Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 11

Глава 2

Пятиэтажная хрущёвка на Профсоюзной стояла на своём месте, как будто её когда-то возвели наспех и с тех пор ни разу не вспомнили о ней всерьёз. Жёлтая краска давно потускнела и местами исчезла, оставив после себя тусклые пятна и следы времени. Первый этаж был закрыт плёнкой, на которой отпечатались какие-то следы — возможно, кошачьи, возможно, просто царапины, которых здесь всегда хватало. Всё казалось здесь чужим: и дом, и воздух, и случайные прохожие.

Артём выбрался из такси, стараясь не обращать внимания на усталость, которая всегда накрывает в подобных местах. Чемоданчик с реквизитом тянул руку вниз, напоминая о характере сегодняшней работы. Под мышкой тяжело лежала фляжка — привычная страховка на такие случаи. Дешёвый коньяк с яркой этикеткой «Монастырский огонь» был единственным, во что Артём по-настоящему верил, когда речь заходила о чудесах.

— И как всегда: чем страшнее история, тем меньше лифт, — пробормотал он, глядя на облезлую дверь подъезда, которую пришлось толкать плечом.

Внутри его встретил запах, от которого хотелось разучиться дышать. Старая плесень, остатки забытых продуктов, облупившаяся краска — и что-то ещё, что когда-то напоминало жизнь, но давно вышло из этого состояния. Лампочка под потолком мигала с такой настойчивостью, что в другом месте это могло бы показаться сигналом бедствия, но здесь воспринималось как часть привычного фона.

Внутри его встретил запах, от которого хотелось разучиться дышать. Плесень, остатки забытых продуктов, облупившаяся краска и какой-то едва уловимый налёт сырости, что въелся в бетон за все эти годы. Всё это смешивалось в тяжёлый, вязкий воздух. Лампочка под потолком мигала с такой настойчивостью, будто пыталась достучаться до кого-то снаружи — но здесь её сигналы давно научились игнорировать.

Артём сделал пару шагов вперёд и остановился. На стенах, среди привычных для подобных подъездов надписей «Слава КПСС» и «Зина + Игорь = ♥», проглядывали странные узоры. Царапины, закрученные в спирали, кое-где пересекались, образуя непонятные фигуры, местами почти стирались, но упорно возвращались на глаза. Было видно, что делали их чем-то острым, с разной силой — в одном месте борозда едва касалась штукатурки, в другом глубоко уходила в стену.

Казалось, что эти следы появились не сразу. Некоторые были старыми, почти исчезли под слоем новой краски и пыли, другие выглядели свежими, как будто кто-то недавно старательно продолжал начатое когда-то дело. От спиралей веяло странной не уютностью — они не вписывались ни в уличное хулиганство, ни в традиции местного быта. Как будто кто-то пытался передать сообщение, понятное только ему самому.

— Так, стоп… Это что теперь, мода такая? Или у подростков новое хобби — «мистический DIY»?

Он попытался усмехнуться, но улыбка вышла неуверенной. С каждым шагом по узкой лестнице скрип становился всё громче, будто здание жаловалось на вторжение. Свет дёргался, моргал, как больной на последнем вдохе, и бросал тени, которые двигались с подозрительной инициативой.

«Нервы. Просто нервы. И коньяк ещё не открыл».

На третьем этаже запах изменился — к привычной сырости примешалась резкая, химическая нотка. Казалось, что здесь недавно вспыхнул огонь, но он оставил после себя не тепло, а странную пустоту и гарь. К четвёртому этажу воздух стал ещё тяжелее, появился привкус чего-то лабораторного, неестественного, как будто кто-то собрал всю химию школы в одном месте и забыл закрыть пробирки. Артём замедлил шаг, стараясь дышать поверхностно, но запах всё равно пробирался внутрь — настойчиво, безжалостно.

На пятом этаже он остановился. Дверь квартиры 66 была приоткрыта, из узкой щели лился мутный жёлтый свет — тусклый, беспокойный, похожий на тот, что обычно мигает в старых телевизорах после полуночи. Именно от этой двери тянуло резким запахом серы. Не намёком, не отголоском, а тяжёлой, густой волной, от которой тут же защипало глаза. Воздух здесь был плотным, вязким, будто в нём растворилось что-то чужое. Артём невольно задержал дыхание, на мгновение замер, ловя себя на мысли, что сейчас он бы поверил во всё, что угодно.

Из-за двери доносился слабый звук — тянущийся, неприятный. Будто кто-то медленно водил ногтями по полу или соскребал что-то со стены. Иногда казалось, что этот скрежет доносится вовсе не отсюда, а будто бы изнутри самого здания, из глубины его бетонных костей.

На лестничной площадке сидела женщина — растрёпанная, в халате, словно вышедшая из чужого, слишком долгого сна. Лицо было бледным, потерянным, как у человека, которого только что отпустили из скорой без объяснений, оставив разбираться с реальностью самостоятельно. Елена Ковалёва посмотрела на Артёма, и в её глазах было не просто испуг, а что-то большее — паника, выжженная до основания, такая, что слова здесь были бы только помехой.

— Вы… Шатров? — прошептала она. — Я… я звонила. Это… это там. Она… всё ещё там.

— Ну, ничего, сейчас разберёмся. Вы же понимаете, — начал он с дежурной улыбкой, — дети в переходном возрасте часто расплавляют кресты. Гормоны, чёрт бы их...

Он уже хотел что-то сказать, но фраза умерла у него на губах, когда Елена протянула руку вперёд. На раскрытой ладони лежал металлический крестик — кривой, оплавленный, словно его только что вынули из огня. Края были волнистыми, середина перекошена, будто металл пытался уйти прочь сам от себя и застывал в этом усилии. Артём взял крестик двумя пальцами, осторожно, стараясь не прикасаться лишний раз, как если бы это был дохлый паук или что-то ещё, чему не место среди живых.

— Это с Маши. — Елена говорила тихо, глухо, будто каждое слово давалось с трудом. — Сняла с её шеи. Утром… Крестик начал дымиться. Она закричала. А потом… потом стала говорить. Но голос был не её.

Артём сглотнул — громко, неожиданно для самого себя. Язык словно отдельно от него решил: сейчас самое время для тревоги.

«Металл. Реально расплавлен. Пластик — ладно. Но металл… Кто-то сильно перегрелся. Или я чего-то не понимаю».

— Вы… уверены, что это не подделка? Ну, китайская бижутерия, бывает. Бросил в микроволновку, она и поплыла…

— У нас нет микроволновки, — тихо ответила она.

В этот момент где-то над головой снова раздалось карканье Марты — громкое, неожиданное, будто она напоминала о себе нарочно. Артём невольно посмотрел в окно. На соседском балконе ворона сидела, нахохлившись, будто собиралась выдержать не одну бурю. Перья топорщились, глаза блестели жёстко и холодно, отражая жёлтый свет из коридора. Казалось, что в них мелькают не просто отблески — а крошечные зеркала, может быть, даже чьи-то проходы, ведущие куда-то дальше, за границу обычного подъезда.

— Это она с утра не уходит. Смотрит. Всё время смотрит, — прошептала Елена, и голос её дрогнул. — Я... боюсь заходить. Сама.

Артём вдохнул глубже, чем собирался, и воздух с резким запахом серы ударил в нос — до слёз, до мыслей о бегстве, до желания всё бросить и вернуться к знакомым страницам и безопасным трюкам. На секунду захотелось сдаться, оставить здесь и чемодан, и крестик, и все чужие тревоги. Но он выдержал. Медленно, будто через густую воду, сделал шаг к двери.

«Сейчас зайду. Всё объясню. Подумаем логически. Крысы, проводка, психоз. Всё решаемо».

Рука с чемоданчиком дрогнула. Артём незаметно перехватил её покрепче, сжав пальцы до побелевших костяшек. На мгновение показалось, что вся тяжесть этого вечера сконцентрировалась в одной ручке — и отступать уже было некуда.

— Ну что ж, — произнёс он, с улыбкой, которая трещала по швам. — Давайте посмотрим, что там у нас за... демон по вызову.