Ткань Арахны

Арахна улыбнулась. Она концентрировалась, заставляя пальцы вспоминать верные точки на браслете. Челнок двигался рывками, узор получался простым, угловатым, но он создавался сам! Царь хлопнул в ладоши.

— Недурно, девка! Недурно! Но это детские забавы. Покажи настоящее чудо! Сотки мне… птицу! Да, птицу, которая вот-вот взлетит!

Арахна замерла. Птицу? Из нитей? На лету? Даже Афина… Но глаза Эорда горели азартом, придворные ждали. Отказ означал позор и кару. Она должна была. Браслет работал! Он помогал ей! Она вспомнила, как Афина создавала невероятные сцены. Сжала глаза, представила ястреба, парящего в небе над Ладоном, каждое перышко, изгиб крыла. Она вложила в эту картину всю свою волю, всю свою жажду признания. И нажала на браслет. Изо всех сил.

Сначала было то же самое – челнок дернулся, ремешок поднялся. Нити начали переплетаться. Но гул станка стал другим – выше, визгливее, как натянутая струна. Вдруг, на самой середине замысловатого поворота, изображавшего изгиб крыла, станок резко дернулся и замер. Челнок застрял. Гул сменился тревожным, прерывистым писком. Арахна в ужасе нажала на браслет снова и снова. Ничего. Только этот противный писк.

— Ну? — раздраженно протянул Эорд. — Где птица, ткачиха? Или твое волшебство кончилось?

Смешки придворных стали громче. Отчаяние и стыд захлестнули Арахну. Она не могла потерпеть неудачу! Не здесь! Не сейчас! В отчаянной попытке она не нажала, а ударила пальцем по центральной точке браслета, той, к которой Алфея лишь легонько прикасалась.

Раздался резкий, сухой ЩЕЛЧОК, похожий на треск ломающейся ветки. Браслет на запястье Арахны вспыхнул ослепительной, холодной голубой искрой. Одновременно девушка вздрогнула всем телом, как от удара огромным молотом. Ее глаза расширились от невыразимого ужаса и боли. Изо рта вырвался не крик, а хриплый, прерывистый стон. Ее тело выгнулось неестественной дугой, волосы встали дыбом. От точки на браслете по ее руке, груди, шее побежали зловещие синие прожилки, как молнии под кожей. Пахло паленой плотью.

— Что?! — вскрикнул Эорд, вскочив с трона. Придворные отпрянули в ужасе.

В этот момент в дальнем конце зала, там, где только что была пустота, возникла фигура. Как будто сгустился туман или разорвалась завеса. Госпожа Алфея. Ее лицо, всегда спокойное и сдержанное, было искажено ужасом и гневом. Она сделала шаг вперед, ее рука с протянутыми пальцами рванулась к Арахне. На ее собственном запястье мерцал точно такой же серый браслет.

— Нет! Держись! — крикнула Алфея, ее голос, обычно мелодичный, звучал резко и властно, резанув по тишине зала.

Но было слишком поздно. Голубые прожилки на теле Арахны вспыхнули ярче и погасли. Ее застывшее в муке тело обмякло и рухнуло на каменный пол с глухим стуком. Дымок тонкой струйкой поднялся от браслета и от ее одежды в районе груди. Запах гари стал явным.

Тишина воцарилась абсолютная. Даже дыхание замерло. Алфея застыла на полпути, ее протянутая рука медленно опустилась. В ее ясных глазах мелькнула невероятная боль, глубокая усталость и… что-то еще. Разочарование? Горечь? Она подошла к телу, не обращая внимания на остолбеневшего царя и его двор. Аккуратным, быстрым движением сняла с запястья Арахны дымящийся браслет.

— Глупое дитя, — прошептала Алфея, и в ее голосе не было злобы, только бесконечная печаль. — Слепая к величию, жаждущая лишь блеска. Разве могло это кончиться иначе?

Она подняла голову, ее взгляд скользнул по Эорду, побледневшему как полотно, по перепуганным лицам придворных.

— Вы видите? — ее голос зазвучал громко и холодно, заполняя зал. — Вот что бывает с теми, кто по слепоте своей пытается схватить молнию или приручить пламя, не зная его природы. Кто лезет в дела, что превыше их разумения, думая, что дерзостью можно заменить знание. Плата за невежество и алчность – гибель. Запомните этот урок.

Она не стала ничего больше объяснять. Схватила безжизненное тело Арахны с удивительной легкостью, словно оно не весило ничего. Повернулась и пошла к выходу. Придворные расступались перед ней, как тростинки перед бурей, не смея поднять глаз. Никто не посмел остановить ее.

Только когда фигура Афины с ее страшной ношей растворилась в дверном проеме, как будто ее и не было, тишину нарушил сдавленный вздох. Это был старый советник Эорда, Леодамант, знаток старинных преданий. Его лицо было пепельно-серым.

— Господин… — прошептал он, обращаясь к ошеломленному царю. — Это… это была Она. Афина. Богиня. Воистину… богиня.

Слова повисли в воздухе, тяжелые и неопровержимые. Эорд медленно опустился на трон. Он смотрел на пустое место перед станком, где только что стояла и мечтала Арахна, а теперь осталось лишь легкое пятно копоти на камне. Урок был усвоен. Слишком поздно для ткачихи.

Алфея вернее Афина несла тело Арахны не в усадьбу. Она несла ее за город, к тихому холму над рекой Ладон, где росла старая олива. Там, в тени серебристых листьев, она положила девушку на траву. Взгляд ее скользнул по почерневшему, мертвому браслету в ее руке – сломанному интерфейсу, который не выдержал грубого обращения и неконтролируемого запроса на энергию. Сложный механизм, созданный на далекой Титаниде для управления сложных машин, а не для детских фокусов перед тупыми царьками.

Она взглянула на лицо Арахны. Искаженное последней судорогой, оно все еще хранило отпечаток невероятного страха и недоумения. Талант. Искра подлинного дара к ткачеству была в этой девушке. Ее можно было бы научить понимать, а не просто жаждать. Но искра была задавлена мгновенным блеском ложного всемогущества, которое давал артефакт. Жажда признания, зависть к чужой силе, слепая вера в простоту волшебства – все это привело к короткому замыканию и в цепи браслета, и в цепи ее жизни.

Афина вздохнула. Горечь смешивалась с усталостью. Она была стратегом, ученым, хранителем знаний. Но не богиней, как шептались теперь во дворце Эорда. Просто… потерянной. Застрявшей в мире, где ее технологии казались магией, а попытки сохранить хоть крупицу цивилизации оборачивались трагедиями из-за человеческой глупости и алчности. История Арахны была лишь одной из многих. Горьким эхом того самого падения "Олимпа", что разбросало не только монстров, но и осколки опасных знаний по этой дикой, прекрасной, не понимающей их земле.

Она аккуратно сняла с руки Арахны простой браслетик – медный, самодельный, подарок матери когда-то. Потом взяла сломанный интерфейс. Оба предмета она бросила в быстрые воды Ладона. Пусть река унесет и память о глупости, и опасный артефакт. Тело же она предала земле под старой оливой. Без имени, без памятника. Лишь холмик свежей земли да шелест листьев над ним.

Уходя, Афина в последний раз оглянулась на холм. Туман снова стлался над рекой, окутывая все в таинственную дымку. Красота и безмятежность мира, который она не могла ни покинуть, ни изменить. В котором даже попытка подарить красоту через ткань оборачивалась смертью.

Она развернулась и пошла прочь, ее стройная фигура растворилась в утреннем тумане, как и ее надежда когда-либо быть понятой в этом мире. Урок был преподан. Цена заплачена. Но услышит ли его кто-нибудь, кроме шелестящих листьев старой оливы?