Бык из моря

Первым желанием Ариадны было удрать в купальню, запереть дверь и где-нибудь спрятаться — но именно этого и ждал от нее Вакх. А от великого мага, если он захочет войти, не спасут никакие засовы. Она напомнила себе, как встречалась с купцами, решившими, что сумеют ее надуть, как противостояла Пасифае, которой всегда боялась до судорог. И неторопливо смерила Вакха взглядом.

— Я выйду и встречу гостей Диониса, — проговорила она. — Это дом моего господина, не мой, — и я не забываю об этом.

Эти слова напомнили Вакху, что это также и не его дом, а заодно дали ему ясно понять, что Ариадна — как и он сам — знает, что он ведет себя недопустимо вольно.

— А теперь, — продолжала девушка, — может быть, ты наконец исполнишь повеление своего господина и принесешь мне надлежащее платье? Мне очень неудобно, что придется встречать гостей Диониса в лохмотьях, но я объясню, что не желала их оскорбить, просто слуга ошибся и позвал их слишком рано...

Вакх вытаращился на нее. Рот его приоткрылся от удивления.

— Кто ты такая, по-твоему? — процедил он, придя в себя. — Одна из великих?

— Вот уж нет, — ответила Ариадна, принуждая себя не трястись и дышать ровно. — Я точно знаю, что я — смертная служительница божественного Диониса. Он назвал меня своей верховной жрицей, Устами и Избранницей — но я всего лишь его преданная раба. А вот кто ты?

Лицо Вакха вспыхнуло.

— Ты не будешь здесь править! Не будешь! — прорычал он и выскочил из покоя.

И тогда Ариадну затрясло — да так, что какое-то время она не могла сойти с места. Но девушка заставила себя выйти из комнаты и пройти широким коридором в приемную залу. Там страхи, которые она в ожидании встречи с разгневанными богами постаралась загнать поглубже, едва вновь не вырвались на свободу. На великолепных мягких стульях, что выглядели, как грубые пни и скамьи, сидели две самые прекрасные женщины мира — и мужчина, что был много прекраснее их.

Ариадна ухватилась за каменный ствол и облегченно усмехнулась. Вакх не рискнул позвать тех, кого не назвал Дионис, надеясь, без сомнения, отговориться тем, что Эрос, Психея и Афродита неправильно его поняли — или что им так хотелось взглянуть на диковинную тварь, которую Дионис приволок из земель смертных, что они пришли раньше.

Все трое тут же посмотрели туда, откуда донесся смешок — и Афродита, вскочив, легко побежала к Ариадне, протягивая к ней руку. И, очевидно, разглядев хорошенько девушку, резко остановилась в нескольких шагах от нее.

— Дитя! — вскрикнула она. — Да ты вся в крови! Что этот сумасшедший Дионис сделал с тобой?

— Ничего. Ничего, — выдохнула Ариадна. — Это не моя кровь, божественная Афродита. И Дионис тут ни при чем. Это... это мой сводный брат, Минотавр... случайно.

Афродита, которую Минотавр совершенно не интересовал, снова заулыбалась.

— Ни при чем до тех пор, пока ты невредима. Я уж боялась — Дионис снова отправился рвать кого-то в клочки, из-за того что тебя ранили. Он такой... порывистый.

— Он еще очень юн, госпожа Афродита, — вступилась за Диониса Ариадна, не подумав, как странно это прозвучит в ее устах — ведь он в десять, а то и в двадцать раз старше нее. — И просто не понимает, что должен думать, прежде чем позволять своему Дару вырваться. Когда ему плохо, не важно, причинили ему боль сознательно или по неразумию, он злится. А потом, видя, как окружающие боятся и избегают его, злится еще больше. И сам начинает страшиться того, что творит.

К ним вместе с Эросом подошла вторая женщина, такая же высокая, как он. Она кивнула, соглашаясь с Ариадной, и взяла ее за руку.

— Уста и Избранница, — проговорила она. — Ты — причина тому, что в последние годы Дионис так спокоен. Мы не знали, верить ли тому, что он говорил о тебе, — но он прав. — Она взглянула на ладонь Ариадны в своей руке и, повернувшись, сказала Афродите: — В ней тоже дух Матери.

— Ты сделаешь Диониса тем, чем он должен быть, — сказал Эрос.

— Мужчины слишком упрямы, чтобы позволять женщинам что-то из них делать, иначе они давно уже были бы идеальны, — заметила Психея, но глаза ее лучились лукавством. — А где Дионис? Как он мог бросить тебя одну — нам на съедение?

— Это все Вакх, — сказала Ариадна. — Он пригласил вас прийти сразу же, а Дионис собирался устроить ужин. Бедный Вакх. Мое прибытие пришлось ему весьма не по душе, и он, думаю, надеялся, что я произведу на вас дурное впечатление или вообще откажусь с вами встретиться. Дионис ушел, чтобы организовать угощение. Подозреваю, гостей у него бывает немного — и он опасался, что слуги не смогут приготовить изысканной трапезы. Он рассказывал, госпожа Афродита привыкла к изобилию деликатесов...

— Нет, — сказал Эрос, — это я привык. У меня был очень плохой аппетит, вот Афродита и пыталась возбудить его разнообразием. — Он искоса взглянул на Психею. — Теперь аппетит у меня хороший. Я мог бы съесть жареную лошадь — причем без гарнира.

Ариадна поняла, что это шутка, и улыбнулась, но она видела, что взгляд Афродиты прикован к ее платью.

— Простите мне неподобающее платье, — поспешно проговорила она. — Я не хотела оскорбить вас. Вакху сказано было достать мне одежды получше, но...

— Это прекрасный наряд, — округлив глаза, перебила Афродита. Ее завороженный взгляд остановился сперва на корсете, оставляющем груди обнаженными, потом — на юбке колоколом, что делало талию узкой, а бедра — широкими, и, наконец, — на широком бахромчатом переднике, который углом сходился к точке, где был укреплен большой аметист, что невольно притягивало взгляд к месту ложбинки между ногами. Богиня склонила головку к плечу и добавила: — Ну или он был бы прекрасным, не будь весь в крови. Он подчеркивает в женщине все, что нужно. — Она повернулась к Эросу. — . Как вышло, что я до сих не видела ничего подобного?

— У тебя нет храмов на Крите, — объяснил он. — Там, на Крите, поклоняются Матери, хотя и признают несколько ее воплощений — скажем, Потнию.

Афродита задумалась.

— Поклоняются только воплощению?.. Я бы не возражала, но...

— Афродита, прошу тебя! — взорвался Эрос. — У Зевса с Афиной случатся припадки, а я вовсе не хочу быть поджаренным молнией или насаженным на одно из Афининых копий при попытке объяснить, что ты всего-то и хотела, что новый наряд.

Юная волшебница пожала плечами. Власть и приношения почитателей значили для нее меньше, чем для большинства магов, потому что она могла получать все, что хотела, и без прихожан. Она продолжала разглядывать наряд Ариадны, склоняя голову тот так, то этак, и с каждым мигом улыбка ее становилась все ослепительнее. Эрос и Психея переглянулись.

— Ну ладно, ладно, мне не нужен храм, — махнула рукой Афродита. — Я просто хочу носить такое платье, а для этого вовсе не нужно, чтобы мне поклонялись на Крите... Оно будто говорит с моей душой.

Ариадна задохнулась от ужаса. Она знала — Дионис говорил ей, что Афродита неукротимо, безнадежно сластолюбива, что едва ли ночь проходит без того, чтобы тот или другой маг или просто мимолетно понравившийся ей смертный не оказался в ее постели — или она в его. Однако выглядела и одевалась она, как девочка, едва достигшая поры женственности, не только поразительно красивая, но и бесконечно желанная — и совершенно невинная. Воплощение любви, какой ее жаждут видеть и знать.

— О госпожа моя, — выдохнула Ариадна, умоляюще складывая руки перед своими гордо приподнятыми грудями. В мысли одеть Афродиту в критское платье сквозило что-то почти непристойное — то были выставленные напоказ неистовые чувственность и сластолюбие, таящиеся под идеальной внешностью недотроги. То, чего никто не захочет обнажать. Это было отвратительно.

— Нет, Афродита. — Психея вздохнула. — Не здесь. И вообще вряд ли это платье тебе пойдет.

— Почему нет? — Афродита переводила взгляд с Психеи на Эроса и обратно, губы ее кривились. — Это наряд женщины, которая знает все лики любви — и жаждет их всех. — Она взглянула на Ариадну, стыдливо прикрывающую грудь, и засмеялась. — Я говорю не о тебе, дитя. Ты носишь это платье без похоти — в невинности и гордости чистой женщины.