Страница 80 из 98
Эльфаба села, потерла подбородок, разбила пинком нянин ночной горшок.
— Что у меня есть? — бормотала она. — Метла — раз. Пчелы — два. Обезьяна — три. Килиджой — Килиджой-то цел? А, вон он. Тогда четыре. Вороны — пять. Няня. Крестьяне, если с ними ничего не случилось. «Гримуатика», от которой помощи не дождешься. Немного.
— Ой, немного, — подхватила няня. — Беда, ой беда.
— Ничего, мы их спасем, — сказала Эльфаба. — Непременно спасем.
— Тогда и я с тобой, — сказала няня. — Хотя я никогда не любила этих сестер.
Эльфаба сжала кулаки и с видимым усилием удержалась, чтобы не ударить себя.
— И Лир пропал, — сказала она. — Я приехала сюда извиниться перед Саримой, а вместо этого потеряла Лира. Неужели я совсем ни на что не гожусь?
Ей никто не ответил. Замок хранил зловещее молчание, только няня посапывала, задремав в кресле-качалке, да Килиджой стучал хвостом по полу, довольный возвращением хозяйки. Небо за окном было серым и безрадостным. Эльфаба и сама устала, но не могла заснуть. Стоило ей сомкнуть глаза, как слышался плеск воды в рыбном колодце, как будто подземное озеро поднималось и готовилось их затопить.
Часть пятая
УБИЙСТВО И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
1
Впоследствии долго спорили, что это было. Что за грохот гремел отовсюду с небес.
Журналисты, вооружившись словарями и апокалиптическими писаниями, упоенно строчили статьи о: «…безумных атмосферных завихрениях…», «…незримом вулкане, сотворенном рукой тьмы…»
Язычники, почитающие механических идолов, утверждали, что слышали бой гигантских часов Вселенной.
Ученые узрели знак того, что мир переполнен жизнью: мириадами делящихся клеток, распадающихся молекул, вибрирующих атомов.
Фанатики кричали, что грядет конец света. Что все мирское зло собралось в единый сумрачный кулак и готовится нанести окончательный удар.
Унионисты ждали прибытия ангельских полчищ, грозно трубящих имя Господа к ужасу, грешников.
Кое-кто поговаривал, что отряды летучих драконов сотрясали небо хлопаньем огромных крыльев.
После страшных разрушений, которые он за собой принес, никто не осмеливался признать его обычным природным явлением — воздушным вихрем исключительной силы, сметающим все на своем пути.
Словом, ураганом.
Ураган унес жизни многих манчиков, поднял с пашен плодородную почву, обрушил горы песка на несколько восточных деревень и заживо похоронил их жителей. Вертясь и громыхая, словно оживший ночной кошмар, воздушный вихрь ворвался в страну Оз из восточной пустыни, в тридцати милях севернее Сланцовки. Затем осторожно обогнул Кольвен, не сорвав там ни единого листика, ни единого розового лепестка, основательно прошелся по Зерновому краю, подрубив экономическую основу молодой страны, завернул и как по команде обессилел ровно над городком Среднеманчинском, где возле местной церкви Нессароза награждала примерных учеников воскресной школы. Из воронки вывалился домик и упал прямо на голову колдунье.
Ни один ребенок на церемонии не пострадал, и все пришли потом помолиться за упокой Несенной души. Никогда еще церковь не была так полна.
Не обошлось, конечно, без шуток и анекдотов. «Боженька посылочку послал». «Такая проповедь была, такая проповедь, что домик заслушался и упал». «Все мы вырастаем и покидаем старый дом, но некоторым домам это не нравится». «В чем разница между падающей звездой и падающим домом?» — «Падающие звезды выслушивают желания, а падающие дома их исполняют». «Что такое: большой, толстый, крутит землю и кидает дома с небес?» — «Не знаю, но готов познакомиться».
Такого переполоха страна Оз еще не знала. Когда пошли слухи о смерти Восточной ведьмы (или герцогини Тропп, в зависимости от политических взглядов слушателей), объявились разные террористические группы, утверждавшие, будто они ее и убили. Никто сперва даже не задумался, что в домике кто-то был. Когда жилища невиданной формы падают прямехонько на правителей, да еще и не разваливаются, это само по себе невероятно. А чтобы кто-то внутри выжил после такого — нет, это либо откровенная ложь, либо прямое вмешательство свыше. Оно конечно, кое-кто из слепых вдруг прозрел, а хромой Боров вдруг вскочил и пустился в пляс (после чего его тут же увели на бойню), да ведь так всегда бывает. Чужеземную девочку, вышедшую из домика — она назвалась Дороти, — за одно то, что выжила, возвели в ранг святых. До ее собачонки уже никому не было дела.
2
Когда почтовый голубь принес в Киамо-Ко весть о гибели Нессарозы, Эльфаба была погружена в работу: она пересаживала крылья от птенца белохохлой птицы рухх на спину новорожденной снежной обезьянки. После многих неудач, когда оставалось только убить несчастных животных, чтоб не мучились, ведьма довела технику операции до совершенства. Кое-какие подсказки она нашла в учебниках по биологии за авторством профессора Никидика, а в «Гримуатике» отыскала заклинания, чтобы подмышечные нервы врастали в крылья и инстинкт лазанья по деревьям сменился стремлением к полету. И когда она разобралась что к чему, из-под ее ножа стали выходить летучие обезьяны, с виду вполне довольные своей участью. Правда, ни одна самка не родила еще крылатого детеныша, но Эльфаба не теряла надежды.
По крайней мере летали обезьяны лучше, чем разговаривали. Чистри, теперь уже важный патриарх нового племени, не продвинулся дальше двусложных слов и, похоже, все еще понятия не имел, о чем лепетал.
Чистри и принес Эльфабе письмо в операционный зал. Она передала ему скальпель и распечатала конверт. Письмо было от Панци: он сообщал про ураган и похороны, которые отложили на несколько недель, чтобы Эльфаба на них успела.
Ведьма отложила письмо и вернулась к работе, не позволяя себе поддаться горю. Вживление крыльев — сложная операция, а действие наркоза скоро закончится.
— Чистри, помоги няне спуститься. И еще, если найдешь — Пира, скажи, что мне надо с ним поговорить, — сказала Эльфаба и сверилась с записями: правильно ли сшивает мышцы.
Если няня теперь спускалась в обеденный зал раз в день, это уже было достижение. «Еда и сон — вот и вся моя нынешняя работа, и пока что я очень хорошо с ней справляюсь», — говорила она всякий раз, когда, усталая и голодная после спуска по лестнице, усаживалась за стол. Лир доставал хлеб, сыр, иногда копченый окорок, и они втроем молча жевали, а потом разбредались каждый по своим делам.
Лиру уже исполнилось четырнадцать, и он заявил Эльфабе, что поедет в Кольвен вместе с ней.
— Я ничего здесь не вижу, — ныл он за столом. — Ты и так никуда меня не пускаешь.
— Должен же кто-то остаться и присмотреть за няней, — сказала Эльфаба. — Сейчас не время препираться.
— Пусть Чистри присматривает.
— Он не может. Он стареет и становится забывчивым. На пару с няней они мне весь замок спалят. Нет, Лир, дело решенное, ты остаешься здесь. Все равно я полечу на метле.
— Никогда ты мне ничего не разрешаешь!
— Можешь помыть посуду, если хочешь.
— Очень надо!
— О чем спорите-то? — громко спросила няня.
— Ни о чем, — сказала Эльфаба.
— Не слышу.
— Ни о чем!
— Ты что, даже не собираешься ей сказать? — спросил Лир. — Она ведь растила твою сестру.
— Старая она уже слишком, ей восемьдесят пять. Представляешь, каково в ее возрасте расстраиваться?
— Няня, — храбро сказал Лир, — Нессароза погибла.
— Цыц, щенок, прибью, — шикнула Эльфаба.
— Что ты там говоришь про Нессарозу? — прошамкала няня, прищурив на них свои красные глаза.
— Она погибла, — нерешительно ответил Лир.
— Гибло, гибло, гибло, — откликнулся Чистри.
— Что сделала?
— Погибла!
Няня всхлипнула.
— Это правда, Эльфи? — жалобно спросила она. — Твоя сестра умерла?
— У, попадись ты мне, — вполголоса сказала ведьма Лиру и продолжила громче для старушки: — Да, нянюшка, не буду ничего от тебя скрывать, это правда. Во время бури на нее упад дом. Говорят, она совсем не мучилась.