Змеиное гнездо

Мак со вздохом осел на табурет и допил свой бокал до дна. Потом взглянул на часы.

– Мне пора на шлужбу. В любую минуту меня мож-жет потребовать великий человек!

– Позволь, я тебя провожу. Поймаем такси.

– Бен, старый друг! Мне надо позвонить из вестибюля. А ты лови такси.

Дрискилл задержался в вестибюле, глядя то на дожидающихся такси людей на блестящей в свете фонарей мостовой, то на Макдермотта. Тот стоял спиной к залу, ссутулившись над аппаратом. Дрискилл не сомневался, что звонит он Эллен Торн.

Боже мой, все хуже и хуже! Теперь еще и Тарлоу?

Глава 5

Дрискилл вывел Боба Макдермотта из вестибюля «Уилларда» и стал усаживать в такси.

– Куда мы, черт побери? Полиция, на помощь, меня похищают! – Мак расхохотался, распустил на себе галстук, снова вытянул из кармана платок и медленно промокнул лоб. Пошарил в поисках сигарет, не нашел. – Мне что-то не по себе, Бен, сказать по правде. Куда мы направляемся?

– Я знаю одно местечко, тебе понравится.

– Только не в этот, как его… Мумбо-бар вождя Айка. Только не туда, понял? Бен? Ты здесь, дружище?

– Я найду другое место.

Через полминуты Макдермотт уже спал.

Они выехали на Дюпон-серкл и остановились перед слегка обшарпанным четырехэтажным домом, до сих пор напоминавшим жилище дряхлого мультимиллионера. Дрискилл, вынырнув из мрачных тяжелых размышлений о судьбе Хэйза Тарлоу, стряхнул нарастающий гнев из-за того, что от него утаили это событие, расплатился с водителем и потратил несколько минут на попытки вернуть Макдермотта к жизни.

– Черт побери, Мак, программа продолжается!

Дождь лил ливмя. Бену не нравилось в Вашингтоне. И уж точно ему не нравилась перспектива всю ночь пасти пьяного. Особенно – пьяного главу администрации Белого дома. Тем не менее этим он и занимался. Он честно надеялся вернуться в Нью-Йорк. Он не собирался ехать на вашингтонскую квартиру Элизабет. Она проводила здесь порядочно времени, а он останавливался, когда ему случалось бывать в столице. Квартира занимала второй этаж особняка. Он никогда не чувствовал себя в ней как дома, а одному бывало здесь особенно неуютно. Квартира напоминала об Элизабет, напоминала, как тяжело быть с ней врозь, а обычно так и получалось.

Он втащил Мака вверх по лестнице в темные душные комнаты.

– Бож-же, ну и жара, – промямлил Мак.

Дрискилл пристроил его в углу.

– Постой здесь, парень. Не падай.

Он включил охладитель на окне комнаты, потом такой же – в спальне. Пока установки, мурлыча, выдували холодный воздух, заодно осушая атмосферу, он вернулся в прихожую и обнаружил, что Мак так и уснул, стоя в углу, и теперь тихонько храпел. Бен провел его через комнату к кушетке перед камином, опустил на колени и перевалил на кушетку. Часто ли с Маком такое случается? Он надеялся, что не часто. Просто напряженный день, беспокойство за Эллен и обида, что Чарли вытеснил его из круга. Только и всего.

– Ну вот и умница, Мак. Выспись хорошенько. День был долгий и трудный.

Мак, продолжая храпеть, аристократически рыгнул.

Дрискилл присел за стол у окна на торце комнаты, глядя в сад, на загораживавшие вид платаны. Он нажал кнопку автоответчика, чтобы прослушать записи. Для Элизабет было два звонка, не считая его собственного, – просто на случай, если она вернулась, – свидетельствовавшие, что Элизабет все еще пребывала в Лос-Анджелесе, освещая съезд организации «Женщины в политике», решавшей, достаточно ли сделал для них президент Боннер. Их дело – самое главное, все другие не имеют значения, и помоги вам бог, если вы не прошли у них лакмусовый тест. Всегда одно и то же, меняются только названия группировок. Удачи тебе, Элизабет… Потом на пленке прозвучал новый голос, дружелюбный, с легким акцентом Среднего Запада:

– Мистер Дрискилл, говорит Ник Уорделл из Сентс-Реста, Айова. Не знаю, помните ли вы меня – мы обменялись рукопожатием четыре года назад, на съезде. По-моему, вам стоит позвонить мне как можно скорее.

Дрискилл немедленно набрал свой домашний номер в Нью-Йорке и прослушал точно такое же сообщение. Тогда он прошел в кухню и отыскал там растворимый холодный чай. Перемешал смесь в стакане, добавив побольше льда, и вернулся к столу.

И снова задумался о Хэйзе Тарлоу. Они были знакомы много лет. Тарлоу часто занимался расследованиями для «Баскомб, Лафкин и Саммерхэйз». Их познакомил Саммерхэйз, сказавший тогда о Тарлоу: «Сыщик, Бен, настоящий шпик». А Хэйз со смехом добавил: «Он хотел сказать: частный детектив, мистер Дрискилл». Саммерхэйз вместе с Дрискиллом рекомендовали его для работы на НДК и Белый дом. А теперь, если Мак не бредил спьяну, Тарлоу мертв. Хэйз и Дрю…

Мак мирно похрапывал, время от времени бормотал что-то и тут же забывался снова. Дрискилл сидел за столом, раздумывая уже об Элизабет, проклиная Вашингтон, то и дело отнимавший у него жену. Она постоянно намекала, что он мог бы снова вмешаться в вашингтонскую политическую жизнь, как это делал Дрю. Нет, она его не подталкивала, просто разбрасывала намеки, как надушенные предметы нижнего белья на лестнице, ведущей к спальне, где скрывалось сокровище. Ну, сегодняшний день порадовал бы ее «погружением в Вашингтон». Но в конце концов ей не миновать разочарования. Перегнувшись через стол, он включил маленький телевизор, стоявший в углу. Отпил чай. Так, вот оно…

Арнальдо Ласалл как раз открывал свой «Крайний срок». Дрискилл прикурил припасенную в холодильнике сигару.

Арнальдо Ласалла надо было понимать. Он был штучкой новейшего поколения. Торговец ненавистью. Он заявлял себя вашим другом, другом народа… собственно, гласом народа. И разумом народа. Но питался ненавистью, не мог без нее жить, как паук не может жить без тепла. Если он ненавидит тех же, кого ненавидите вы, он – ваш герой и дай вам бог без омерзения смотреться в зеркало по утрам. Если нет, он наймет юристов перетрясти книги и прецеденты, чтобы выжить вас на край шарика. Никому еще не удалось остановить его, но при виде Ласалла вы всякий раз невольно дивились. Публика его обожала. Рейтинг был высок. Ненависть, ненависть, ненависть – новый афродизиак.

Арнальдо Ласалл так перекрутил первую заповедь, что она превратилась в подобие ленты Мебиуса, в ордер на убийство. Ласалл держал свою программу на том, что говорил или намекал, что ему вздумается, обо всех, кто попадался на глаза, о всяком, кто мог привлечь телезрителей, – однако поскольку программа была вашингтонской, чаще всего его добычей становились политики. Бен знал, что кое-кто смотрит его шоу, находит его забавным. Основным занятием Арнальдо было развлекать публику. Бен считал, что это развлечение того же сорта, что и публичные пытки и четвертование. До сих пор Арнальдо извлекал максимум из потока слухов, которые в последние шесть месяцев грозили утопить президента Боннера, но ему не хватало фактов, результатов, крови. Сегодняшнее шоу обещало кровоточащий кусок плоти, подвешенный на крюке.

Нью-йоркская группа скоро прослышала о смерти Дрю Саммерхэйза, и уже через два часа над Биг-Рам принялся кружить вертолет, снимавший на видео все, что происходило на участке. Ласалл лично вылетел туда и отправился в поместье, а будучи остановлен охраной и полицейскими, громко выкрикивал вопросы: что такое они скрывают за этими воротами, чего нельзя показать американскому народу? Все запечатлели телекамеры – классический Ласалл. И сейчас с первых же слов он закрутил любимый волчок: кто-то, обладающий властью и деньгами, скрывает от американцев нечто сочное. Арнальдо сам не знает, что это может быть, но кто-то норовит обвести вокруг пальца народ – настоящий народ, – и он, Арнальдо, терпеть этого не намерен. Кто-то за это поплатится!

Из своих обширных досье Ласалл извлек запечатленную на пленке историю Саммерхэйза – начиная с первого президентского срока Рузвельта, рядом с ним всю Вторую мировую, помощь в восстановлении Европы через план Маршалла и дальше, с Кеннеди и Джексоном, и с Джимми Картером, переговоры с террористами аятоллы Хомейни, дальше, к Биллу и Хиллари Клинтон и наконец – последнее назначение – советник президента Чарльза Боннера. Когда записи кончились, камера вернулась к Ласаллу, стоявшему в гордой позе на ветру под дождем у ворот особняка на Биг-Рам.