Бык из моря

Ариадна медленно собрала фрагменты игры и отложила их в сторону. Кончено. События этого дня пробежали перед ее мысленным взором — ярость Минотавра, ожидающий ее Дионис, его слова, что афиняне считают Минотавра ложным божеством, а египетские жрецы Аписа жаждут заполучить его для своего храма... удовольствие от игры... Дальше думать она не могла, не могла оставаться один на один с мыслью о том, что она вызывает у своего бога лишь отвращение. Вместо этого она ухватилась за необходимость поведать отцу о египтянах и афинянах.

Дионис стоял в лесистом атриуме своего дома, тяжело дыша. Он почти забыл, что Ариадна еще дитя, — пока не обнял ее так крепко, что ее хрупкость напомнила ему об этом. Дитя? Она мала ростом, но в том поцелуе, которым она одарила его, не было ничего детского. И так позорно проиграть... теперь он заподозрил, что проигрыш не был случаен. Она проиграла, чтобы поцеловать его. А если она сделала это нарочно — она более не дитя.

Губы Диониса приоткрылись, чтобы произнести слова, которые перенесут его назад, в святилище Гипсовой Горы, но он не произнес их. С чего бы это ей вдруг заманивать его в объятия страсти? Не обучил ли ее уже плотским радостям какой-нибудь мужчина? И что же она будет делать теперь — когда он ответил на ее страсть, но оставил ее неудовлетворенной? Отыщет своего любовника, разумеется, и удовлетворит свое желание.

Дионис вышел в коридор, что соединял его крыло дома с тем, где жили Вакх, Силен и слуги, и во весь голос позвал Вакха — с гадальной чашей.

— Найди Ариадну, — коротко велел он.

Картинка возникла сразу, как только Вакх поставил чашу на один из окружающих фонтан столиков и наполнил ее вином. Появилась Ариадна, она складывала и убирала рассыпанные фрагменты игры. Потом на мгновение застыла, глядя в окно, — и вдруг сорвалась с места, торопливо накидывая теплый плащ. Чуть погодя стало ясно, что идет она во дворец.

— Пошла к своему чудищу, — хмыкнул Вакх. — Заглянем куда-нибудь еще, Дионис?

— Нет.

Ответ прозвучал быстро и жестко. Вакх вскинул глаза на своего господина, увидел его лицо — и вновь склонился к чаше, еще пристальнее вглядываясь в нее. К его удивлению, Ариадна не пошла, минуя покои родителей, к комнатам Минотавра. Она остановилась и заговорила со стражником у приемной отца. Тот кивнул, отсалютовал и с поклоном пригласил ее внутрь. Рука Диониса так сжала спинку кресла Вакха, что дерево хрустнуло. Вакх чуть слышно вздохнул. Эта рука могла точно так же сжаться на его шее и переломить её, как сучок, — Вакху уже приходилось видеть, как Дионис делал это. Бисеринки пота выступили у него на лице и защекотали спину.

В чаше Ариадна прошла мимо собравшихся в приемной, едва удостаивая кивком тех, кто ее приветствовал. Она обратилась к стражу у дверей личных покоев царя Миноса, тот кивнул и произнес несколько слов — каких, разобрать не удалось.

— Я хочу все слышать, — сказал Дионис.

Вакх сосредоточился на сцене в чаше и напитал образ Силой. Из дверей царя Миноса, недовольно хмурясь, вышел богато одетый человек. Стражник чуть поклонился Ариадне и вошел внутрь. Через мгновение он снова возник на пороге.

— Он сейчас же примет тебя, — объявил он и распахнул перед Ариадной дверь.

Вместе с ней Вакх и Дионис попали в средних размеров залу, на полу которой бледно-зелеными плитками были выложены волны. Позади виднелись распахнутые двери в спальню, золотистое сияние изливалось в залу сквозь световой колодец. На возвышении меж двух светилен за крапчатым мраморным столом сидел царь Минос. Он был один — ни писцов, ни стражи. Стены покоя покрывали великолепные фрески, изображающие сад, в котором, радуя душу и глаз, порхали птицы и бабочки.

Дионис вздохнул и разжал сжимавшие спинку кресла пальцы, но продолжал следить за образами в чаше. Вакх закусил губу: он устал и не знал, долго ли еще сможет, удерживать внятность звуков.

— Ариадна, — сумрачно произнес Минос. Она чуть наклонила голову.

— Царь Минос. Благодарю за быстрый прием. Я принесла вести, которые тебе следует знать.

Минос кивнул.

— Выслушаю со вниманием. Я обещал почитать Уста Диониса и держу слово. К тому же я давно хотел поблагодарить тебя за усилия, которые ты прилагаешь, чтобы Минотавр был доволен. Удовлетворить живого бога — нелегкое дело. Каковы бы ни были его силы — они в новинку ему; он еще очень юн. Он становится все беспокойнее и не может понять, почему ему нельзя ходить туда, куда он хочет, — и тогда, когда хочет.

Дионис коснулся плеча Вакха.

— Довольно, — сказал он.

Итак, она не только не изменяла ему, но даже не пылала страстью. И побежала она не к любовнику, а к отцу, как и собиралась, чтобы предупредить об исходящей от египтян и афинян угрозе. Дионис отвернулся от Вакха и пошел через атриум, шепча слова заклятия, что отпирало дверь в его покои. Он вошел и закрыл ее за собой, взгляд его через гостиную устремился к спальне. Мысленным взором он видел большое ложе и на нем, на белой подушке, — рассыпавшиеся черные волосы Ариадны. Дионис сглотнул.

Допустим, он удовлетворит желания своей и ее плоти — но что дальше? Между ним и другими его жрецами никогда не было ничего, кроме горячечного жара плоти — и горького опустошения, когда Сила изливалась из него, чтобы оплодотворить лозы. Или — когда жрица не могла принять и преобразовать Силу — мерзкий восторг звериного совокупления, озаренного вспышками страсти — он использовал их, чтобы дать плодородие почве. Диониса передернуло. По крайней мере сейчас он не посылает своих ревнителей проливать кровь, чтобы оросить ею землю. Но если он утратит те покой и радость, что дарит ему Ариадна, — кто знает, не пробудится ли в нем опять тяга к этому?

Он так настойчиво уговаривал Ариадну переселиться к нему на Олимп, потому что каждая минута рядом с ней была для него радостью. Теперь же он не был уверен, что не ошибся. Как она жаждет быть с ним, так и он — с нею. Дионис чувствовал: его тело откликнулось на одну только мысль о ней. Они с Ариадной просто не смогут спать в разных спальнях — тем более что меж ними такой узенький коридор. Они окажутся в одной постели на вторую, а то и в первую ночь — и если страсть разрушит их дружбу... Но разрушит ли?

Ему вспомнились Гадес и Персефона, связанные любовью, густо сдобренной страстью, — но страсть лишь делала их узы крепче. Они настолько слились друг с другом, что, казалось, обрели одно тело, одну кровь, один костяк — и при этом каждый остался собой. Если бы и ему обрести подобное!.. Дионис глубоко, прерывисто вздохнул. Так стоит ли попытка получить нечто похожее потери того, что есть у него сейчас?

Ариадна была благодарна отцу, что он принял ее сразу, прежде всех тех, кто ожидал приема, но ее озадачило, что он был один. Но затем она постаралась скрыть усмешку. Минос удалил всех на случай, если она принесла еще какое-то нежелательное Прозрение Диониса, — он хотел быть уверенным, что свидетелей не будет. Но даже поняв это, девушка беспокойно огляделась: она чувствовала, что за ней следят. В зале не было никого, кроме них двоих, — и глаза ее обратились к открытым дверям спальни. Не отослал ли царь стражей и писцов туда? — думала Ариадна, обмениваясь с отцом приветствиями. Но зачем? Вопрос этот стал очень важным, когда она услышала неприятную новость — Минотавр неспокоен.

— Минотавр хочет на свободу? — потрясенно переспросила Ариадна.

Тень тревоги — а может быть, гнева — пробежала по невыразительному обычно лицу Миноса.

— Твоя мать все еще не оставила надежд обучить его ответным песнопениям обряда Поворота года. Она обещала, что если он все выучит, то будет присутствовать на церемонии — вот ему и захотелось гулять.

Ариадна резко выдохнула.

— Но Минотавр не может отвечать ей — он ее сын. Обряд говорит о слиянии и зачатии новой жизни...

Минос пожал плечами.

— Не стоит об этом спорить. Он никогда ничего не выучит, но теперь, стоит ему правильно повторить два слова, как он требует, чтоб его выпустили.