Страница 66 из 91
– Да, с рассвета, – признался он, сел в кресло и облокотился о стол, не выпуская из крепких рук кофейную кружку. Поза его была лениво-расслабленной и говорила о безмятежности, которой она позавидовала.
– Я был на виноградниках. Обещали дождь, и я хотел убедиться, что листья вокруг гроздей сняты и доступ воздуха к ним обеспечен, чтобы в случае дождя ягоды не прели. А не то на виноград нападет плесень и половина гроздей сгниет. А это значит, что во время сбора винограда каждую тронутую плесенью гроздь придется осматривать и отделять годные ягоды от негодных, на что уйдет масса времени. Пару лет назад мы уже это проделывали, и это небольшое удовольствие, поверь мне.
– Тебе, по-видимому, забыли сказать, что сегодня воскресенье – день, традиционно отводимый отдыху, – пошутила Келли.
– Верно. Только винограду это неведомо, да и матушке-природе до этого как-то дела нет. – Подняв кружку, он поглядывал поверх ее края, и в золотисто-карих глазах его сверкали веселые искры.
– Да, наверное, это так. – Она слегка улыбнулась и заметила, что взгляд его переместился теперь на ее губы. Он все не сводил глаз с ее губ, взгляд этот она ощущала почти физически. Келли чувствовала, как в ответ участился ее пульс. Она попыталась утихомирить сердцебиение, но не смогла этого сделать, даже когда он, подняв глаза, встретился с ней взглядом.
– Ты выглядишь посвежевшей. Выспалась?
– И даже очень.
– Я рад, что хоть один из нас спал.
Взгляд, который он не сводил с нее, ясно говорил о том, что причина его бессонницы – в ней.
Влечение, которое испытывали они оба, отрицать было невозможно. Однако это лишь влечение, не больше. Это осложнит жизнь, а впереди у нее одни проблемы, и Келли решила не обращать внимания как на чувства Сэма, так и на собственные.
– Да, Кэтрин говорила вечером, что в усадьбу проникли какие-то журналисты и ты, возможно, будешь занят допоздна. – Она заметила, что возле его локтя на столике сложены стопкой листы воскресной газеты. На первой странице виднелась ее фотография и еще одна, но кто изображен на ней, с большого расстояния она не разглядела.
– Что-нибудь есть в воскресной газете? – Она не сводила глаз с газетной страницы.
– Ничего неожиданного. – Он сгреб листы и переложил их на пустой стул. – А если ты непременно желаешь прочесть, подожди, пока мы кончим наш совместный завтрак.
Черты его посуровели. Келли понимала причину. Сэм не желал, чтобы какие-то детали, связанные с гибелью барона, вторглись сейчас в их беседу. Но убрать газету легче, чем выкинуть что-то из головы. В отличие от Сэма она понимала всю бесполезность подобного жеста.
– Слушаюсь, сэр, – произнесла она и хотела было шутливо отдать ему честь, но тут в комнату вернулась домоправительница, неся заказанные Келли гренки, и ее рука тут же опустилась.
– Ты, видно, любишь поесть, – пошутил Сэм, когда Келли подхватила на вилку треугольный гренок.
– Очень. – Но она откусила лишь кусочек, отщипнув без всякого интереса краешек гренка, прислушиваясь, когда наконец резиновые подошвы домоправительницы прошуршат обратно к двери.
– Ну, какова твоя программа на сегодня? – Этим вопросом Сэм хотел придать их разговору легкость.
– О какой программе ты говоришь? – Рассеянно поглядев на зажаренный гренок, она откусила еще кусочек и принялась вертеть в пальцах остаток. – Два дня назад каждая минута у меня была расписана. А теперь я совершенно свободна весь день. – Думая о чем-то своем, она крошила гренок. – Я уже обзавелась адвокатом, неким Джоном Максвейном. Говорят, он сильный юрист.
– Да, я это слышал, – кивнул Сэм. Оборот, который приняла их беседа, не доставил ему удовольствия, о чем свидетельствовали плотно сжатые губы.
– Но он должен еще посетить тюрьму, чтобы договоренность наша стала официальной. Он хочет сделать это возможно скорее и уж, конечно, до нашей беседы во вторник, – добавила она, как бы размышляя вслух, не совсем отдавая себе отчет, кому и что она говорила. – Когда я побеседовала с ним и рассказала то немногое, что знаю, он уверил меня, что сможет в достаточной мере выбить почву из-под ног обвинения. Он сказал, что, по его мнению, Олли не сумел доказать злой умысел… – Келли заметила гору крошек на своей тарелке и смущенно отряхнула пальцы. – А после того, как я с ним встречусь, мне нет смысла оставаться здесь. Обо всем прочем можно будет договориться по телефону.
– Куда же ты направляешься?
– В Нью-Йорк.
Он поднял кружку и, не спуская глаз с Келли, сказал, приблизив губы к самому краю кружки:
– А чем ты будешь там заниматься?
– Массой дел.
– Назови два из них. – Чтобы слова эти не показались ей дерзкими, он смягчил их улыбкой.
– Первое, я собираюсь решить вопрос с работой, – ответила Келли и, помолчав, добавила с мрачной шутливостью: – На телевидении разлука редко «укрепляет чувство». Скорее там оправдывается поговорка «с глаз долой – из сердца вон». Будучи там, я уж, по крайней мере, смогу отстаивать свою правоту. А делать это на расстоянии было бы затруднительно.
– Ладно, ну а что второе? – спросил Сэм, вынужденный признать, что первое ее рассуждение вполне логично.
– С тех пор как я перебралась в Нью-Йорк, я участвую в движении против жестокого обращения с детьми, помогаю собирать деньги в фонд, привлекаю всеми средствами общественное мнение.
Теперь я могла бы уделять этому больше времени, активнее работать в этом движении. Ей-богу, детишки эти нуждаются в помощи! – Услышав, что голос ее стал хриплым от волнения, она замолчала и покосилась на Сэма – интересно, заметил ли он это.
Глаза его потемнели от гнева, но когда он заговорил, голос его звучал мягко, мягче, чем всегда.
– Нуждаются. И ты нуждаешься тоже.
Его негромкое сочувствие почти сразило Келли. Она едва удержалась от слез.
– Вот поэтому-то мне кажется, что если удастся помочь хотя бы одному из этих детей, – хрипло выговорила она, – облегчить ему физические и душевные страдания, то игра стоит свеч.
– Этого мало, один – это слишком субъективно.
– Так или иначе, – сказала она, улыбнувшись. – Кроме этих двух дел у меня существует и еще одно: брентвудская качалка, которую я раздобыла на блошином рынке. Ее перекрашивали, наверное, раз двадцать, и до сих пор мне удалось снять лишь половину из всех слоев краски.
– Это терпит. Все твои дела могут несколько дней и подождать. В твоем отъезде пока нет необходимости.
Она покачала головой.
– Мне надо работать. – И не желая, чтобы Сэм неверно истолковал ее слова, быстро добавила: – Дело не в деньгах. Мне удалось кое-что скопить, и я могу жить на это некоторое время да еще и юристов оплачивать.
– Считай, что ты на каникулах, – уговаривал ее Сэм. – Уйди в подполье, пока все утихомирится.
Рассуждения его были вполне логичными, но Келли все же колебалась.
– Ну, не знаю…
– Я хочу, чтобы ты осталась, Келли.
Хотел он от нее не только этого. Она чувствовала это по его голосу. Что выбивало ее из колеи – это желания, которые пробуждались в ней.
– Я не созрела для этого, Сэм, – сказала она, тут же поняв, что не говорит всей правды. – Для тебя не созрела.
– Наверное, как и я для тебя. Но что это меняет? Ничего!
– Должно менять.
– Может быть. А может быть, есть вещи, которые нельзя изменить. Тогда их надо просто принять такими, как они есть.
– Я этому не верю!
– Правда? Тогда поверь лишь тому, что сейчас ты нужна мне здесь. И мне кажется, что и я тебе нужен.
– Нет! – Протест ее был скор и решителен.
– Можешь отрицать это сколько угодно, Келли. Но наши с тобой отношения связаны не с вопросом «если», а с вопросом «когда». – Отставив кофейную кружку, он поднялся: – Как ни приятно мне продолжать эту беседу, пора приниматься за дела и посмотреть, чем там заняты мои парни! – Задержавшись возле ее кресла, он провел по щеке Келли кончиком пальца. – Увидимся позже.
– Ладно, – пробормотала Келли, задетая прозвучавшей в его тоне уверенностью. Это чувство прошло не сразу, и лишь когда стих звук его шагов, она взяла со стула газеты и принялась читать.