Кровавый нарком

Глава 60: Тень забвения

Флуоресцентные лампы продолжали свой вялый протест — мигали с отвратительным треском, будто где-то в подвале давно отчаявшийся сантехник решил проверить, что будет, если поцеловать розетку в полночь. Свет дрожал, сползал по стенам пятнами, а в углах, кажется, накапливалась усталость, как слой городской пыли.

За окном, как всегда, упрямо кипела Москва. Где-то внизу, среди бесконечных полосок фар, дрались за жизнь сирены — одна за другой, срываясь на виск, словно весь город разом стал большой кардиограммой, полной сбоев. Мелькали проблесковые маячки, отражаясь в стёклах так, что казалось — это не свет, а отблеск нервных переживаний самих улиц. Над крышами крутились вертолёты: один — круг, другой — круг, третий — завис, будто обдумывает, не развернуться ли обратно, пока ещё не поздно.

Катя дрожащими руками сжимала телефон. Экран рябил, как дешёвый телевизор на антресолях у бабушки: новостная лента скакала, не успевая за событиями. «Необъяснимые аномалии в атмосфере! — кричал один заголовок. — Люди сообщают о пропавших и воскресших родственниках!».

Всё смешалось — слова, лица, страхи, и за этим беспорядком угадывалась только одна простая мысль: нормальной ночи уже не будет.

— Господи, — сказала Катя, прижимая телефон к груди. — Это по всей стране! Смотри, Новосибирск — тоже вспышки какие-то!

— Ещё бы, — пробормотал Егор, глядя в окно. — Если где-то нарушилось причинно-следственное, Новосибирск первым лопается. У них там институт такой.

— Егор, не шути, — сказала она. — У нас тут... у нас тут труп ожил!

— Ну, не труп, — уточнил он, покачивая Николая на руках. — Так, возвращённый. Бывший труп, можно сказать. Ретушированный судьбой.

Катя села на край стола, держа голову в руках.

— Три месяца... — сказала она. — Три месяца ты лежал в морге. Фото, справки... — она ткнула пальцем в бумаги на столе. — Вот, смотри! Вот твоя смерть!

— Отлично, — кивнул Егор. — Теперь хоть удостоверение личности будет дублированное. Один жив, другой мёртв — можно в отпуск и на работу одновременно.

— Прекрати, — прошептала она. — Это ненормально. Ты не мог просто... появиться!

— Катя, я всю жизнь психиатр, — сказал он. — Я видел людей, которые разговаривали с чайниками и женились на статуе Ленина. После этого “появиться из фиолетовой лампы” — это почти рутинный случай.

Николай потянулся к USB-лампе. Маленькие пальцы задели её, и та снова вспыхнула слабым светом — будто внутри кто-то моргнул.

Егор замер.

— Не трогай! — крикнул он и резко отдёрнул руку сына.

Катя вскочила.

— Что это?! Что она делает?!

— Не знаю, — сказал он. — Но, по-моему, она ещё на гарантии у космоса.

Он осторожно коснулся лампы сам — тёплая. В тот же момент перед глазами мелькнуло: алтарь, каменные колонны, чёрный дым и чьи-то голоса — “Лев, не смей…” — а потом — тишина.

Он резко убрал руку.

— Всё нормально? — спросила Катя.

— Да... наверное, — сказал он, моргая. — Просто... флешбэк. В прямом смысле слова.

Катя нервно рассмеялась.

— Егор, я не понимаю, что происходит. Ты был в гробу! Я тебя видела! С цветами, с этими... венками! Я подписывала бумаги! — она схватила со стола распечатку, потрясла перед ним. — Вот, заключение: “Остановка сердца, смерть наступила мгновенно”!

— Ну, видишь, — пожал плечами Егор. — У меня всегда с документацией путаница. То смерть наступила, то не наступила.

Она швырнула бумагу обратно.

— Не шути! Я не могу это выносить!

— А я могу? — огрызнулся он. — Я сам не знаю, кто я сейчас. Понимаешь, я вроде бы жив, но временами... — он замолчал, глядя в зеркало. — ...словно не я.

Катя повернулась.

— Что “словно не ты”?

Он посмотрел на отражение — обычный человек. Только глаза на секунду сделались пустыми, как выключенные лампы.

— Видишь? — тихо сказал он. — На секунду там никого нет.

— Мне страшно, — прошептала она. — Может, ты... не ты?

— Ну, спасибо, — хмыкнул он. — Любая жена мечтает услышать такое от мужа.

Из коридора донеслись крики:

— Доктор Небесный! Он жив! Живой!

— Вот, — буркнул Егор. — Сейчас начнётся. Психиатр ожил, медсёстры в истерике — это будет лучшая реклама клиники.

Дверь распахнулась, влетела медсестра в маске и халате.

— Егор Сергеевич! — она осеклась, глядя на него. — Господи, это правда! Мы думали...

— Что я умер, да? — спокойно сказал он. — Не первый раз.

— Вас же... вас же кремировали! — прошептала она.

Катя резко повернулась к ней:

— Что?!

— Ну, как кремировали... — замялась медсестра. — Там что-то с оборудованием было... сбой... урна пришла пустая...

— Отлично, — сказал Егор. — То есть официально я пепел с дефектом.

Медсестра перекрестилась и выбежала обратно в коридор, где уже кто-то снимал всё на телефон.

Катя закрыла лицо руками.

— Егор... что теперь?

— Теперь? — он вздохнул. — Теперь надо взять отпуск. Или, может, наоборот — выйти на работу. Как думаешь, что положено людям, вернувшимся из небытия?

— Психиатрическая экспертиза, — сказала она без тени улыбки.

— Прекрасно. Сам себя и освидетельствую, — сказал он. — Сэкономим бюджету.

Николай снова тянулся к лампе.

— Па-па! — радостно сказал он.

Егор посмотрел на него — слишком долго, слишком внимательно.

— Мой мальчик... — тихо произнёс он. — Я... помню всё. Кажется.

— “Кажется”? — насторожилась Катя.

— Иногда... — он посмотрел в зеркало — пустота мигнула снова, — иногда я не уверен, что это “всё” принадлежит мне.

Катя подошла ближе.

— Ты всё тот же.

— Возможно, — сказал он, усмехнувшись. — Хотя, если подумать, тот прежний Егор лежит где-то с венками. Так что, возможно, я его дубль.

— Перестань, — попросила она.

Он повернулся к окну. За стеклом — сверкания молний, хаос, сирены. Москва жила в режиме нервного срыва.

— Ну что, — сказал он тихо. — Кажется, я вернулся не один.

Катя не поняла.

— Что?

— Потом, — ответил он. — Главное — лампу не включай. Никогда.

Он посмотрел в зеркало — глаза снова пустые, без света, но на губах едва заметная улыбка.

— Хотя, — пробормотал он, — кто знает, может, она уже сама работает по графику.

В коридоре кричали, мелькали люди, телефоны снимали, кто-то плакал, кто-то смеялся.

Егор сидел в центре комнаты — с ребёнком на руках, с женой рядом, под гудением ламп.

Он вернулся.

Но кто теперь сидел в его теле — этого не знал даже он сам.