Ловкач

Глава 2

Я знал куда бить — горло, под подбородок, по восходящей, ладонью с разворотом.

Удар получился что надо — но ощущение, будто хлопнул я по деревянной доске. Тварь даже не отшатнулась. Просто… слегка наклонила голову вбок, как собака, услышавшая свист.

Ответный удар — прямой, в солнечное сплетение. Меня согнуло. В краткий миг я увидел тёмное небо, облака, упирающиеся в них трубы, петлю бельевой верёвки, и только потом понял: лечу. Меня отбросило, но я успел перекувырнуться, упасть на колено и вскочить.

Прыжок — с локтем вперёд, в висок. Захват запястья, выкрут, рывок. Хруст — и рука твари повисла под странным углом.

Но он не закричал. Просто посмотрел на меня с сожалением. Как учитель на глупого ученика, не выучившего таблицу умножения.

— Клеймо не сработало. Он другой, — сказал он куда-то в сторону. Сказал абсолютно спокойно, словно и не торчала его рука, нелепо задранная под странным углом.

Чего? Что он несёт уже второй раз подряд? И что же, он боли вообще не чувствует?

Второй, тот самый «монах», был уже рядом; монах с ранцем за плечами и торчащими трубками.

Я заметил, как он подобрался. Услышал шаг — один-единственный. Но телу этому, увы, было ой как далеко до желаемого. Я-прежний такого бы не допустил, но…

Светящиеся алым трубки полыхнули все разом и я на миг потерял ориентировку.

Врагам этого хватило.

Кулак — перчатка чёрной кожи, с латунными вставками — врезался мне в висок.

Мир накренился.

Накренился, но всё-таки не упал.

Я рухнул на четвереньки — в грязь, на ржавую жесть, в совсем не летний холод. Сквозь гул в висках пробилось что-то похожее на ярость. Рефлекс и остаток воли.

Я вскочил, и, прежде чем они успели взять меня в клещи — ударил «монаха». В грудь, с разворота, под дых.

Тот не ожидал. Его отбросило на трубу, он ударился спиной и у него, кажется, хрустнуло где-то в районе позвоночника. Хорошо. Очень хорошо. Но — недостаточно.

Я сделал шаг вперёд, но кое-как срощенная лодыжка вильнула. Секундная потеря равновесия — и почти сразу получил в лицо. Демоны б побрали это хилое тело!..

Второй враг — безволосый, с кукольным лицом, с теми самыми глазами, где ничего не отражается — вынырнул сбоку, ударил одной рукой. Только одной. Вторую я ему вывернул раньше — но, похоже, он этого не заметил. Или заметил, да не придал значения. Смог не придать.

Его кулак грянул, словно маятник башенных часов. Я отшатнулся, едва уклонился от следующего. Противник не спешил — он играл, как кошка. Как убийца, у которого весь вечер впереди. Ну погоди, ещё посмотрим, у кого вечер впереди окажется…

Я шаг за шагом отходил, скользил по мокрому металлу, щупая взглядом пространство за спиной. Готовился. Примерял удар — в пах, в горло, в переносицу. Нужен всего один — точный и смертельный. Даже если у него и вовсе нет внутренних органов — всё равно найдётся уязвимое место.

И тут уже поднявшийся монах снова вступил в бой. Дёрнул за рычаг на своём ранце, из трубок вырвалось алое сияние. Не как вспышка, не как огонь. Оно лилось — точно сироп или стухшая кровь, словно зараза. Прямо в воздух. И сам воздух сделался липким, вязким.

Я чувствовал, как утекают силы, которыми я и так поддерживал это тело — не бурно вырываясь, а словно кто-то медленно вращает винты тисков — медленно, но верно.

Тиски сжимались, выдавливая из меня силу.

Пора сменить позицию.

Слишком рано. Слишком рано для финала.

Я аккуратно пятился, отыскивая более выгодную позицию.

Двор, переход, парадная. Сквозняк из открытой двери. Я ныряю туда, несусь по лестнице, потом через балкон — в новый двор-колодец. Подвальное окно — и вот я уже внутри, ползу каким-то каменным лабиринтом. Воняет сыростью, кошками, углём.

Снова наверх, сквозь пролом в стене на чердак. Через чердак — в следующую парадную. Петербург, как ты хорош, когда нужно терять след. И как ты жесток, когда сил почти не осталось — проносятся в голове шепотки памяти Ловкача.

Враги не отстают. Им тоже досталось, но они идут. Я чувствую их.

Однако я, увы — на исходе.

Выскакиваю из дверей — проклятье, тупик; люк в середине, выдергиваю крышку, но нет, вниз не уйти, колодец завален. Вверх тоже не получится — голые стены. Можно попытаться вскарабкаться, однако новое тело это не потянет. Оно тренированное, но ресурса ему не хватит, даже с моей помощью. И без того остатков моей собственной магии едва хватает чтобы оно совсем бы не свалилось. Да и то… сломанная нога тянется, скрипя по брусчатке, наспех залеченная рука бессильно повисла, ее тоже не тронешь.

Остаётся дверь, единственная дверь — наверное, дворницкая, подсказывает память Ловкача

Поэтому остаётся дверь.

Я стучусь. Громко. Три раза. Потом ещё. Потом кулаком. Потом ногой.

Ловлю себя на мысли, что понимал куда иду…

Смотрю через плечо — и вижу их. Они уже совсем рядом, не торопятся, не спешат. Им ни к чему спешить. Преследователям я нужен живым. Точнее, почти живым… Почти — потому что так проще.

У меня ещё осталась искра. Я могу ударить. Сжечь и себя, и их, и этот темный двор-колодец. Всё исчезнет в алой вспышке, в моём последнем плевке в лица охотникам.

Но если я сделаю это сейчас — это будет жест отчаяния.

Признание того, что проиграл. Что не смог, что не справился, что слаб.

А я слабаком не был. Никогда.

Стискиваю зубы, кладу пальцы на дверь пониже ручки, где замочная скважина. Когда-то я открывал такой не глядя и даже не думая, но не сейчас.

И всё-таки я успеваю нащупать вырезы с выступами, вставляя незримый ключ. Мысли путаются, в глазах всё двоится. Я отдал слишком много сил, поддерживая это тело во время погони.

…

— Клеймо не сработало, — раздается голос монаха.

Я поднимаю руку — дверь троится перед глазами. Предательски подгибаются колени, тело непроизвольно заваливается вперед… Последнее, что вижу, как передо мной распахивается дверь.

Я сделал шаг — и упал прямо в открывшийся проем. Прямо над ухом раздалось непонятное:

— Он нестабилен. Нужна срочная транспортировка!..

Потом — темнота.