Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 76



Писатель, который, в отличие от, скажем, кинематографистов, нуждается только в бумаге и карандаше, должен приобретать их в государственном магазине. Но, главное, ему необходима типография.

Клаус Менерт, вернувшись в Советский Союз через полвека после публикации своей первой книги, собрал материал для исследования о литературных вкусах русских советских читателей. Работа представляет интерес, во-первых потому, что статистика такого рода в СССР не публикуется, во-вторых потому, что опытный советолог, не желающий портить отношений с властями, Менерт исключил из своего опроса всех "подозрительных" – писателей изгнанных, эмигрировавших, неодобряемых Инстанцией. Немецкий советолог принял также, что все опрошенные им советские граждане, как встреченные случайно (шофер такси, кассирша в магазине), так и запланированные (библиотекари, писатели) отвечают ему искренно, откровенно рассказывают о своих вкусах. С небольшими оговорками Менерт представил итоги опроса как результат выбора советских читателей, как отражение его сегодняшнего (1980 – 1983) вкуса.

Книга немецкого советолога называется Русские и их любимые книги. Ее главное достоинство – демонстрация техники возбуждения любви. В данном случае объектом является – литература. Клаус Менерт составил список, включающий имена 24 самых любимых советских писателей, По странной случайности, которую советолог не комментирует, 21 из 24 любимых авторов – члены правления Союза советских писателей. Только три автора не входят в "руководство" – братья Стругацкие и братья Вайнеры (либо потому, что они работают в "несерьезных" жанрах – научно-фантастическом и детективном, либо потому, что норма евреев в правлении уже выполнена) и Валентин Пикуль (возможно потому, что его исторические романы носят излишне шовинистический и антисемитский характер). Восемь любимых авторов входят в состав секретариата Союза – центральный руководящий орган, в их числе и председатель – Георгий Марков.36

Приведенные цифры позволяют сделать вывод (его делает Менерт), что любимые (т. е. лучшие) писатели руководят своим Союзом. Но можно сделать иной вывод: руководители Союза автоматически становятся любимыми писателями. Возможность свободного выбора товара определяется наличием товара на рынке. Клаус Менерт отмечает совершенно справедливо феномен поразительного книжного голода в СССР. И делает из этого вывод о необычайно высоком культурном уровне советского народа, о жажде знаний, которая его пожирает. Можно, однако, заметить, что в Советском Союзе не хватает не только книг, но также всех других товаров широкого потребления. Книги, как и другие дефицитные товары, приобрели функции, каких они не имеют в других странах – стали особым видом валюты.

Книжный голод организуется сознательно государством, приобретающим таким образом дополнительный инструмент воздействия на литературу, на писателей, на читательские вкусы. Организация книжного голода происходит элементарно просто. По данным Ежегодника Юнеско за 1981 г., Советский Союз по потреблению бумаги на душу населения "для печати и письма" в 1979 г. занимал последнее место среди промышленных стран: США – 65,603 кг, ФРГ – 51,172, Франция – 37,676, Япония – 31,936, Великобритания – 31,794, СССР – 5,117. Поскольку вся советская бумага находится в руках государства, оно – публикует, что хочет. "Только за 1969-70 гг. тираж произведений Ленина и книг о Ленине и ленинизме превысил 76 млн. экземпляров".37 В 1978 и 79 г. "трилогия" Леонида Брежнева была издана тиражом в 17 млн. экземпляров. Менерт подсчитал, что книги Юлиана Семенова, певца КГБ, которого немецкий советолог считает одним из трех (двух других он не называет) лучших советских писателей, опубликованы – пока – тиражом в 12,5 млн. экземпляров. Романы председателя СПП Г. Маркова тиражом в 5.162,060 экз., зато произведения одного из крупнейших русских писателей последних лет В. Распутина – тиражом в 1.427 тыс. Бесспорно – это успех, но тираж политических романов другого любимца Менерта – А. Чаковского – в три раза больше.

Тираж советской литературы определяется не вкусами читателей, но вкусы читателей определяются тиражом. К тому же подлинный успех литературного произведения определяется сегодня не только тиражом, но и использованием текста другими средствами массовой коммуникации – телевидением, кино, радио. Любимые книги, те, какие назывались Клаусу Менерту, как правило, переносились на телевизионный и киноэкран, передавались по радио, превращались в оперные и драматические спектакли. Очевидно, что и здесь произведения руководителей Союза писателей использовались в первую очередь. Одной из наиболее удачных рекламных операций КГБ была телевизионная серия по роману Ю. Семенова Семнадцать мгновений весны, принесшая славу автору и "органам". Летом 1984 г. в дни Олимпиады бойкотируемой СССР, телевидение передавало, для успокоения советских зрителей, очередной сериал по очередному шпионскому роману Семенова.



В 1974 г. была сделана попытка решить бумажный кризис и удовлетворить читательские вкусы: было объявлено, что за 20 кг макулатуры советский гражданин получит талон который позволит ему купить Королеву Марго А. Дюма или Сказки Андерсена. Очень быстро выяснилось, что советские читатели принесли и продолжали приносить такое количество макулатуры, что для выполнения их спроса на Дюма и Андерсена, пришлось бы перестать печатать Брежнева и Маркова. К тому же, как и следовало ожидать, не оказалось складов, где можно было бы хранить макулатуру.

Список "24 любимых советских писателей", составленный Менертом, напоминает рентгеновский снимок организма, больного раком: рядом со здоровыми органами – пораженные болезнью. Менерт ставит в один ряд писателей -В. Распутина, В. Астафьева, Ю. Трифонова и "зелененьких" – Г. Маркова, А. Чаковского, Ю. Семенова. В издательской продукции всех стран встречается феномен многомиллионных тиражей книг. Во многих случаях успех выпадает на долю авторов, продукция которых не имеет ничего общего с литературой – это социальный феномен, привлекающий внимание социологов, психологов, историков. Вряд ли Клаус Менерт поставил бы рядом западногерманских авторов – Консалика и Бёлля, хотя общий тираж романов Консалика значительно выше, вряд ли он поставил бы рядом американских авторов – Гарольда Роббинса и Саула Беллоу. В советской литературе они не только стоят рядом – продукция "зелененьких" выдвигается на первое место, получает премии, ордена и медали, используется, по выражению критика, как "база и стартовая площадка – кино, театра, радио- и телепостановок".38

Немецкий советолог пришел к выводу, что советский "литературный котел кипит; варево содержит много ингредиентов и рассчитано на разные вкусы; крышка прижата менее плотно, чем 50 или 40 лет назад".39 Невозможно с ним согласиться. В 30-е годы, когда трансформация литературы в советскую литературу была в разгаре, еще не только жила память о том, каким должен быть писатель, еще жили писатели, вступившие в литературную жизнь до революции, либо сразу же после нее. Этим обстоятельством можно объяснить литературный взрыв 60-х годов, давший книги Б. Пастернака, А. Солженицына, Ю. Домбровского, В. Максимова, В. Гроссмана, ряда других писателей. Все они, без исключения, были выброшены из "литературного котла", который так понравился Менерту. Они вычеркнуты из литературы – их имена выброшены из словарей, энциклопедий, учебников, их книги уничтожены. Андрей Тарковский, объясняя причину своего решения не возвращаться на родину, рассказал что он был вычеркнут из списка кинорежиссеров чиновником, который был недоволен творчеством и поведением постановщика Андрея Рублева и Сталкера. Другой чиновник вычеркивает Мстислава Ростроповича, третий – Рудольфа Нуреева и Михаила Барышникова. Советская культура может обойтись без них, в "культурный котел" закладываются гении, назначенные идеологическим отделом ЦК.

Положение советской культуры ухудшилось по сравнению с прошлым. Оно стало – нормальным. Цензура, неуклонно развивающаяся, превратилась в гигантский контрольный аппарат. Со дня рождения в 1922 г. цензура носила неясное имя: главное управление по делам литературы и издательств, сокращенно – Главлит. В середине 50-х годов она стала официально и откровенно называться Главное управление по охране военных и государственных тайн и печати. Затем появились ведомственные цензуры – в министерстве обороны, в атомной, компьютерной, космической, радиоэлектронной, химической промышленности. Главлит сегодня носит название Главное управление по охране государственных тайн и печати. Все то, что – в данный момент-включается в книгу, насчитывающую 300 страниц мелким шрифтом – Индекс информации, не подлежащей публикации в печати – вычеркивается цензорами Главного управления. Каждая рукопись, даже художественного произведения, в которой могут упоминаться, например, военные, либо инженеры, проходит дополнительно ведомственные цензуры. Кроме цензоров-сотрудников Главлита, каждая рукопись цензуруется редактором. После редакторской цензуры рукопись отправляется в типографию, которая набирает гранки и две копии отправляет цензору. После утверждения цензором рукописи, типография печатает сигнальные экземпляры: 1 – цензору, 3 – органам, проверяющим работу цензора (в ЦК, КГБ, главное управление). Если в книге будут обнаружены "ошибки" кем-либо из контролеров – она конфискуется, даже если поступила в продажу.40