибудь неточность или допущена недобросовестность, то как я смогу доказать, что эта ошибка или недобросовестность не моя?

– Уверяю тебя, Мелюзина, – сказала королева, посмеиваясь, – я никогда бы не подумала, что ты можешь допустить недобросовестность или ошибку. Ты можешь поступить, как делала вначале. Отчеркни линию ниже своей последней записи, подпиши и принеси мне, а я поставлю там свою печать. Тогда все, что будет написано ниже этой линии, будет работой другого человека.

Я не могу вспомнить остаток этого дня. Хотя Бруно и скрывал это в присутствии королевы, он стал почти ненормальным от нетерпения уехать. Он велел мне оставить мой сундук и уложил все мои дворцовые платья и необходимые туалеты в шерстяное одеяло, которое приторочил сзади к лошади Корни; Эдна должна была скакать на седельной подушке позади Мервина и Фечина по очереди. После полудня мы отправились со скоростью, которая вскоре стала рискованной в опускающихся сумерках. Мы скакали до тех пор, пока можно было что-то разглядеть, потом отдохнули, пока не взошла луна, и поскакали снова. Я – сильная всадница, но обнаружила, что уже не раз покачнулась в седле, и через какое-то время услышала, как один из людей сказал Бруно, что по его мнению девушке нужно позволить отдохнуть.

– Она должна потерпеть, пока мы не приедем в Стейнинг, – сказал Бруно. – Привяжи ее к лошади, если надо. – Он повернулся ко мне: – Хочешь сидеть передо мной так, чтобы ты смогла спать, Мелюзина?

Я заставила себя засмеяться, хотя готова была заплакать от слабости.

– Не будь дураком. Я не перышко, как Эдна. Барбе не выдержит если я добавлю свой вес к твоему. Кроме того, устали не так мои глаза, как некоторые другие части тела, и замена моего седла на твое не поможет в этом.

– Ты сокровище, Мелюзина, – пробормотал Бруно, наклонившись к Барбе, чтобы поцеловать меня. – Я все объясню, когда мы прибудем в Стейнинг. Там есть комната, ожидающая нас.

– В это время ночи?

– Да. Я сказал им, что буду позднее.

Должно быть, он опять заплатил им втрое или более того, так как дом весь горел огнями, хотя была уже почти полночь. К нам тут же подбежал человек, чтобы принять лошадей, и мальчик, чтобы помочь ему почистить и накормить их. Другой человек что-то приказал людям на нижнем этаже, а женщина показала нам дорогу в верхнюю комнату, и, когда мы вошли, на столе нас уже ждали теплый пирог и подогретое вино. Женщина сделав низкий реверанс, удалилась, и девочка вслед за ней.

– Обслуживают по королевски, а, Бруно? – спросила я, улыбаясь. – Это чтобы я привыкала жить с Матильдой?

– Я хотел бы этого, но думаю, что скорее всего ты сыграешь девочку, которая кланяется и уходит.

– Это гораздо лучше, – рассмеялась я. – Я предпочитаю ей твое общество, – и это не искусная лесть, так что не начинай зазнаваться.