Страница 67 из 98
— Я бы рассказала, да вы отказываетесь слушать. Но я не о том. Ваши дети неуправляемые. Вы их совсем распустили.
— Ах, дети-дети, — вздохнула Сарима, взявшись за терку. — Они добрые: если что и выкинут, так ведь не со зла. Они такие веселые и счастливые. До чего радостно смотреть, когда они носятся по замку со своими играми. Скоро пролетят эти драгоценные дни, тетушка, и тогда останется только с горечью вспоминать, как когда-то здесь звенел детский смех.
— Дьявольский смех.
— В детях есть искра божья, — убежденно сказала Сарима. — Вы, конечно, слышали о маленькой Озме, которую Гудвин лишил трона? Говорят, он усыпил ее и заточил в какой-то пещере. Возможно, даже в наших горах. У Волшебника не поднялась рука убить девочку. Когда-нибудь Озма вернется на престол и станет самой лучшей и мудрой королевой — и все благодаря своей юности.
— Не верю я что-то в детей-спасителей, — сказала Эльфаба. — Их самих вечно надо спасать.
— Признайтесь, вам просто завидно, что ребята веселятся.
— Скорее бесятся, — фыркнула Эльфаба. — Злые чертенята.
— Мои дети не злые, — ледяным тоном произнесла княгиня. — Как и мы с сестрами не были злыми в детстве.
— Но уж точно не добрые.
— Что вы тогда скажете о Лире?
Эльфаба поморщилась и отмахнулась. Сарима хотела было поднажать — ее давно интересовали отношения между гостьей и толстым мальчиком, — но тут в кухню вбежала Третья.
— Снег сошел, дороги открыты, — провозгласила она. — С севера по Хромой тропе к нам движется караван. К завтрашнему дню он сюда доберется.
— Надо же! — всплеснула руками Сарима. — А у нас такой кавардак! Как всегда. Когда только мы чему-нибудь научимся? Зови скорей ребят, начнем уборку. Вдруг это важные гости?
Прибежали Манек, Нор и Иржи. Третья рассказала им о приближающихся гостях, и они тут же помчались на самую высокую башню рассматривать их сквозь моросящий дождь и махать платками и фартуками. К замку медленно, борясь со снегом, грязью и текущими с гор ручьями талой воды, приближался караван из пяти-шести вьючных скарков и небольшого фургона. Он то и дело останавливался: то починить треснувшее колесо, то покормить животных. За ужином, хлебая овощной суп, дети только и говорили о том, какие сюрпризы готовит им караван.
— Они все еще думают об отце, — сказала Сарима на ухо Эльфабе. — Их возбуждение — от надежды, что когда-нибудь он вернется.
— А где Лир? — спросила Четвертая. — Такой суп пропадает. Пусть не жалуется потом, что ему не досталось. Где он?
— Он играл с нами, а потом куда-то пропал, — сказал Иржи. — Может, уснул где-нибудь?
— Пойдемте разожжем костер и дымом поприветствуем гостей, — сказал Манек и выскочил из-за стола.
9
Близилось время обеда, когда караван начал последний крутой подъем к яшмовым воротам замка. Из лачуг высыпали добронравные крестьяне и стали помогать фургону подняться через лед и грязь, пока наконец он не взобрался наверх и не проехал по подъемному мосту. Эльфаба, чье любопытство было также растравлено, как у остальных, стояла вместе с вдовствующей арджиканской княгиней и ее сестрами на балкончике над парадным входом. Дети собрались во дворе — все, кроме Лира.
Вожак каравана, молодой винк, чьи волосы уже посеребрила седина, едва заметно поклонился Сариме. Скарки начали испражняться на мостовую, чем ужасно развеселили детей, еще не видевших скарков за этим деликатным занятием. Покончив с формальностями, вожак забрался в фургон, откуда послышался его голос — громкий, как будто он говорил с кем-то тугим на ухо.
Небо было ярко-голубое, совсем уже весеннее. С карнизов острыми кинжалами свешивались сосульки и таяли прямо на глазах, заливая двор капелью. Сестры подобрали животы, проклиная каждое лишнее печенье и ложку сливок с медом в горьком кофе и обещая себе исправиться. Лишь бы только гость оказался мужчиной. Пожалуйста, всеблагая Лурлина, пусть он будет мужчиной!
Но вот вожак вылез, протянул руку и помог спуститься скрюченной старухе в унылом темном платье и чепчике, жутко устаревшем даже для провинции.
Сестры сразу поскучнели. Только Эльфаба перегнулась через перила, рассекая воздух орлиным носом и острым подбородком и по-звериному принюхиваясь. Посетительница повернулась, и солнце осветило ее лицо.
— Не может быть! — выдохнула Эльфаба. — Это же моя старая няня!
И, выбежав с балкона и слетев по лестнице, она заключила старуху в объятия.
— Надо же, — ехидно усмехнулась Четвертая, глядя, как Эльфаба чуть не плачет от радости. — Вы только посмотрите на нее. Человеческие чувства. Вот уж не думала, что она на них способна!
Проводник каравана не захотел остаться на обед, зато няня, выгрузив свои сумки и чемоданы, явно не собиралась ехать дальше. Ее поселили в пыльной комнатушке прямо под Эльфабиной комнатой, где няня по-старчески долго приводила себя в порядок. К тому времени, когда она предстала перед обществом, уже подали обед. На серебряном блюде лежала тощая курица, в которой остались одни жилы вместо мяса. Детей одели в лучшие наряды — им впервые разрешили присутствовать на торжественном обеде. Эльфаба ввела няню под руку в зал и посадила по правую руку от себя. Поскольку старуха приехала к ней, сестры великодушно отвели Эльфабе почетное место в конце стола напротив Саримы — место, которое всегда оставалось свободным в память о Фьеро. Впоследствии им не раз придется раскаяться в своей доброте, потому что теперь уже Эльфаба никому не уступит это место, но пока хозяйки замка были само гостеприимство и доброжелательность. Единственное, что омрачало обед (не считая того, что вместо молодого неженатого принца к ним приехала старая няня), было отсутствие Лира. Никто из детей не знал, где он пропадает.
Няня заметно подряхлела. Ее кожа огрубела и потрескалась, как сухое мыло, седые с желтизной волосы поредели, на руках выступили вены, толстые, как веревки вокруг доброго круга арджиканского козлиного сыра. С частыми паузами, чтобы собраться с мыслями и перевести свистящее дыхание, она рассказала, как в Изумрудном городе услышала от какого-то Крона, что ее воспитанница Эльфаба ухаживала за неким умирающим Тиббетом в расположенном неподалеку монастыре Святой Глинды. Родные уже долгие годы не слышали об Эльфабе, и няня решила ее разыскать. Сперва монтии упорно молчали, но няня выпытала из них, куда делась Эльфаба, и как только наступила весна, с очередным караваном поехала вслед. Так она здесь и оказалась.
— А что происходит в мире? — спросила Вторая. Пусть о своих родственниках болтают где-нибудь в другом месте.
— В каком смысле? — не поняла няня.
— Ну, в политике, в науке, в моде, в искусстве. Какие последние новости?
— А. Ну вот хотя бы наш Гудвин, великий и ужасный, Гудвин провозгласил себя императором. Слыхали?
Сестры дружно покачали головами.
— Зачем? — поморщилась Пятая. — И какой империей он собирается управлять?
— Разве он станет объяснять? Он ежегодно раздает новые титулы, вот и себя не обделил. Поговаривают, это попахивает будущими завоеваниями. Только что ему завоевывать, не пойму. Через пустыню, что ли, потащатся — в Квокс, Иксию или Флиан?
— Может, Гудвин планирует крепче взяться за земли, которые подчиняются ему лишь формально? — спросила Эльфаба, и в груди у нее все заныло, как растревоженная рана. — Например, за Винкус?
— В общем, никого не радуют происходящие перемены, — сказала няня. — Гудвин ввел обязательную воинскую повинность, и его штурмовиков скоро станет больше, чем солдат в королевской армии. Видно, заговоров против себя боится — не знаю. Да и откуда нам, старухам, такое знать?
Она простодушно подмигнула, приглашая Сариму с сестрами в свой старушечий клуб. Те сдержанно улыбнулись в ответ.