Ловкач

Глава 3

* * *

Сознание возвращалось неохотно — как замерзший и негнущийся палец в перчатку не по размеру. В ушах гудело, внутри черепа что-то постукивало, и я первым делом понял, что веко у меня одно приоткрыто больше, чем другое. Деталь мелкая, но… сразу не моя. Не я. Не так должно быть. Значит тело осталось тоже… этого, как его — Ловкача.

Я лежал на чём-то мягком, но не утопая в нём, не как в пуховой перине. Я открыл глаза полностью.

Потолок был высокий, белый, в штукатурных розетках. У стены стояла ширма с витражными вставками — геометрические узоры, красные, синие, золотые, не совсем церковные, не совсем светские. Утолщённое стекло, за ним горел явно искусственный свет, что-то холодное, не свечи и не лампы, неизвестно что. Рядом тихо тикали часы и каждый звук отдавался будто в пустой церкви. И тишина эта была не успокаивающей, а напряжённой, словно накануне выстрела.

Что ж, может, я и окажусь этим выстрелом.

Враг достаточно беспечно предоставил мне и время, и возможность восстановиться. Не бросил в ледяной и сырой каземат, не приковал пудовыми цепями. Кровать, одеяло, мне тепло, что может быть лучше?

Лучше, конечно, ещё добрый обед, но желать подобного было б уже чересчур.

Я мысленно перебирал доступные этому телу средства, готовясь к контратаке.

С доступными средствами не очень. Разве что хитрость с ловкостью. Что ж, попробуем что-то из меня прежнего. Это будет хорошей проверкой — возвращается ли что-то или нет.

Надо мной жужжала пара мух. Из тех отвратительных, наглых, жирных зеленоватых тварей, что вечно лезут в глаза и рот. Я вскинул руку — одна из мух оказалась у меня в кулаке, вторая гадина ловким маневром уклонилась.

Так. Кое-что вернулось. Но — не всё. Однако динамика положительная.

Я аккуратно сел.

И только теперь обнаружил, что сломанная лодыжка плотно перебинтована. Не гипс, а бинт, словно и не было там никогда никакого перелома. Рука тоже работает, словно и не случилось никакого разрыва связок. Не знаю, куда я вляпался… да и знать пока что не хочу. Для начала надо понять, что происходит.

Никто мне не мешал. Никто не озаботился даже связать мне руки. Но я чувствовал за мной пристально наблюдают…

Смотрите. За погляд денег не берут.

На глаза мне попалось зеркало в резной роговой оправе. Из него на меня мрачно уставился подтянутый молодой человек, судя по абрису. Широкие плечи, плоский живот. Хотя насколько молодо это моё тело, судить не берусь. В отражении нет лица, в прямом смысле этого слова. Вместо него — размытое пятно, только два глаза поблескивают тёмными огоньками.

Я невольно вздрогнул.

— Очнулись, сударь, — сказал голос.

Из-за витражной ширмы вышел человек в сюртуке цвета свинца, с высоким стоячим воротником. Лицо — гладкое, ухоженное, с глазками стряпчего или помощника присяжного поверенного. А вот пальцы явно ловкие, пальцы часовщика. На лацкане — эмблема в виде перекрещённых перьев и бура, над ними — всевидящее око в три четверти оборота.

На пальце правой руки поблескивал перстень: чёрный металл и овальный камень насыщенного изумрудного цвета. Изумруд, хотя это был не изумруд, играл и переливался, только не светом, а силой. Свою я почти утратил, но в других, и в людях, и в вещах, ощущал её сейчас особо остро.

Может, именно потому, что силы мне сейчас так не хватало.

— Надеюсь, сон ваш был достаточно приятным, — добавил новоприбывший. — Хотя сейчас на приятности любого рода я бы не сильно рассчитывал.

— Где я? — спросил я. Голос — хриплый, не мой, ощущение, будто в глотке сидит что-то чуждое, жестяное.

— В безопасном месте, — с улыбкой сказал мой пленитель. — Для нас, во всяком случае.

Он присел на край стола; извлёк из кармана нечто вроде записной книжки, но страницы её были из металлизированной фольги, и когда он их перелистывал, раздавался мягкий звук, как шелест флагов на параде.

— Позвольте мне задать вам несколько вопросов, господин… Ловкач. Не против, если я буду обращаться к вам так? Заметьте, я даже не спрашиваю ваше подлинное имя

Я промолчал.

— Во-первых, — продолжал он, делая вид, что не замечает молчания, — контактировали ли вы за последние семь дней с кем-либо из группы, известной под кодовым названием «Детский Хор»?

Я неосознанно вскинул бровь.

— Нет? — Голос его не менялся, но я понял, что это было уже вторым вопросом. — Хорошо. Тогда: участвовали ли вы в передаче нестабилизированной рукописи, помеченной литерой «Ш», некоему господину с титулом профессора?

Что? Какой «хор»? Какая «литера „Ш“»?! Какой «титул профессора»?

Кажется, внутри меня изумился даже Ловкач.

«Чиновник» — я не знал, кто он такой, на сюртуке никаких знаков отличия, кроме того странного значка — отложил фольговую книжицу, сложил руки домиком, склонился чуть ближе:

— Я не враг вам, Ловкач. Мне просто нужно знать — сознаёте ли вы, с кем связались. Или точнее… кто связался с вами.

Всё внутри меня сжалось. Тело Ловкача хотело бежать. Ужасно хотело. И это было плохо. Я не знал, куда и к кому попал, но Ловкач, похоже, знал отлично. Честно скажу — я едва удержал себя в руках. Еле-еле.

— Понимаете, — продолжил человек в сюртуке, откинувшись к стене, — мы ведь не случайно вас вытащили. Точнее… не совсем случайно. Имелась заложенная вероятность, что появится некто вроде вас. Кто заложил эту вероятность и на каком уровне — уже другой вопрос.

Он перелистнул очередную металлическую страницу.

— Уточним: сегодня вечером, в восемь часов двадцать три минуты вы повернули с Большого проспекта Петербургской стороны на Лахтинскую улицу. Там вы оставили первый след. Ваш собственный, вполне нормальный. Нам пришлось немало постараться, чтобы заполучить его, этот след. А через девять минут вы оставили второй… уже не след, но оттиск, назовём его так, соответствующий обнулённой сигнатуре. Это редкость. Очень большая редкость и столь же большая опасность.

Он поднял глаза, поймал мой взгляд.

— И что же случилось за эти девять минут, милостивый государь?