Вечное дерево

- Не беспокойся. Если растет заработок у бригады Цыбулько, то не за счет погони за жирными, а за счет рационализации.

Он опять полез за папиросой, раздумал, махнул рукой.

- Завтра договорим. Ты заходи в контору... А сейчас поехали. Кажись, прошел дождик. У меня сегодня вроде бы праздник, сыну десять лет стукнуло. Приглашаю.

- Никак не могу.

- Тогда пока. И не унывай. Что-нибудь придумаем с этими рамами. - Он улыбнулся сдержанно. - Не дадим тебе и твоей бригаде с голоду погибнуть. Кузьма Ильич подал руку и заспешил к троллейбусу.

* * *

Перед Степаном Степановичем стояла ближайшая задача: реостатные рамы. Он чувствовал: с решения ее начинается его авторитет в бригаде, в цехе.

На самой середине проспекта его окликнули. От трамвайной остановки навстречу шел Сеня Огарков.

- Бог есть! - воскликнул Степан Степанович, устремляясь к Сене.

Он не дал парню выразить свое удивление.

- Сказали: ты занимался рамами?

- Да бросьте вы! Наряд общими силами закроем.

- Я спрашиваю: ты что-пибудь придумывал?

- Ну, было...

- Что? Выкладывай.

Сеня покосился на подходивший трамвай, сдвинул брови на переносье так, что из них образовались крылышки.

- Там с кондуктором морока. Наклоняется, перекашивается. Сверла ломаются. Не представляете?-он пошарил по карманам, достал авторучку, пачку сигарет. - Смотрите.

Сеня стал рисовать на коробке и объяснять торопливо;

- Рама вставляется в кондуктор, кондуктор-в тиски. Тиски эти тяжелые, зараза...

- Ну, а что придумал?

- Не успел. Мастер рамы другим передал.

- Эх!-не то осудил, не то пожалел Степан Степанович и заспешил домой, чтобы в тишине поразмыслить над Сениным разъяснением.

У пивного ларька он увидел Самофала.

- Ты чего здесь?

- Выпьем по кружечке.

Степан Степанович стал в сторонку, разглядывая Самофала. Друг явно сдал за последние месяцы. Вместо боевого, подтянутого офицера, каким был Иван Дмитриевич совсем недавно, перед ним стоял сутулый, седой, небритый человек в полинялой рубашке и плохо отглаженных брюках.

Они обошли ларек, сдунули пену с кружек и отпили по глотку.

- Свежачок,-одобрил Самофал и, крякнув от удовольствия, поставил кружку на покрытый пятнами выступ.

- Слушай, Иван. Тебе работать надо.

Блаженное выражение с лица Самофала исчезло. Он помрачнел и снова схватился за. кружку.

- Ты катастрофически стареешь. Со стороны это видно.

Самофал сделал усилие над собой, улыбнулся как-то виновато и робко.

- Переломный возраст. Закон природы.

- Оставь. Добра желаю. А закон один: работать.

- Ладно, ладно. Дай спокойно выпить.-Он пригубил и поспешно перевел разговор: - Ну, побывал у дочери?

- С ней порядок.

- А что жена? Сын?

- Молчат.

- А работа как? Пошла?

- Да нет. У меня день ото дня не легче. Все никак не могу найти своего места, все еще не в своей тарелке, а главное, не могу войти в новую жизнь, в новый ритм, в новые порядки... Все что-нибудь не так... Хочу как лучше, а получается не то... Сегодня вот с одним типом, неким Клепко, нарядом махнул. Отдал ему жирные, ну, подороже, значит,-он посмотрел на Самофала, что-то сообразил и заговорил быстрее: - Иван, ты же артиллерист. В технике соображаешь. И на заводе до армии работал.

- Анкетные данные правильные,-подтвердил Самофал.

- Слушай, посоветуй. Влип я.

Степан Степанович огляделся, поднял с земли обгоревшую спичку и начал чертить ею на стенке ларька все, что чертил ему на коробке сигарет Сеня Огарков.

Несколько раз им кричали, требуя кружки. Неоднократно возникал и затихал шум в очереди. Они не слышали ничего. Лишь когда буфетчица скрипнула дверью и потребовала возврат посуды, они извинились и направились к дому.

- Подумай, Иван,-еще раз попросил Степан Степанович, протягивая руку на прощанье.-Может, что сообразишь.

* * *

Сеня Огарков делил жизнь на три разряда: мягкий, так себе, жесткий. Мягкий - когда все идет как по маслу. Так себе - ни то ни се, ни больших трудностей, ни больших радостей. Жесткий - когда все в жизни сразу не покоряется, все дается с бою, когда вот-вот, кажется, сломаешься от напряжения, как сверло от вязкого металла, и все-таки выдерживаешь, побеждаешь.

Вот такая жесткая жизнь была ему по душе.

Наверно, потому что сам он все делал по-своему, Сеня не терпел несамостоятельных людей. Он не любил малодушных, хнычущих и податливых, скисающих при первой трудности. Поэтому его и взволновал разговор у трамвайной остановки с бригадиром. То,.что тот полковник, Сеню мало трогало: он ценил людей не по прошлым заслугам, а по сегодняшнему дню, по сегодняшним делам. То, что бригадир "накололся" с этими рамами, тоже не очень расстраивало, хотя вопрос и касался всей бригады. Спор с ним также не задел его. Сеня видел, что полковник, несмотря на возраст и офицерс-кий опыт, в делах заводских-салага. Но то, что он не скис, не размяк, не успокоился и не отказался от своего, а хочет что-то придумать, преодолеть трудности,-это привлекло Сеню Огаркова. В своем бригадире он увидел те качества, что были в нем самом, и не мог. не поддержать их, как не может человек не подтянуть мотива, услышав любимую песню.

Сене пришла в голову ценная мысль, только необходимо было согласие девчонок. И он не поехал по своим делам, вернулся в общежитие, зашел в комнату девушек.

Их на месте не оказалось.

- Носятся где-то, - буркнул Сеня.

Он прошел к себе, достал из-под кровати баян и начал подбирать на слух новую песню: "Бухенвальдский набат". За игрой и не услышал, как в комнате появились девушки-Галка, Нюся и Нелька; лишь когда они засмеялись, вздрогнул, обернулся.

- А мы постучали, - оправдалась Галка.

- А он, как тетерев, кроме себя, никого не слышит, - засмеялась Нюся.

К удивлению девушек, Сеня не свел, как обычно, брови и не сказал: "Вы можете не мешать хотя бы?", а быстренько поднялся, поставил баян на стол и произнес вполголоса:

- Девчонки, я вас искал.

- Мы потому и пришли. Нам комендантша сказала.

- Дело есть... Полковника встретил. Мучается. Все из-за этих рам. Помочь бы ему надо.

Девушки почти одновременно пожали плечами.

- Он - не подумайте - не скис. Я сначала тоже думал... А он, оказывается... молодчага. Думает, ищет...

Девушки слушали.

- У меня план есть. - Сеня поманил их, чтобы подошли поближе, словно кто-то посторонний мог подслушать разговор.-Давайте завтра придем на час раньше. Сделаем этих рам штук по десять. А за пять минут до работы скроемся.

- А он? - спросила Галка.

- Он теперь вовремя приходить будет.

- А куда готовые рамы денем?

Нюся вновь засмеялась, хотя ничего смешного в ее вопросе не было.

Сеня при разговоре о нею так хмурился, что это всегда смешило девушку,

- Это я беру на себя, -сохраняя серьезность, объяснил Сеня. - Ну, как?

Девушки схватились за руки, образовали вокруг него хоровод и запели:

Как для нашего для Сени Мы что хочешь совершим.

Он попробовал рассердиться, но не выдержал и улыбнулся, как улыбаются детям, на которых нельзя сердиться. Хотя все они были примерно одного возраста, Сеня почему-то считал себя старше девушек и был к ним снисходителен.

- Ну, ладно, ладно, - произнес он басовито и свел свои знаменитые брови на переносье.-Вам бы только хаханьки.

- Сенечка, поиграй. Ну, Сенечка.

Он отказывался для приличия, а потом согласился, потому что любил, когда людям бывало весело от его игры.

* * *

Как и предполагал Куницын, Песляк остался им недоволен, И никакие объяснения причин неявки Стрелкова, никакие советы работникам радио повременить, никакие ссылки на новую должность полковника в отставке, б которой он еще не освоился, - ничего не помогло.

- М-да, - хмуро промычал Песляк. - Вот так... Ты свободен.