Страница 111 из 114
— Поздравляю с решением, — начал Михаил негромко, делая вид, что увлечён тем, как тонет ломтик лимона. — Ваши ходы были точны.
— На точность у меня аллергии нет, — она отстранила лимон и наливала чай, слушая, как ржавой нотой звенит ложка о стекло. — И на закон тоже.
— На подкуп, выходит, тоже, — произнёс он ровно, не повышая голоса.
Скрипнула дальняя дверь — кто‑то вышел покурить. Анна почувствовала, как на мгновение щёлкнули внутри часы в кармане — знакомый тёплый отлив металла, будто обещание, будто память.
«Он знает».
— Товарищ судья, — она подняла глаза и удержала его взгляд. — Вы пришли упрекать меня в чайной у вокзала?
— Я пришёл предупредить, — он отодвинул сахарницу к краю, точно боялся нечаянно задеть её руку. — Григорий — плохая компания. Его знают. И вас начинают знать через него.
— Меня знают через свои слухи, — Анна усмехнулась коротко, почти беззвучно. — А слухи не требуют доказательств.
— Слухи иногда становятся рапортами, — ответил Михаил. — А рапорты — проверками.
— Товарищ судья, я спасаю невинных, а вы упрекаете за грязь их системы? — Анна взяла стакан и обожгла губы, чтобы не дать голосу дрогнуть. — Я пользуюсь тем, что работает. Иначе Григоренко сидел бы сейчас не в чайной, а в камере.
— Я не упрекаю, — сказал он тихо. — Я прошу быть осторожнее.
Они замолчали, слушая, как у стены позванивает ложечками компания железнодорожников и как за тонкой перегородкой кашляет кто‑то прячущийся от холода. Шорох шинелей, чей‑то смешок, резкий шёпот про талоны. Анна положила ладонь на сумку — внутри книга, под обложкой бумага, на бумаге — тонкая линия её свободы и чьей‑то жизни.
— Григорий не отдаёт ничего просто так, — добавил Михаил после паузы. — И когда‑нибудь попросит в ответ больше, чем вы готовы дать.
— Уже попросил, — сказала Анна и тут же пожалела.
«Говори меньше».
— Сколько?
— Не в рублях дело, — она переставила стакан ближе к себе, чтобы занять руки. — В именах. Он любит держать их у горла.
— Значит, нельзя давать ему второе горло — своё, — Михаил чуть подался вперёд. — Я знаю о ваших связях с ним. И ещё о том, как быстро бегут слухи по коридорам коллегии.
— Конечно, бегут, — Анна пожала плечами. — Там слишком много ног.
— И ушей, — сказал он. — В том числе тех, что принадлежат людям, которым лучше ничего не слышать.
Анна усмехнулась, но вышло нервно.
«Чёрт. Не колись. Ты же просила сама себя об этом с утра, перед зеркалом, где вместо тебя — чужая, с платком и советским платьем».
— Тогда скажите прямо, — она наклонилась, их голоса почти исчезли в паре над чайником. — Вы знали и всё равно оставили папку открытой. Зачем?
— Потому что именно там лежали протоколы, которые должен был видеть защитник, — ответил он, не давая эмоциям прорваться. — Только защитник.
— Вы доверяете мне, — сказала Анна, и слова неожиданно зазвучали как признание.
— Я доверяю закону, который вы умудряетесь заставить работать, — он чуть улыбнулся, как в зале, в момент, когда объявлял решение. — И… — он сделал паузу, будто проверял себя на лишнее слово, — доверяю вам, раз вы выбрали этот путь не из славы.
— Славы здесь не дают, — откликнулась она быстро. — Здесь выдают очередь в гастроном, лишний взгляд на проходной и соседку, которая считает ваши минуты у плиты.
— А ещё — протоколы с подписью Соколова, — сухо заметил Михаил. — И запросы на проверки.
— Он уже шипит, — сказала Анна. — В коридоре суда обещал.
— Поэтому я и здесь, — он кивнул на окно, за которым мигал фонарь, обводя бледным кругом сугроб у стены. — Чайная не лучшее место, но здесь проще затеряться среди экипажей и чемоданов.
— Я заметила, — Анна сдвинула в сторону блюдце. — Вы пришли без папок и без мантии.
— Мы не в суде, — сказал он. — Значит, можно говорить ровнее.
— Тогда скажите, что вы думаете о моих методах, — бросила она, как камешек в прореху льда. — Без протоколов, без статей.
— Я думаю, вы слишком много берёте на себя, — ответил он. — И слишком мало оставляете себе.
— Это упрёк?
— Предупреждение, — повторил Михаил. — Если Григорий потянет вас туда, где закончится право, я не смогу вам помочь. Судья не вытаскивает из подвалов.
— Подвалы — не мой жанр, — отрезала Анна. — Я работаю наверху, при лампах и протоколах.
— Тогда держитесь ламп, — его взгляд стал на миг жёстче. — И держитесь подальше от тех, кто выключает свет.
Официантка поставила между ними тарелку с тонким ломтем ситного — серая корка, ровная крошка. Анна отломила маленький кусочек и услышала, как где‑то позади распахнулась дверь: вошёл мужчина в сером пальто, отряхнул снег небрежным движением и оглядел зал слишком внимательно.
— Видите? — Тихо спросил Михаил, не поворачивая головы. — В Ярославле снег знают все. Но есть те, кто нюхает следы.
— Я привыкла, — ответила Анна. — Иду дворами.
— Идите прямыми улицами, пока есть закон, — он пододвинул ей сахарницу обратно, и пальцы нерешительно коснулись края её ладони. — А я постараюсь, чтобы закон не свернул.
Она моргнула, переводя дыхание.
«Он сказал — постараюсь. Значит, это больше, чем дружеский взгляд в зале. И больше, чем профессиональная симпатия».
— Если Соколов начнёт проверку, — Анна наклонилась. — Вы сможете…
— Я смогу сделать только одно: настоять на том, чтобы проверка была в рамках, — сказал Михаил. — Ни шага в сторону.
— Мне бы этого хватило, — ответила она. — Остальное — моя территория.
— Тогда не приглашайте туда Григория, — сказал он. — Он ходит по вашей территории так, будто уже вычертил её мелом.
— Он знает, что я плачу деньгами, — Анна сжала пальцами горячее стекло и почувствовала, как тепло впивается в ладони. — Но не знает, чем на самом деле расплачиваюсь.
— Он узнает, — произнёс Михаил. — И начнёт брать именно это.
— Значит, я успею раньше, — отрезала она. — Дело Григоренко — не последнее.
— И не первое, — он на секунду улыбнулся. — Вы когда‑нибудь спите, Анна?
— Иногда, — она тоже позволила улыбку. — Когда в чайной дают кипяток без очереди.
— Тогда пейте, — Михаил поднял свой стакан. — Кипяток остывает, а Соколов нет.
— Вы умеете ободрить, — сказала Анна.
— Я умею считать последствия, — он стал серьёзен. — Если у вас на руках материалы, которых не должно быть, — он кивнул на сумку, — не носите их с собой. Ни в чайные, ни в коммуналки.
— Тайник надёжен, — ответила она. — Под половицей у меня живёт целая библиотека.
— Библиотеки сгорают, — тихо заметил он. — А половицы скрипят.
— Скрип не страшен, когда знаешь, на какую доску наступать, — сказала Анна. — Я учусь быстро.
— Я вижу, — его голос смягчился. — И ещё вижу, как вы оглядываетесь.
— Привычка, — она снова заметила мужчину в сером пальто — тот теперь стоял у стойки и слишком настойчиво спрашивал официантку про «свободные места ближе к окну». — Здесь любят смотреть в спину.
— Здесь любят записывать в блокнот, — Михаил усмехнулся глазами. — Но иногда блокнот достаётся тому, кто записывает.
— Отдаёте мне честь за сегодня?
— Отдаю вам должное за то, как вы сделали свидетеля — аккуратно и по делу, — он поставил стакан и подался к выходу взглядом. — Но помните: чем аккуратнее вы работаете в суде, тем грубее вас будут толкать вне его.