Страница 81 из 98
— Мой ангелочек, — зарыдала няня. — Должно быть, сама Лурлина на золотой колеснице забрала ее в рай. — Ни с того ни с сего она погладила кусок сыра на тарелке, намазала маслом салфетку и откусила кусок. — Когда мы едем на похороны?
— Тебе сейчас вредно путешествовать, — сказала Эльфаба. — Я отбываю через пару дней, а с тобой останется Лир.
— Не останусь! — вставил тот.
— Он хороший мальчик, — сказала няня. — Но Несса была лучше. Ужасный день! Я буду пить чай у себя. Не могу же я сидеть тут с вами, как будто ничего не произошло. — Она поднялась, опершись о голову преданного Чистри. — Знаешь, Эльфи, Лир еще слишком мал, чтобы оставлять нас одних. Вдруг на замок кто-нибудь нападет? Как в прошлый раз, когда ты исчезла.
Старуха сделала укоризненное лицо.
— Няня, милая, арджиканские отряды охраняют горы днем и ночью. Солдаты Гудвина не посмеют и носа сунуть дальше Красной Мельницы после того, что здесь натворили. Тебе нечего бояться, ты прекрасно это знаешь.
— Вот закуют меня в цепи и уведут, как бедную Сариму с семьей, — ныла няня. — Ты их так и не спасла.
— Все еще впереди, — сказала Эльфаба няне в ухо.
— Какое там! Семь лет прошло. Они давно гниют в общей могиле. Хвала Лурлине, что Лира с ними не было.
— Я пытался их спасти, — вмешался мальчишка. В рассказах о своих похождениях он отвел себе героическую роль. Он побежал догонять солдат вовсе не от скуки, а чтобы освободить княжескую семью. На самом же деле капитан Вишнекост из жалости велел связать Лира и оставить на сеновале, чтобы не заключать его вместе с остальными. Откуда капитану было знать, что он оставляет на свободе внебрачного сына Фьеро, — ведь Лир и сам этого не знал.
— Да, да, хороший мальчик, — повторила няня. Она уже забыла о только что услышанной трагедии и переключилась на ту, которая глубже засела в памяти. — Я тоже пыталась помочь, но что могла сделать старая няня? Как ты думаешь, Эльфи, они живы?
— Я не знаю, — в десятитысячный раз принялась объяснять Эльфаба. — Их могли тайно переправить в Изумрудный город или еще куда-нибудь. Я пыталась выведать их судьбу, подкупала чиновников, нанимала сыщиков, писала княгине Настойе, просила ее помощи. Целый год провела в бесплодных поисках. Сколько раз тебе повторять? Хватит меня мучить напоминаниями о моих неудачах.
— Это все я виновата, — затянула няня обычную песню, в которую она ни капли не верила. — Если бы я была моложе и сильнее, то показала бы этому капитану, он бы у меня поплясал. А теперь поздно. Саримы и ее сестер уже нет. А ты что — тебе нужно, ты и уехала. Кто ж тебя осудит?
Но образ умирающей Саримы, так и не простившей Эльфабу за смерть Фьеро, причинял колдунье такую же боль, как вода.
— Неужели и в собственном доме мне не будет покоя? — взвыла она. — Хватит об этом. Ступай пить свой чай и помалкивай.
Оставшись одна, ведьма села и задумалась о Нессарозе и о том, чем обернется ее смерть. Политические перестановки в Манчурии повлекут за собой большие перемены — может, даже и к лучшему. Со стыдом она поняла, что не жалеет о гибели сестры.
Ведьма стала собираться. Перво-наперво, решила она, нужно взять с собой страницу из «Гримуатики». Она полистала толстую книгу и вырвала самую непонятную страницу, чьи буквы продолжали двигаться у нее на глазах, как семейка трудолюбивых муравьев. Ведьма уже привыкла, что на месте неразборчивых каракулей то и дело проступали понятные слова, а другие слова, наоборот, расплывались во время чтения. Покажет-ка она эту страницу отцу. Вдруг глаза священника лучше разглядят правду?
3
Кольвенский замок темнел траурными цветами. Встречать ведьму вышел ворчливый бородатый манчик Нипп, совмещавший обязанности слуги, привратника и премьер-министра.
— У вас больше нет привилегий в Свободной Манчурии, — объявил он. — Со смертью Нессарозы с герцогами покончено.
— Когда разрешу, тогда и покончите, — осадила его ведьма. Судьба титула была ей безразлична, но выслушивать условия от этого наглеца она не собиралась. Впрочем, все равно в последние годы титул почти не использовался. Как писал Фрекс в своих истерических письмах, Нессароза, услышав, что ее за глаза зовут Восточной ведьмой, решила потерпеть клевету и даже сама себя стала так величать.
Нипп провел Западную ведьму (как она представилась по примеру погибшей сестры) в спальню.
— Мне много не нужно, — сказала ему гостья. — Поживу здесь несколько дней, встречусь с отцом, схожу на похороны, возьму кое-что из вещей — и до свидания. Не знаешь, мой брат Панци здесь?
— Нет, он уехал. Передавал вам наилучшие пожелания. Сказал, что у него срочные дела в Маррании. Кое-кто полагает, что он просто сбежал, боясь за свою шкуру после перемен в правительстве. И не без оснований, — холодно добавил Нипп. — У вас есть чистые полотенца?
— Они мне ни к чему, — сказала ведьма. На нее вдруг навалились усталость и страшная грусть. — Спасибо, вы можете идти.
Фрексу было шестьдесят три. Волосы его поредели и поседели еще больше, плечи ссутулились, как будто собирались встретиться посередине, голова провалилась на скрюченной шее. Он сидел на веранде, укрытый одеялом.
— Кто это? — спросил он, когда ведьма подошла и села рядом с ним.
Она поняла, что отец почти ослеп.
— Твоя дочка, папа, — сказала она. — Та, которая осталась.
— Фабала? — переспросил он. — Как я буду жить без красавицы Нессы? Что мне теперь делать без моей лапочки?
Ведьма взяла старика за руку и молча сидела с ним, пока он не уснул. Потом вытерла слезы с его лица, не обращая внимания, что они жгут ее кожу.
Освобожденные манчики ломали их дом. Ведьме он был не нужен, но ее все равно терзала обида. Какими же надо быть дураками, чтобы все крушить! Неужели они не понимают, что Кольвенский замок можно использовать с толком — хотя бы как здание парламента?
Она подолгу сидела с отцом, но разговаривали они мало. Одним утром, когда Фрекс был пободрее, он спросил, действительно ли его дочь ведьма.
— Ну, как тебе сказать, — замялась она. — Что значит ведьма? Разве мы когда-то придавали значение словам? Знаешь, пап, у меня к тебе просьба. Вот взгляни-ка. — Она достала вырванную из «Гримуатики» страницу и положила ему на колени, как большую салфетку. — Что ты здесь видишь? Про добро тут пишут или про зло?
Фрекс провел рукой по листку, будто впитывая смысл текста кончиками пальцев, поднес его близко к глазам и прищурился.
— Буквы крупные и отчетливые, — сказал он, перевернул страницу и снова всмотрелся в нее. — Но я не могу их разобрать, они из какого-то чужого алфавита. А ты — можешь?
— С переменным успехом: когда да, когда нет. То ли зрение подводит, то ли текст такой особенный.
— Глаза у тебя всегда были зоркие. Даже в детстве ты могла видеть то, чего никто не замечал.
— То есть как?
— У тебя был стеклянный круг, который сделал Черепашье Сердце, и ты смотрела в него, как будто видела другие миры.
— Ха! Наверное, всеголишь любовалась своим отражением.
Они оба знали, что это неправда, и Фрекс — в кои-то веки — так и сказал:
— Нет, на себя ты смотреть не любила. Ты терпеть не могла свою кожу, свои угловатые черты и странные глаза.
— Интересно почему.
— Не знаю. Ты такой родилась. Будто кто-то наложил на тебя проклятие, а через него погубил всю мою жизнь. — Он утешительно похлопал Эльфабу по руке. — Когда у тебя выпали жуткие молочные зубы и стали расти нормальные, мы вздохнули с облегчением, но все-таки первые несколько лет ты была маленьким уродцем. А потом родилась Несса, и по сравнению с ней оказалось, что ты совершенно здоровая девочка.
— За что мне с рождения такое проклятие? Ответь мне, святой человек.
— Это моя вина — ты была послана Богом за мои грехи, — сказал Фрекс. Ведьма чувствовала, что каким-то неуловимым образом он перекладывает груз ответственности на нее. — Ты родилась как вечное напоминание о том, чего мне не удалось достичь. Но не бери в голову. Это все в прошлом.