Частокол страха

Глава 1. Лес и Идол

Туман стлался по земле, не спеша, словно упрямо держался за корни, вцеплялся в мох, в острые рёбра камней, что окружали деревянного истукана. Он медлил уходить, как последний свидетель чего‑то чуждого и страшного, цепляясь за каждую трещину в сырой почве.

Агата вздрогнула всем телом, вздох сорвался всхлипом — то ли от ледяного озноба, то ли от глухого, частого удара собственного сердца. Она резко села, наугад, вдавив ладони в тяжёлую, влажную землю, не замечая, как пряди спутанных волос прилипли к щеке, как тонкие пальцы предательски дрожали, будто не слушались. Ботинок соскользнул по скользкому, укрытому мхом корню, и только чудом она не опрокинулась обратно в этот липкий, холодный сумрак.

— Что… что это… — сорвалось у неё, почти шёпотом, но голос прозвучал хрипло, надтреснуто, будто кто‑то выжиг дыру внутри. — Где… чёрт… где я…

Воздух был тяжёлым и вязким, словно его можно было зачерпнуть рукой. Ни звука, ни ответа. Ощущение, будто сама сырость, запах хвои, гнили и старого дерева, подступали всё ближе, собирались вокруг невидимым кольцом. Лес казался живым, внимательным, он слушал.

— Алло? — Голова закружилась от резкого движения — она оглянулась вправо, потом влево, слишком быстро, и мутная волна подступила к горлу. — Эй! — в горле пересохло, голос соскользнул в шепот. — Люди… кто-нибудь… — последний звук выдохнулся хрипом, голос стал чужим. — Господи… что я несу…

Глаза зацепились за пятно — у подножия жертвенного камня, в грязи и хвое, лежал смартфон, чёрный прямоугольник, нелепо неуместный среди корней и мха. Она потянулась к нему — рука двигалась будто сама, мимо сознания, словно всё это уже происходило когда‑то в другом сне. Только когда холодный пластик оказался в ладони, по телу прошла догадка — острая, пугающая. Экран поблёскивал тускло, на нём мелькали тонкие полосы, бледные, как снег на разбитом, старом телевизоре.

— Только не это… — шепот прозвучал глухо, почти беззвучно, губы дрожали, пока она вжимала кнопку блокировки до боли в пальцах. — Давай… работай… пожалуйста… ну же, пожалуйста…

В ответ — только тонкий писк, белый шум, словно чья‑то насмешка из глубины.

— Почему… — голос задрожал, в груди что‑то оборвалось. — Я же… только что… была… возле стола… этот проект… этот грёбаный свет… — Она с силой ударила телефоном о ладонь, резко, будто могла выбить из него жизнь. Ещё раз, и ещё. — Да включись же ты!

Взрыв ярости накрыл её с головой, и рука сама бросила телефон о край камня. Пластик треснул, с хрустом, как скорлупа. Стекло рассыпалось, разбившись, и в тишине послышался короткий, дробный звон, будто сердце её раскололось вместе с этим холодным, чужим предметом.

— Чёрт… чёрт… чёрт! — вырвалось у неё, и рука судорожно дёрнулась, будто Агата уже готова была впиться пальцами в собственные волосы, но что-то её остановило. Она замерла, зажмурилась, потом выдохнула и с усилием заставила себя говорить вслух, будто голос мог нащупать выход из этого липкого тумана. — Ладно… ладно… спокойно… спокойно… — попыталась вдохнуть поглубже, но горло сдавило. — Как спокойно… — вдруг сорвалось громче, и она вскинулась, едва не теряя равновесия. — Как тут, чёрт побери, быть спокойной? Лес… чёртов идол… Господи…

Деревянная морда идола Перуна нависала над ней, неестественно близко, грубые черты в тени казались ещё уродливей, будто тот делал шаг навстречу при каждом её движении. Агата попятилась, пяткой задела острый камень, чуть не оступилась, но удержалась, почувствовав, как холод пробежал по спине.

— Так… стоп… — пробормотала она, и голос её звучал глухо, не своим — словно чужой рот, чужая мысль. — Значит, я… потеряла сознание? Может, авария… или я брежу? — она попыталась ухватиться за остатки логики, сделать голос твёрже. — Так, спокойно… спокойно, вспоминай…

Она судорожно оглянулась по сторонам — лес тянулся чёрной стеной, между стволами струился молочный туман, а воздух казался настолько густым, что казалось — им можно задыхаться.

— Алло! — выкрикнула она во всю силу, пока горло не запершило от натуги. — Эй! Пожалуйста! Здесь кто-нибудь есть?!

Лес отозвался коротким, грубым тявканьем — где-то далеко, почти на самой границе слуха. Агата вздрогнула, плечи её дёрнулись сами, будто тело вспомнило страх быстрее головы.

— Так… хорошо… — Она поспешно вытерла ладони о брюки, оставляя на ткани неровные, тёмные разводы от грязи и влаги. — Может, там… дальше… деревня? Или… или хоть что-то человеческое… — она повернулась к идолу, вновь встретившись взглядом с деревянным ликом. — А ты… чего уставился, а? Убожество… — губы сами задрожали. — Господи… что вообще происходит…

Она сделала неуверенный шаг назад, и дыхание вырвалось наружу с сухим, неуверенным стоном:

— Ладно… если это розыгрыш — он идиотский… Если я сплю — давай уже, просыпайся… ну же… — она вдруг осеклась, прислушиваясь к далёким шорохам, к глухому звуку в груди. — Если… если это всё по-настоящему… тогда… — она сжала плечи, вдавив руки в грудь, как будто так можно согреться и спрятаться одновременно.

Пальцы зябли, рубашка липла к спине, а воздух тянулся к ней, вязкий, равнодушный, как сама неизвестность.

— Я… я сейчас пойду, — проговорила она, обращаясь к идолу, будто тот был обязан услышать или хотя бы притвориться, что слушает. Голос звучал глупо, почти детски, и от этого стало только хуже. — Ты хоть… не падай тут, ясно? От тебя мне сейчас только не хватало проблем… — Она нервно усмехнулась, почти сорвалась на смешок, но в груди сдавило. — Чёрт, я с деревяшкой разговариваю…

Она присела на корточки, с трудом подбирая из грязи разбитый телефон. Каждый осколок казался не просто куском пластика — в них будто прятались остатки прежней жизни, той, где была квартира, электрический свет, звук водопровода по ночам. Она пыталась собрать их, сцепить, будто могла вернуть себе хотя бы минуту, хотя бы иллюзию.

— Ну вот… — пробормотала Агата, вертя в руках кусок корпуса. — Отлично. Просто замечательно. Даже… даже телефона нет. Класс. Молодец, ага, так держать…

Внезапно, словно удар током, она подняла голову. Глаза бегали по стволам, по мутному мареву между ними.

— Но где люди? — голос треснул, в нём было больше страха, чем гнева. — Что за место вообще? Это… — она запнулась, словно язык застрял. — Это же не похоже ни на что знакомое… Ни парк, ни заповедник… И эти… камни… — Она ткнула пальцем в валун, покрытый бурой засохшей коркой. — Кровь, что ли? — шёпот оборвался. — Серьёзно? Кто вообще… кто такое делает?..

Туман дрогнул, едва заметно, и ей показалось, что сгустился вокруг — или просто страх стал гуще. Она выпрямилась, поспешно обернулась через плечо, глотая воздух.

— Алло! — выкрикнула она вновь, громко, изо всех сил, будто хотела пробить эту серую стену леса. — Если кто-то там… прячется — выйдите, пожалуйста! Мне… мне нужна помощь! Я… я заблудилась! У меня… — она на секунду запнулась, почувствовав, как голос ломается. — У меня телефон сломался! И… и холодно тут!

В ответ — только обычные звуки леса: тусклый шелест, ворчание ветра, ни одного человеческого слова.

— Господи… — выдохнула она сдавленно, как после удара. — Так, хорошо. Думай… думай… — взгляд снова скользнул на идола, на эти неровные, будто выжженные черты. — Ты же… ну… языческий, да? Перун… Молния… войны… Я читала, когда-то… в институте… — Она тёрла затылок, будто пыталась выжать из памяти хоть что-то, что могло помочь. — Но это ведь музейная штука… Это не… не может быть вот так… не среди этого…

Она осторожно подошла ближе, на шаг — может, чтобы убедиться, может, просто чтобы не чувствовать себя совсем потерянной, и вдруг громко, почти вызывающе, бросила в воздух:

— Если… если это какой-нибудь… реконструкторский лагерь… вы хотя бы предупредили бы! Я… я плохо переношу… вот это всё… этот ваш экстрим…