Страница 119 из 120
А пустоты не было. Ни пустоты, ни иронии, ни страха…
Все это длилось несколько мгновений. Воздух затих, мир закрылся, но Энтони хватило и того, что он успел увидеть. Он поднял голову, нашел на стене возле алтаря образ Святого Уль-риха и неслышно прошептал, надеясь, что тот услышит:
– Спасибо!
ЭПИЛОГ
…Третий день над Трогартейном бушевал январский буран. Ветер ломал сучья тополей, швырял в окна домов дождь пополам со снегом, заставлял редких прохожих идти спиной вперед, кутаясь в плащи. Тяжко приходится тем, кто в такой день опрометчиво пускается в путь!
Поздно вечером в ворота дома герцогов Баррио постучали. Заспанный привратник, ворча, вылез из своей каморки, запер огромного, уже спущенного с цепи пса и пошел справиться, кого это нечистый носит в такое время. По-видимому, принесло кого-то хорошо знакомого, потому что, едва услышав ответ на свой оклик, привратник тут же отворил ворота, и во двор въехали четверо всадников. Передний, на могучем рыжем жеребце, был, судя по всему, господином, хотя одеждой и не отличался от спутников – так же, как и они, кутался в плотный дорожный плащ с накинутым капюшоном. Остальные вели в поводу лошадей: двух вьючных и белого иноходца в зимней попоне. Кони у всех были хороши, но изнурены долгой дорогой, да и движения всадников выдавали крайнюю усталость.
Слуги потянули лошадей в конюшню, а господин прошел к дверям кухни – этим входом, более удобным, чем парадный, нередко пользовались те, кто был в доме своим. Его пропустили без лишних вопросов, а громкие восклицания свидетельствовали о том, что позднему гостю в доме рады.
– Здравствуй, Жерар! – обратился он к подоспевшему мажордому, снимая перчатки.
Круглая физиономия обычно степенного Жерара при звуках этого голоса просияла, и он, забыв всю свою важность, самолично принялся помогать гостю, замерзшие пальцы которого с трудом справлялись с обледеневшими завязками.
– Ваше превосходительство! Надо же, как это вы пустились в путь по такой погоде! Что вам угодно – командуйте!
– Когда мы две недели назад пересекли тайскую границу, погода быта нормальная. Не поворачивать же обратно оттого, что она испортилась. А угодно мне только одно: ужин и постель, ни о чем другом я и думать не могу.
Справившись, наконец, с помощью Жерара с плащом и подбитой мехом курткой, генерал Гален подошел к столу и буквально упал на лавку.
– Мы сегодня с шести утра в дороге. Сначала думали, что за день доедем, а потом обидно было останавливаться на ночлег в нескольких милях от города. Хорошо хоть, что стража у ворот нас пропустила: меня здесь пока еще помнят. Жерар, могу я попросить: пусть ваши слуги займутся нашими лошадьми и вещами, и гоните сюда моих людей, они тоже на ногах не стоят. И если бы вы на пару дней выделили мне камердинера, чтобы дать им отдохнуть…
Десять минут спустя, когда кухарка уже вовсю разогревала ужин, дверь в кухню отворилась и вошла герцогиня Баррио. Эстер не то собиралась спать, не то уже легла и теперь не стала одеваться, только накинула капот, что лишний раз доказывало: ночной гость быт в доме совершенно своим.
– Добрый вечер, Теодор! – кивнула герцогиня. – Нет, вы меня не разбудили, а жаль, это было бы радостное пробуждение. Не вставайте, я не сомневаюсь, что правила хорошего тона вам известны. В такую погоду светские манеры не обязательны. Жерар, подай мне жаровню, в этом доме никто, кроме меня, не умеет греть вино.
Теодор сидел, подперев голову руками, и внимал потоку ее красноречия, радуясь, что не надо отвечать. После тяжелой дороги по холоду его совсем разморило в теплой, наполненной вкусными запахами кухне, и если бы он так зверски не хотел есть, то уснул бы прямо тут, положив голову на стол. Кухарка подала ему разогретый на второй жаровне ужин, Эстер поставила кружку с горячим вином. Гален блаженно улыбнулся и принялся за еду.
Слуги генерала, невзирая на приказ, еще возились в конюшне, мажордом ушел проследить за тем, как готовят комнату для гостя. В кухне осталась лишь герцогиня, которая и составила Галену компанию, взяв себе вторую кружку вина. Утолив первый голод, Теодор обрел способность разговаривать.
– Ну вот! – сказал он. – Разделали мы этих, со стрелами, как мясник барана. Эмир Дар-Эзры, хоть вера у него и другая,
Князя любит не больше нашего. Мы готовили кампанию всю осень. Когда выпал снег, поставили заслоны на больших перевалах, а малые к тому времени были уже закрыты, и прочесали всю долину. Никто не ушел. Рабов освободили, слуг Князя, тех, кого не казнили, эмир обратил в рабство, замок их велел разобрать по камешку и присоединил долину к своему эмирату. Так что полный успех. Я даже деньги за кампанию получил, хоть в этот раз и не требовал – но эмир-то новое владение приобрел. Он звал меня остаться до весны, однако я все же решил вернуться. Есть тут кое-какие дела…
– Я не сомневалась, что вы поехали именно туда и сумеете довести дело до конца. Вот только Бейсингем, боюсь, вам не простит, что его не позвали.
– А то я без него не справлюсь! Нет уж, пускай ублажает молодую жену. Кстати, отчего это вы одна меня встречаете?
– Так никого нет, все разъехались, – герцогиня подлила еще вина. – Отдохните, Теодор, у вас есть несколько минут, пока приготовят комнату. Бейсингем с женой в Оверхилле, его особняк раньше лета не отстроят. Алан отправился с ними, а Рене обживает новый дом. Энтони нагнал туда работников со всего Трогартейна и пообещал двойную плату, если успеют до зимы.
– И как Рене принял то, что мы платим за его дом?
– А вы думаете, Бейсингем с ним советовался? Он сам все решил, а вы же знаете, ему возражать бесполезно…
– О да! Это я хорошо знаю… Он все так же счастлив?
– До полного неприличия. Отчасти поэтому и уехал – чтобы не вносить дисгармонии в столичное общество. К тому же Сана ждет ребенка…
– Хо! – сказал Гален. – Странно, если б это было не так. Тони все делает быстро и толково.
Он помолчал, вертя в пальцах кружку толстого зеленоватого стекла, и тихо спросил:
– Эстер, вы не знаете, где сейчас королева Элизабет?
– Королева? – герцогиня пожала плечами. – Понятия не имею. Мне даже не пришло в голову ею интересоваться.
– А можно это узнать?
– Вероятно, если постараться… Зачем она вам, Теодор? Гален не ответил. Он молчал, внимательно рассматривая вино на свет перед тем, как допить его. Наконец, выпил, поставил кружку и встал. И тогда герцогиня сделала приглашающий жест.
– Если вы хоть как-то держитесь на ногах, пойдемте со мной. Я хочу вам кое-что показать. Думала сделать это завтра, но, пожалуй, лучше сейчас…
Они поднялись на третий этаж и остановились перед дверью одной из небольших уютных комнаток, вроде той, в которой Бейсингем провел два месяца прошлой страшной зимой. Герцогиня постучала в дверь.
– Подождем, пока Аманда оденется. Ну вот… должна вам сказать, что вы неплохо повеселились в Трогартейне, Теодор. Представьте себе, недели две тому назад нам подкинули новорожденного ребенка, девочку Никаких меток на пеленках, никаких примет у младенца, только записка, что вы – отец ребенка и что мать, не имея возможности воспитывать девочку, поручает ее вашему попечению и просит нас, как ваших друзей… ну и так далее. Мы не стали ждать – когда вы там еще появитесь, и нарекли ее Этелью. Надеюсь, вы не испытываете отвращения к этому имени… Доктор сказал, что малышка немного недоношенная, так что вспоминайте: с кем были в прошлом мае, Теодор?
Гален коротко охнул, быстро сжав руку Эстер.
– Что с вами? Неужели вспомнили? Да, Бейсингему это не удалось бы, ему надо составлять целый список. Так что вот вам подарочек, надеюсь, что радостный. А королева… Зачем она вам?
– Что с ней? – хрипло выдохнул Гален.
– Забудьте, Теодор. Навсегда забудьте. Знаю, не сможете… – Эстер взглянула в мгновенно осунувшееся смуглое лицо и тряхнула головой. – Хорошо, скажу: ее больше нет. Вы даже на том свете не встретитесь – она ни в чем не раскаялась.