Страница 95 из 120
По рядам стражников прошел гул. Офицеры насторожились.
– Я сам, – Энтони чуть возвысил голос, перекрывая шум, – сам тому свидетелем. Я видел их мистерии перед статуей козла – то, чем они сейчас занимаются в Аркенайне, проклятом месте, средоточии колдовства. Я должен был стать жертвой дьяволу и лишь чудом вырвался оттуда. Надеюсь, мне вы верите?
– Верим, – послышалось несколько голосов, но большинство солдат молчали.
– Я понимаю, то, что вы услышали, чудовищно. Но это так. Поклонники дьявола захватили власть в Трогармарке, оттеснив от трона законного короля. Где это видано – чтобы женщина носила корону и правила государством? Где это видано – приносить присягу без имени Господа?
Теперь тишина была такая, что если закрыть глаза, то могло показаться, что во дворе находится один Бейсингем.
– Согласно кодексу Трогара, – продолжал он, – отлученные от Церкви не могут занимать государственных должностей. Вы все свободны от присяги королеве Элизабет, выступившей против Господа. А сейчас вам предстоит принести присягу новому королю Трогармарка, законному королю – Его Величеству Себастьяну. Я присягну первым.
Он опустился на одно колено перед Себастьяном и принялся произносить с детства знакомые слова воинской присяги. Закончил, поцеловал перстень Трогара.
И тогда строй стражников взорвался приветственным криком.
…Полчаса спустя они сидели в штабе. Гровера здесь уже не было: взяв тех офицеров, что присягнули Себастьяну, он отправился приводить к присяге остальные части гарнизона.
– Раз уж тут есть перо и бумага… – Энтони тряхнул чернильницу, заглянул внутрь и усмехнулся: – и даже чернила, дай мне собственноручный приказ, чтобы я мог разобраться со всей этой мразью в Аркенайне.
– А что ты хочешь с ними сделать? – осведомился Себастьян.
– Не знаю, – зло дернул щекой Энтони. – Будут сопротивляться – перебью, нет – арестую. Я бы предпочел, чтобы они сопротивлялись.
– Не очень-то я привычен указы издавать. – Себастьян задумался, начал было писать, разорвал бумагу, взял другой лист, снова что-то начал, и снова разорвал. Наконец, досадливо махнул рукой, написал несколько слов, подписался и приложил перстень. Энтони взял листок, поднес к свету. Там, четким и совершенно ровным почерком, словно бы писавший во всю жизнь капли вина в рот не брал, было выведено:
«То, что сделал маршал Бейсингем, сделано по приказу короля».
…Во дворе было уже пусто: остались лишь охранявшие казарму стражники да с полсотни вооруженных горожан, которых максимус приставил в качестве телохранителей к Бейсингему и новому королю. К Энтони подошел отец Максимилиан.
– Ну что ж, начало положено, и хорошее. Что вы намерены делать дальше, милорд?
– Комендант приведет к присяге остальные войска, а мне надо заехать еще в одно место, а потом возьму полк кавалерии – и в Аркенайн.
– А там что? Решился ли Себастьян арестовать собственную невестку и несколько десятков представителей высшей знати?
– Нет, он поступил иначе, – и Энтони показал настоятелю приказ.
– Да, в уме ему не откажешь. Дайте мне эту бумагу до утра, – попросил священник. – К рассвету я привезу ее в кавалерийские казармы. Попробую добыть для вас еще одну подпись…
…Герцогиня Баррио, поднятая с постели среди ночи, вышла в капоте.
– Простите, Бейсингем, уж коль скоро вы являетесь в такое время, надеюсь, вы не станете требовать от меня полного следования этикету. Что случилось? Судя по вашему торжествующему виду, вы низложили Элизабет?
– Да, – задыхаясь, выпалил Энтони. – На троне – Себастьян. Прошу прощения за столь поздний визит… или за столь ранний… но у меня есть время лишь до утра. Мне очень нужно переговорить с Аланом.
– А мне – с вами, милорд, – послышался голос мальчика. – Я ломал голову, как сообщить вам о том, что узнал. Если бы вы уехали всего на два дня позже… или если бы гонцы из Аркенберга приехали на два дня раньше. Вы даже не представляете, милорд, с чем мы столкнулись!
…На столе библиотеки лежала книга. Старинная книга, переплетенная в потертую кожу.
– Это «История культов» аркенбергского епископа Амат-лора, – даже сейчас Алан говорил неторопливо, лишь слегка вздрагивающий голос выдавал волнение. – Он жил за двести лет до Трогара и занимался делом, не приветствуемым церковью, – изучением языческих и дьявольских культов. Труд его то запрещали и жгли, то разрешали – но не переписывали, так что сохранилось всего несколько экземпляров, один из них – в библиотеке аркенбергского архиепископа. Он охотно прислал мне эту книгу – рад быт избавиться, да и я взамен предложил кое-что такое… впрочем, не будем об этом, время дорого. Лучше я расскажу вам, куда вы, милорд, изволили попасть…
«Артона бы сказал – вляпаться», – подумал Энтони. Алан раскрыт книгу.
– Это он?
…Да, это было то же лицо, которое он видел на стене в Аркенайне. Прямой нос и рот, миндалевидный разрез глаз, чуть изогнутая линия бровей, волосы, падающие темной глыбой на плечи. Однако здесь он быт изображен полностью: мускулистое стройное тело, два больших темных крыта – и свет, заливающий все вокруг.
– «Блистающий свет»? – дрогнувшим голосом спросил Энтони.
– Да, это изображение дьявола называется именно так. А теперь посмотрите сюда.
На следующей картинке было все то же лицо, теперь обрамленное со всех сторон языками пламени.
– Огненный демон… – неуверенно сказал Бейсингем.
– Не совсем, – покачал головой Алан. – Огненного демона рисуют похоже, но несколько иначе. На самом деле это более раннее изображение и его, и той сущности, которую вы видели на предыдущей картинке. Так сказать, общий прародитель. У него есть имя: это Тариус, хозяин огня. Во всем пантеоне языческих богов я не знаю более мрачного божества и более чудовищного культа.
Зародился он на островах в Эзрийском океане. Много тысяч лет назад там существовал архипелаг. Поначалу он назывался Баали, потом – Утрашти… ну, неважно. Мы знаем его как Альтону.
– Утонувшая земля! – воскликнул Энтони.
…В детстве он читал легенды об утонувшей земле. В теплом, ослепительно синем океане возвышались изумрудно-зеленые острова, славившиеся редкими фруктами, несравненным жемчугом и вином, острова, где всегда было лето. Но однажды в полночь земля разверзлась, оттуда вырвался огонь, и наутро на месте островов лишь лениво перекатывались волны…
Как оно всегда бывает в жизни, на самом деле все было немного не так. Хроники начала Древней Империи рассказывали о благодатном архипелаге более подробно и менее романтично. Действительно, около трех тысяч лет назад в Эзрийском океане существовал архипелаг Альтона, с ним шла бойкая торговля, ходили караваны судов. Оттуда везли жемчуг и вино, туда – континентальные товары и рабов. Рабов островитяне требовали много, причем самых дешевых – старых, больных или, наоборот, детей. Купцы рассказывали, что рабами жители Альтоны кормили своих богов. Впрочем, в то время человеческими жертвоприношениями удивить было невозможно – скорее достойно удивления, если какой-либо культ обходился без них. Но то, о чем повествовал епископ Аматлор, выглядело жутковато даже по меркам языческих времен.
Прекрасные острова Альтоны являлись подножиями вулканов, которые время от времени просыпались. Самый большой остров назывался Тариус. Там и находился главный храм культа Великого Огня, на других островах имелись храмы поменьше.
Философия у жрецов Огня была крайне простая. Жизнь – лишь мгновение, дуновение ветра, а смерть велика и всемогуща. Поэтому весь свой религиозный пыл они тратили на поклонение смерти в самом впечатляющем ее виде – гибели от вулканического пламени. А чтобы умилостивить грозное божество и получить отсрочку, ему приносили жертвы.
Пока Алан рассказывал, услужливое воображение Энтони уже нарисовало картинку. Пологий склон горы, зеленеющие виноградники, черная площадка, в середине жертвенный камень, в отдалении – жадная до зрелищ толпа. Вокруг камня выложен из поленниц пятиугольник, его на небольшом расстоянии охватывает еще один, затем – еще. Число пятиугольников может быть разным. В благополучные годы их два-три, а если предсказания неблагоприятны, то и пять-шесть. В проходы между поленницами загнаны люди: рабы, приговоренные преступники, военнопленные. Сильные связаны, слабые и так никуда не денутся. На камне, в бронзовом кресле – главная жертва, на сей раз – провинившийся жрец. Он понимает, что не вырваться, но все равно бьется в своих путах и молит о пощаде, хоть и знает, что пощады не будет. Рабы тоже знают, что их ждет – в воздухе стоит стон ужаса, лишь маленькие дети ничего не понимают, но и они притихли.