Плохой Слон

Все еще держа пистолет нацеленным на Игоря, он молча подошел к нему. Он не ответил на слова мужчины. Не доверял своему голосу, боясь, что он сорвется. Дойдя до Игоря, он приставил дуло пистолета к лбу старика.

— На колени.

Четыре слова, и ему потребовалось все свое самообладание, чтобы произнести их ясно, спокойно и без заикания. У него не было дефекта речи, но что-то в Игоре всегда заставляло его терять дыхание.

Медленно Игорь сделал, как ему велели, подняв руки в воздух. Его суставы скрипели и стонали, как половицы старого дома, когда он опускался на землю. Игорь не отрывал своих голубых глаз от Тирнана. В них была ненависть. И гордость.

— Могу я спросить одну вещь? — сказал Игорь.

Тирнан не ответил. Его враг был совершенно спокоен, и ему это не нравилось. Черт, он должен был кричать.

Но как Тирнан мог этого не предвидеть? Игорь не был плаксой и не был трусом. Конечно, он не плакал и не кричал.

— Как ты это сделал? — спросил Игорь. — Как ты сбежал?

Ответа не последовало.

— Знаешь, Червь, каждую ночь, когда ты ложился спать, я хотел убить тебя и твою сестру. Но в тот год, когда ты сбежал... Игорь замолчал. — Я пообещал себе, что как только вернусь, застрелю и тебя, и твою сестру. Чувствовал, что ты становишься слишком умным и хитрым для своего же блага. А теперь посмотри на себя. Ты опередил меня.

Тирнан улыбнулся.

— Тебе бы повезло, если бы я всадил тебе пулю в лоб, — русский Тирнана был безупречным. Плавным и без акцента. Даже после всех этих лет, когда он отказывался говорить на нем. — Открой рот, мудак.

Игорь сделал, как ему велели. Тирнан знал, что не стоит повреждать череп Игоря — стреляя в него, — но небольшая вечеринка никому не повредит.

— Ты знаешь, каково это — быть изнасилованным? — спросил Тирнан. Настала очередь Игоря молчать. — Не очень-то приятно, вот как.

А потом он трахнул Игоря в рот своим пистолетом. Сильно.

Вставил дуло до самого горла, пока тот не задыхался, вытащил, а потом снова вонзил. Кровь хлынула из рта Игоря, когда Тирнан поранил ему рот. Он задыхался, хрипел, пытаясь вдохнуть воздух.

— Не будь таким слабаком, — ворчал Тирнан, повторяя слова, которые Игорь говорил ему, когда он был еще очень молод и его заставляли трахать шлюх в качестве наказания. — Прими это как мужчина, Игорь. Вот так. Открой рот пошире для меня.

В следующий раз, когда он засунул пистолет в рот Игоря, он разорвал ему обе губы и выбил несколько зубов. Тирнан рассмеялся. Его нелегко было развеселить, но наблюдать за страданиями Распутина всегда казалось ему забавным.

— Знаешь, что я думаю? Тирнан засунул пистолет в рот Игоря, взвел курок, и в воздухе раздался тихий, но смертоносный звон. Игорь упал назад с тихим вздохом. Тирнан присел рядом с ним, прижав одно колено к его шее, перекрыв дыхательные пути, а пистолет все еще оставался во рту Игоря. — Думаю, я сделаю то же самое с твоей маленькой Катей, когда закончу с тобой. Трахну ее лицо своим пистолетом, а потом нажму на курок.

Глаза Игоря расширились.

Тирнан знал, что в конце концов заставит его умолять. Просто оказалось, что не за свою жизнь.

Он не собирался насиловать Катю. На самом деле, прикосновение к любому Распутину добровольно казалось ему отвратительной идеей. Но он убьет ее. О, да. Он убьет их всех. Сотрет эту ДНК с лица земли.

Игорь энергично затряс головой, бормоча — нет, нет вокруг пистолета.

— Да, да, ответил Тирнан, ухмыляясь. — Ей это тоже понравится. Так же, как твоя покойная жена... когда я убил ее.

О, какое удивление на его лице. Это было бесценно. Но Игорь не знал, верно? Что его драгоценная Наталья на самом деле не умерла от шальной пули во время отпуска в Майами-Бич. Понимание наполнило ледяные глаза Игоря, и он попытался сопротивляться, бороться. Обхватил пальцами шею Тирнана.

Тирнан просто рассмеялся. Это было действительно жалко.

— Ты называл меня Кощей, когда я рос. Тирнан направил заряженный пистолет от рта Игоря вниз, по боковой части его лица. Его колено все еще давило на трахею пахана. — Бессмертный. Но я не думаю, что это правда. Я планирую умереть. Очень скоро. Через год, если быть точным. Но я хочу, чтобы ты знал. Пистолет Тирнана опустился ниже, по туловищу Игоря, к его животу. — Что перед смертью я уничтожу все твое наследие своими собственными руками. Независимо от цены. Независимо от метода.

Поп.

Он выстрелил Игорю в почки. Они сразу же взорвались. Боль отразилась в его глазах.

Но, конечно же, он хорошо его воспитал. Тирнан, возможно, и не был сыном Игоря на самом деле, он был далек от этого но, признавал он это или нет, Игорь научил его быть жестоким, расчетливым и злобным. Он умрет от потери крови, испытывая невыносимую боль.

И ему осталось не так много времени.

Игорь должен был тщательно выбирать свои последние слова. У него было всего несколько, и он хотел, чтобы они произвели впечатление. Когда его жизнь промелькнула перед глазами — глазами, которые теперь видели только красный цвет и тени, — он признал, что все могло быть лучше.

Если бы он убил близнецов в утробе матери.

Если бы он позволил Лёше жить с ним, а не в лагере, чтобы они были больше похожи на семью, а не на босса и подчиненного.

Но неважно. Сейчас у него не было времени об этом думать.

— Я накладываю на тебя проклятие, Тирнан, — пробормотал он. — Ты влюбишься так сильно, так глубоко, так безумно, что она заберет у тебя все, — прошипел он, высунув язык из беззубого рта. — Ты потеряешь самое дорогое, что у тебя есть. Проведешь остаток своих дней с клеймом Каина на лбу. Ты не узнаешь покоя. Ты убьешь брата, которого я не успел...

Он бы закончил эту фразу, но в этом не было смысла.

Именно поэтому Тирнан решил избавить их обоих от страданий и застрелил его пулей в горло.

Грязно. Кроваво. И, что самое важное, — этот метод позволил сохранить череп чистым и готовым к снятию плоти.

Тирнан коснулся ушного аппарата, не отрывая мертвых глаз от тела, раскинувшегося у его ног.

— Разорвите его тело на куски. Выбросьте его останки у дверей клуба Ферранте, я хочу, чтобы они знали, что происходит с моими врагами. И отдайте мне его голову.

Он прошел по спине своего мучителя, его крылья сломали несколько бесполезных костей, когда он неспешно возвращался к своей машине.

И впервые за двадцать восемь лет он почувствовал, что живой.