Канатная плясунья

Дери не имел ни малейшего представления, что будет или, вернее, сможет сделать, если поднимется переполох, означающий лишь одно – Телор попался. Ему никак не удастся спасти менестреля, если Орин прикажет убить его немедленно. В этом случае все, что может сделать Дери, – это отомстить за друга. Но Орин, кажется, любил подвергать своих пленников пыткам, и Дери решил во что бы то ни стало избавить Телора от подобной смерти или же погибнуть при этом самому и не знать о случившемся. От этих мыслей у карлика все пересохло во рту и ныл желудок.

Кэрис, не раздеваясь, прилегла на тюфяк в ожидании утра. Она испытала огромное облегчение, когда уехал Дери. Девушка не собиралась спать, но когда вдруг проснулась, то поняла, что все же сумела задремать. Сначала Кэрис не могла понять, что разбудило ее, но когда повернула голову, на лицо ее упал луч лунного света. Почувствовав вдруг тревогу, девушка прислушалась, и, услышав тихий, царапающий звук, вскочила на ноги и раскрыла ставни чердачного окна. Она была уверена, это вернулся Дери; ее сердце заколотилось при мысли, что он приехал с Телором, но в следующий момент девушка похолодела от страха, решив, что карлик не присоединился к воинам лорда Уильяма, так как Телор уже мертв. Но когда Кэрис раскрыла ставни, она никого не увидела и поняла, что звуки доносятся из харчевни.

Девушке показалось, будто чья-то сильная рука схватила ее сердце и сжимает изо всех сил, так ей было страшно от переполнявших ее предчувствий. Дери внизу, думала она, он боится подняться наверх и сказать ей, что Телор покинул их навсегда. И тогда вся ее вера в покровительство Пресвятой Богородицы окажется глупой мечтой ребенка, который придумал ее, чтобы не было так страшно. На глаза Кэрис навернулись слезы и медленно покатились по щекам, ей пришлось даже ухватиться за раму окна, чтобы удержаться на ногах. Но как только девушка смогла взять себя в руки, она спустилась вниз по лестнице. Эту весть скрыть невозможно, и оттого, что Кэрис узнает ее позже, она не станет менее горькой.

Кэрис приоткрыла дверь харчевни и тихонько позвала Дери, но в ответ услышала чей-то вскрик, исполненный ужаса. Дери никак не смог бы издать подобный звук, как бы ни был он напуган или убит горем, он просто не умел пищать. Значит, это не Дери, а всего-навсего вор! Кэрис охватила радость.

– Выходи! – велела Кэрис. – Я не сделаю тебе ничего плохого и отпущу, но ты не должен воровать ничего дорогого, – ответа не последовало, и в голосе девушки послышались уже более суровые нотки, хотя говорила она тихо. – Если ты сейчас же не выйдешь, я позову на помощь. Мы с другом должны будем заплатить за каждую пропавшую вещь в этой харчевне, и я не...

– Не надо никого звать, – раздался дрожащий шепот. – Это я, Энн.

От неожиданности Кэрис потеряла дар речи, но, в конце концов, сумела выдавить прерывающимся шепотом, в котором явно слышалось недоверие:

– Энн?

Маленькая фигурка вышла из темноты на тусклый свет, падающий из открытой двери.

– Где он? – зло спросила Энн. – Наверху? В твоей постели?

Хотя Кэрис все еще не могла поверить своим глазам, она услышала в вопросе страдание, протянула девушке руку и сказала:

– Дери уехал, чтобы помочь Телору, – но потом удивление все же взяло верх, и Кэрис спросила:

– А что ты делаешь здесь, так поздно ночью?

Воцарилось молчание, потом Энн сказала с вызовом:

– Я пришла, чтобы отдаться Дери, чтобы хоть раз в жизни ощутить, как меня обнимают руки мужчины, чтобы… – голос девушки внезапно оборвался, и она зарыдала.

– О, Энн, – прошептала Кэрис, – он этого не сделает. Ты ведь слышала, как он говорил твоему отцу, что пальцем до тебя не дотронется.

– Ты хочешь сказать, что он тоже считает меня чудовищем?

– Энн! – Кэрис вздохнула. Она хотела посоветовать девушке идти домой, пока никто не заметил ее отсутствия, но вместо этого произнесла:

– Пойдем со мной на чердак.

В следующую минуту Кэрис пожалела о своем предложении, подумав, что Энн не сможет взобраться по лестнице, но девушка не отказалась и с трудом, хотя и не с таким уж большим, забралась на чердак. Кэрис зажгла две свечи, потом повернулась, чтобы предложить Энн присесть вместе с ней на тюфяк, где спала, и замерла с открытым ртом. Она больше не видела несоответствия между лицом и детским телом. Поверх желтой рубашки Энн надела ярко-красный сарафан, плотно облегающий ее фигуру, которая оказалась гораздо более развитой, чем предполагала Кэрис.

– Клянусь Пресвятой Богородицей, – только и смогла вымолвить Кэрис. – Дери, конечно, сдержал бы слово, данное твоему отцу, но это было бы для него совсем непросто. Энн, ты такая красивая. Думаю, твой отец сумасшедший. Мне кажется, любой мужчина, который увидел бы тебя сейчас, с радостью принял и любил бы тебя с такой страстью и нежностью, о которой мечтает каждая женщина.

– До тех пор, пока я не родила бы ему ребенка-урода, – возразила Энн.

Кэрис не знала, что ответить на это. Ей было известно: женщины-карлицы, жившие среди артистов, иногда рожали детей-карликов, еще более уродливых, чем их родители. Но иногда дети карликов ничем не отличались от нормальных детей. Среди артистов это не имело особого значения, ребенка-карлика принимали с радостью. Но обычного человека, горожанина, вряд ли это обрадовало бы.

– Я никогда не выйду замуж, – продолжала Энн, – так неужели я не права и в том, что хочу узнать мужчину? А Дери не похож на большинство... тех, кого я видела. Он умный. И добрый. Его лицо... Я никогда не забуду его, никогда. Отец убьет меня, если узнает, что я хотела сделать. Больше всего на свете он боится, что у него будет внук-урод, из-за которого нашу семью будут считать проклятой. Но мне все равно. Когда Дери вернется? – девушка подошла к Кэрис и взяла ее за руку. – Он ведь вернется, правда?

– Я… я не знаю, – ответила Кэрис. – Он, конечно, вернется, если сможет, но...

– Что ты имеешь в виду под этим «если сможет»? – закричала Энн. – Ты считаешь, что желаешь мне добра, не говоря прямо, что Дери не хочет иметь дело с женщиной-карлицей.

– Успокойся, дурочка, – сердито сказала Кэрис. – Ты слишком много думаешь о себе. Ты – не центр вселенной. У Дери есть гораздо более важные дела, чем думать о какой-то девчонке, – тут к Кэрис вернулись все ее страхи, и подбородок девушки задрожал. – Дери и моему Телору грозит смертельная опасность. Они могут не выйти из всего этого живыми, а ты думаешь только о своих ущемленных чувствах.

– Я не знала, – прошептала Энн. – О да, ты ведь говорила, что у Телора какие-то дела с лордом Уильямом, но... Неужели мы ничем не сможем им помочь?

Кэрис уставилась на Энн, лишившись на какой-то миг дара речи. Этот вопрос был самым последним, какой она могла ожидать. Горестный крик, обещание молиться, зажигать свечи... Но желание помочь? Какую помощь имела в виду Энн? И Кэрис задала этот вопрос вслух.

– Как я могу говорить, не зная об опасности, которая им угрожает? – ответила Энн. – Я не очень сильная, но никто не заметит ребенка, бегающего с поручениями или просто болтающегося то тут, то там, маленькую девочку, баюкающую свою тряпичную куклу в углу. И я знаю ядовитые растения. Отведи меня на кухню, и я заставлю всех вспомнить обо мне – я сумею уложить целое поместье и убью многих.

Ярость на лице девушки, когда она говорила эти слова, заставила Кэрис задрожать, но дрожь быстро прошла. В голове ее зрел план, и возникал он так отчетливо и так быстро, что Кэрис невольно глянула через плечо. Луна переместилась, и все чердачное окно было залито серебристым светом. Но для осуществления плана Кэрис был необходим ответ на один вопрос.

– Энн, Телора и Дери нет в Леглейде, – сказала Кэрис. – И чтобы помочь им, тебе придется уехать со мной. Я уверена, тебя сурово накажут. Ты должна хорошо подумать...

Энн вздрогнула, а потом засмеялась.

– Мне не нужно думать, папа просто-напросто побьет меня, запрет наверху и оставит на какое-то время без обеда, но зато я увижу что-то другое, кроме этой харчевни, и сделаю больше, чем простое помешивание в котле. Да, я поеду с тобой, но где они?