Страница 4 из 69
Долгие годы, обычно, молодой дрессировщик «саморазвивался», делая попытки анализировать свои практические подходы и добравшись «до истины» и поняв кусочек ее, бережно прятал и свято хранил его, дорого продавая «свои достижения».
Конечно, такое положение вещей нельзя было считать нормальным, но это как-то не замечалось, ибо, с одной стороны, дело все же понемногу шло и развивалось, а с другой, — правительственные круги дореволюционного времени глубоко в дело не вникали, да и все это в целом носило получастный, полугосударственный характер.
После революции дело, построенное на таких шатких основах, естественно, рухнуло чрезвычайно быстро, оставив вместо ста, — восемь жалких питомников, из которых пять имело по 1-2 собаки.
Когда в 1922 году все дело путем большого труда стало централизованным и постепенно разбилось на ряд ведомственных питомников, став на госбюджет, — естественно, нужно было начать ставить все дело заново и ставить на какие-то твердые и определенные рельсы.
Но этих рельс не было. Под руками был старый Герсбах и «таинственные ширмы» старых кустарей.
Но вот в 1924 году, в период бесплодных исканий, блеснул светлый луч. Этот луч упал на ту единственную науку, которая только одна могла твердо и верно определить все без исключения вопросы, связанные с дрессировкой, и выявить причины некоторых закономерностей. Имя этой молодой науки было «Учение о высшей нервной деятельности» (рефлексология). Все без исключения основные положения только в ней одной находили твердые и верные ответы, которые были ясны, определенны, безотказны и незыблемы в своей доказательности. И вот на основе ее, в период 1924-25 года выросла «Теория дрессировки», заключающая в себе ныне: 1) Общий курс теории дрессировки и 2) Теорию техники дрессировки.
Впоследствии, конечно, история нашего дела более подробно опишет возникновение «Теории дрессировки» и те неимоверные трудности, с которыми она пробивала себе дорогу. Меня нередко просили мои ученики и товарищи ответить на следующие два основные вопроса: 1) дать точное определение цели теории дрессировки и 2) о согласованности теории с практикой. С одной стороны, пользуясь случаем для ответа, а с другой, считая необходимым указать на это, я говорю, что цель обучения теории дрессировки будет достигнута тогда, когда дрессировщику, получившему новое задание на разработку любого приема, не придется искать и спрашивать уже «готовых» к этому технических подходов, зачастую непригодных для его собаки, а он сможет проработать их совершенно самостоятельно, учтя степень возбудимости своей собаки, границы ее высшей нервной деятельности (в области воспитания условных рефлексов) и сам найдет, в зависимости от характера и особенностей (физиологического состояния собаки), те необходимые возбудители, которые вызовут желаемую реакцию (действие) и послужат к образованию нового приема. Другими словами, такой научно-подготовленный дрессировщик, зная общие причины («почему»), которые вызывают у собаки исполнение желаемых действий, сможет сам легко и свободно, не сделав ничего лишнего, подобрать нужный технический «подход». При таком понимании вещей поведение (в смысле реакций организма на возбуждения, идущие извне) собаки будет всегда и в полной мере понятно, и дрессировка легка и безошибочна. Говоря по второму вопросу о согласовании теории и практики, мне приходится указать, что эти два фактора обучения построены на принципах «практической теории и теоретической практики». Этим, я думаю, ответ достаточно определен. В этой теории нет нежизненных предпосылок. В этой практике нет необоснованных, бездоказательных действий, — вот и все. Для правильной, рационально поставленной дрессировки нужно знать «психологию» собаки, чтобы быть понятным ей в своих требованиях и действиях. В связи с этим и все упражнения нужно строить способами, понятными ей, применительно к границам ее психического миропонимания. Но как к этому подойти? Изучение «психологии» всегда начинается с понятия о «сознании». Это понятие может быть достигнуто только путем личного самоанализа. Такой метод называется «субъективным», он наиболее прост для вывода заключений, наиболее удобен, но и… наиболее ошибочен.
Обычно, при таком методе, поведение животного путем психологических сопоставлений сравнивается с поведением человека; и, зная «по себе», что обычно возбуждает человека к данным действиям, обычно приписывают те же причины и собаке.
«Какие умные собаки, они при наступлении щена устраивают гнезда, очищают родившихся щенков, перегрызают пуповину и т. п.» — так говорит обыватель, забывая об инстинктивных (рефлекторных) действиях (инстинкты материнства, сохранения рода).
Школа субъективной зоопсихологии в лице Клапареда, Васемана, Марбе и Вундта признает это право аналогии.
Для новейших научных достижений эти учения приобрели название старой, «вульгарной», популярной, антропоморфической (очеловечивающей) ненаучной психологии.
Для нас этот метод абсолютно не применим.
В противовес указанному выше не критическому методу, наукой выдвинут другой — объективный метод (термин Арнгардта).
При этом методе все без исключения процессы, все поведение животного объясняется исключительно научно-физиологическим, а потому и объективным путем.
Здесь изучается поведение животного независимо от субъективных («душевных») переживаний, так часто ведущих к ошибкам. Здесь беспристрастно строго берутся на учет ответные физиологические процессы (реакции организма: исполнение приема, испуганный бросок, жадность на еду и т. п.) на ряд естественных и искусственно созданных раздражений, идущих от внешнего мира (команда дрессировщика, шум идущего поезда, убегающий человек и т. п.). К этим ответным действиям организма подходят осторожно, выявляя законченность в их образовании, выискивая соответствующих возбудителей, вызывающих ответные реакции (действия) организма.
Всем метафизическим предпосылкам нет места в этой чистой науке.
Психолог-объективист (он же физиолог) пользуется терминологией физиологии для объяснения тех или иных процессов.
При таком чисто научном подходе и знании причин, вызывающих те или иные ответные действия животного, дрессировка становится на твердую научно-обоснованную почву.
Старое кустарничество субъективного метода, очеловечивающее психику собаки, рушится.
Бездоказательность сменяется твердыми научными данными. В связи с этим для изучения научно-объективного метода дрессировки нужно безусловно знать основы физиологии нервной системы и иметь понятие о высшей нервной деятельности животных, т. е. знать учение об условных и безусловных рефлексах.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Исторический очерк происхождения и применения собак
Нет такого уголка на земном шаре, где собака была бы неизвестна человеку. От холодных, вечно покрытых снегом полей северной Гренландии до земли южной Виктории (этой почти предельной, южной точки земного шара), мы неизменно находим собаку у жилища человека. Всякий знает ее. Темно-бронзовый индеец и черный негр, эскимос, китаец и самоед, — все знают и помнят собаку с тех давних пор, как знают и помнят зарождение своей народности и своего быта.
Когда же появилась собака и каково ее прошлое? Почему жизнь собаки так тесно связана с жизнью человека? Почему, наконец, мы во всем мире видим безусловную любовь человека к собаке и различное ее использование?
Вот вопросы, которые нужно хотя бы кратко осветить читателю, заинтересовавшемуся вопросом о применении собак.
Остатки разрушенных храмов, засыпанные ныне песками последующих времен, стариннейшие надписи на камнях, орудия древнего быта, истлевшие ткани, высохшие кости и черепа и, наконец, рукописи всех времен — вот пути создания истории. Геологическими раскопками, под руководством специалистов, ученых палеонтологов, обнаруживаются осколки этих памятников глубокой старины и по мелочам, путем различных сопоставлений, путем долголетних кропотливых исследований и расшифровок создается история, рисующая условия и формы жизни далекого прошлого. Так создавалась история происхождения и применения собак. Собаку находили всегда и везде, где селится или вообще селился человек. Так, при геологических раскопках рядом с обнаруженными остатками построек и домашней утвари находили черепа собак; на старинных ассирийских памятниках, относящихся к VII веку до нашей эры, было найдено изображение собаки, по типу своему похожее на дога. На древнейших египетских памятниках, которые ученые относят к 3400 лет до нашей эры, были найдены изображения собак, напоминающих по своему строению борзых. История знает примеры, когда в честь собак египтяне строили храмы и города, не говоря уже об отдельных памятниках.