Страница 4 из 15
Глава 2
Внезапно я вынырнул на поверхность. Темная, давящая, вязкая толща воды будто растворилась. В глаза ударил яркий свет.
Боль в груди куда-то исчезла. Будто и не было ее вовсе. Я вздохнул еще раз. И еще.
Неужто я живой? Повезло?
Стоп! А с чего вдруг так стало светло? Только что был вечер! А сейчас будто шпарят сотни ярких прожекторов! И вдобавок жарища, как в баньке где-нибудь на даче. И вода какая теплая! Как парное молоко! Не то что секунду назад!
Я крепко зажмурился и снова открыл глаза. Ничего не изменилось.
Что за финт ушами такой случился? Где теплоход? И где набережная Москва-реки? Где мои слегка поддатые балбесы-желторотики с ленточками "Выпускник 2025", которые высыпали на борт после моего истошного крика: "Человек за бортом!"? Где другие родители прыщавых жертв ЕГЭ во главе с сумасшедшей мамашей Милкиной? Она ж еще секунду назад металась взад-вперед вдоль борта теплохода. Волочила за собой подол платья-шторы и отчаянно голосила!
Можете больше не рыдать, Лариса Дмитриевна! В порядке Ваша "корзиночка"! Успел я.
А куда же подевались мои рубашка со штанами, в которых я сиганул в мутную воду Москва-реки?
Я же точно все помню! До мельчайших подробностей. Всего секунду назад я, вытолкнув на трап к команде теплохода захмелевшего выпускника Витьку, который чуть было не пополнил ряды утопленников, сам попытался вылезти.
Но не вышло.
Помню только, что я почувствовал жуткую боль в груди и слабость, и снова сорвался в воду. Фиг его знает, почему так вышло. Никогда я глубины не боялся. Вода — это моя родная стихия. Наверное, просто мой старенький "мотор" в груди дал сбой. Не рассчитывало немолодое тело на внезапное испытание в стиле шоу "Форт Боярд". Особенно — через пару недель после операции на сердце.
Вот и двинул я коней. Или почти двинул? Что-то нет нигде света в конце тоннеля. Или что там полагается видеть?
Что произошло? Кто стащил с меня налипшую одежду?
Неужто та красавица из сна? Я был бы отнюдь не против.
А, все ясно! Допер я наконец!
Нигде я уже не плаваю. И нет никакого солнца. Просто смешались у меня в голове сон и реальность. Вытащили меня матросы, откачали и привезли в больничку. Вот и валяюсь я пока почти голый в реанимации. Сердчишко мое медработники чинят. И раздели меня в больнице они, а отнюдь не та симпатичная краля. Размечтался я на седьмом десятке. Как говорится, вспомнил, дед, как в армию ходил.
Я потряс головой, пытаясь откинуть налипшие на лоб волосы.
Стоп машина! Волосы! Откуда они у меня взялись?
Я провел ладонью по голове. Сто лет у меня нет уж никаких волос наверху. Только щетина. Башка у меня давно абсолютно лысая и гладкая, как попка у младенца. Я ж давно лысеть начал — когда еще тридцати лет мне не исполнилось. Сначала появились залысины, а потом и блин на темечке нарисовался. Вот и стал я просто-напросто бриться наголо, чтобы жалкие три волоса с боков на темя не зачесывать. Брутально и красиво. Дамам нравится. Ну, когда они у меня бывают. Слив не засоряется. И на шампуне экономлю.
А тут — прямо грива. Как и была у меня в двадцать с небольшим. Мокрая, прилизанная, но довольно густая.
— Рыба! — раздался с берега громкий возглас.
Я обернулся на голос и подплыл ближе к берегу.
Вон они, старички! Точно такие же, как в моем сне. В майках-алкоголичках. Прикрыли лысины старыми кепариками и сидят на каком-то тряпье. Рубятся в домино. Поэтому и кричат то и дело: "Рыба"! Значит, нет больше костей для добора. Игра зашла в тупик.
Жарятся дедки на солнышке. Радуются жизни. А чего? На работу ходить не надо. Хоть каждый день езди на пляж загорать. Рядом на газетке нехитрый перекус — треугольные пакеты с молоком, батон и пустые стаканы. Чуть поодаль, в тени — пара бутылочек припасена. Сбежали, наверное, от надоевших жен на пляж.
А вон и мелочь пузатая у берега плещется, весело вскрикивая: "Баба сеяла горох!". На своем месте и пацаны патлатые — те самые, которых я во сне видел. Бренчат на гитаре что-то не нашенское и тихонечко чокаются гранеными стаканами с каким-то пойлом.
Где такое видано, чтобы один и тот же сон два раза снился?
Или это не сон?
И откуда эти пакеты с молоком треугольные взялись? Тысячу лет я молоко в пластиковых бутылках беру. Треугольные пакеты и стеклянные бутылки с крышечкой из фольги давно уж в лету канули. Их теперь разве что в музее увидишь. Кино про СССР тут, что ли, снимают? А где же тогда дядьки с матюгальниками и операторы?
— Ну что, Эдик? — вдруг весело спросил меня кто-то, подплывший сзади. — Гуляй, рванина?
Я от неожиданности отпрянул в сторону. Это еще кто такой?
— Весь головняк позади? Ни тебе сессий больше, ни зачетов, ни двоек... Новая жизнь!
— А? — встрепенулся я.
Это что за парень? И с хрена ли я теперь Эдик? Всю жизнь Дамиром был. И нет, я вовсе не казах. Русский я. Просто дед Коля меня так назвал. Рогом уперся. Решил — и точка. Дамир — и все тут. "Даешь мир" значит. Назвал — и точка.
— Все позади, говорю, Эдик! — повторил подплывший пацан, коренастый и рыжий. — Теперь уже мы будем пионерам "параши" ставить и в дневники замечания писать. Как и нам в школе когда-то писали!
— Только мы тут будем, а ты там! — появился рядом другой пловец — примерно такого же возраста, только чернявый и глазастый. — Уедешь ты, Санек, в свою всесоюзную житницу. Я так и знал, что распределят тебя куда Макар телят не гонял. Пять лет вместе бок о бок были. А теперь кто его знает, когда увидимся?
— Ну и ладно! — беззаботно отозвался рыжий парень.
У него явно было веселое и беззаботное настроение. Даже перспектива ближайшего отъезда надолго его ничуть, кажется, не пугала.
— Чего гундишь, Пашка? — весело продолжил он, нырнул и снова вынырнул. — Потом и будет потом! А сейчас, пацаны, давайте плавать! Погодка — просто блеск! Да, Эдик?
Он с наслаждением нырнул и снова вынырнул.
— Да, пацаны! — согласился я. Просто чтобы не молчать.
Я решил вдруг кое-что проверить. Тоже нырнул. Потом еще раз. И еще. Ловко перекувырнулся в воде, толкнулся и снова вынырнул. А потом на скорости сплавал метров на пятьдесят вперед и обратно, меняя стили: брасс, баттерфляй, кроль... Перевернулся на спину и, с наслаждением делая мощные, профессиональные гребки, снова проплыл отрезок.
Кайф! Красота! Наслаждение! Давно я, признаться, не получал такого удовольствия!
Молодое, спортивное, поджарое тело ловко выполняло отточенные движения. Будто мощный, хорошо налаженный и смазанный механизм. Я ни разу не запнулся, не ошибся, не провалил локоть, ничего не забыл. Не сбил дыхалку. Проплыл идеально. Хоть сейчас на разряд сдавай.
Неужто все взаправду? Ничего себе я спринтер! Значит...
Не может быть! Или все-таки может?
Вдруг моя нога до чего-то дотронулась.
— Ой! — воскликнул чей-то незнакомый голос.
Я поднял лицо из воды.
А вот и та девчонка, которая мне давеча снилась. Все в том же скромном красном купальнике, но такая же обалденно красивая, как и в моем сне. Не то что теперешние девки-утконосы. Плавает чуть поодаль на спине, подставив плоский животик палящему солнцу и снисходительно слушая нашу пацанскую болтовню.
— Извини! — улыбнулся я и пригладил мокрые от воды волосы. — Виноват. Не хотел.
Красотка лениво улыбнулась мне, поправила свои намокшие каштановые прядки и перевернулась на живот.
— Аккуратней, чемпион! — лениво пожурила она меня. — Напугал...
Кажется, так оно и есть, каким бы это ни казалось невозможным! Все взаправду. Я не сплю! Не бывает таких реалистичных снов!
Я вернулся в СССР.
Вот почему мне на глаза попались треугольные пакеты с молоком! Тут это — не музейный экспонат, а часть обыденной жизни. Молоко — в пакетах, пиво — в бидонах и банках, продукты — в авоськах. А еще — песни ВИА "Песняры", передача "Пионерская зорька", журнал "Мурзилка" и много-много всего, о чем я, казалось, уже забыл.