Год Мамонта

Коль скоро боль не унималась, как не лежи, следовало встать и идти искать артезианский колодец.

Она встала, качнулась, удержала равновесие, и огляделась, медленно поворачивая голову. Она была в шатре. На плетеной подстилке у самых ее ног лежала Фрика.

— Эй, — сказала Шила хрипло. — Эхх… Эй!

Она опустилась на колени рядом с матерью и дотронулась до ее плеча. Обычно Фрика спала очень чутко, а сейчас даже не пошевельнулась. Шила решила ее не будить.

Внезапно она вспомнила, что произошло. Их опоили зельем, и ее, и Фрику. А потом был Фалкон. И она его ткнула кинжалом под лопатку. А потом потеряла сознание. И вот она здесь. Кто-то пробрался в замок, и привез их сюда. Слуги Фалкона? Вряд ли. Будь это слуги Фалкона, они бы сейчас были не в шатре, а в каком-нибудь, опять же, каменном мешке. Почему шатер?

Шила снова поднялась на ноги и вышла из шатра, покачиваясь. Дело шло к вечеру, солнце желтело над кронами каких-то хилых деревьев, а кругом стояли шатры, и шастали туда-сюда какие-то редкие воины. Кто-то что-то закричал, вроде «едут, едут!», и все засуетились еще больше. Шила отошла от шатра и огляделась. С юга к шатрам двигалось войско.

Приблизившись, воины начали спешиваться у шатров, мрачно обмениваясь репликами, стирая со лбов пот, черпая из бочонков воду. Один из воинов подъехал прямо к шатру Шилы и спешился.

— Ого, — сказал он без особого энтузиазма. — Как ты выросла, девочка моя.

Как-то неестественно у него это получилось, будто хотел он быть искренним, но не мог в силу каких-то неведомых ей причин.

— Мы разве на ты? — спросила Шила.

— Вроде да, — сказал воин. — Впрочем, как хочешь. Фрика тоже очнулась?

— Кто вы такой?

— Я, в общем-то, твой отец.

— Зигвард?

— Да.

— Ага, — она смерила его взглядом. — Ничего, симпатичный.

Он наконец-то улыбнулся, но улыбка быстро сошла с его лица.

— Мне надо… — сказал он. — В общем, я сейчас пойду вон туда, где эти свиньи моются, помоюсь сам, и выскажу им кое-что. Извини, что я такой хмурый. Может… Ну, иди сюда, я тебя обниму.

Никакой особой нежности в его объятиях не было, а потом от него несло очень сильно.

— Да… — сказал он. — Ну, ладно. Понимаешь, войско-то сдалось, а вот горожане… В общем, мне только что пришлось подавлять восстание, и дело это, скажу тебе по очень большому государственному секрету, не из приятных. Я сейчас вернусь, только умоюсь и всыплю им… скотам… птица и камень…

Отец ее оказался веселым дядькой, когда слегка развеялся. Умытый, в чистой одежде, побритый и причесанный, он выглядел очень импозантно, что весьма импонировало Шиле. Они проболтали весь вечер о всякой ерунде, об отношениях мужчин и женщин, об искусстве, о Славии, и прочем. Вот только каким образом она, Шила, и Фрика, попали из Замка Оранжевых Листьев сюда, в стан — уже не мятежников, но победоносного войска Великого Князя Зигварда, повелителя Ниверии, Зигвард уточнять отказывался. Что-то его во всем этом деле смущало. А может просто скромничал. Фрика в себя не приходила.

На следующее утро Зигвард съездил в Теплую Лагуну, произнес там две речи — одну в ратуше, другую на площади, и, оставив в городе значительный гарнизон, состоящий преимущественно из кронинцев и астафцев, двинулся с остальным войском в столицу. Собственно местных воинов, перешедших на его сторону, пришлось взять с собой — здесь он им не доверял. В Астафии он намеревался перераспределить их, частично в Кникич, частично на запад, к горам.

На подходах к Астафии дороги оказались завалены снегом, что всех очень смутило и расстроило. Зато сама Астафия встретила Зигварда радостно и помпезно. Распространился, правда, слух, что он, Зигвард, не просто Великий Князь, но заодно еще и славский конунг, но, даже если правда — что в этом плохого? Меньше опасности со стороны Славии, вот и все. Он же наш, плоть и кровь. По нам, так пусть и Артанию присоединит.

Сразу по прибытии Зигвард первым делом разослал курьеров к членам Рядилища, призвав их собраться через три часа, а сам посетил Улицу Святого Жигмонда, в одном из домов которой провел эти же три часа в обществе двух изображающих сладострастие проституток, а затем, захватив с собой две дюжины охранников, явился с небольшим опозданием в Рядилище, где все были в сборе. Взбежав на подиум, Зигвард сказал:

— Здравствуйте, господа мои. Вас тут слишком много. Я хочу видеть комиссионера фермерских хозяйств, комиссионера ремесел, комиссионера по вопросам культуры, главу управления регионами, главу судопроизводства, главу легислатуры, и комиссионера иностранных дел, итого семь человек. К остальным нижайшая просьба не побрезговать выйти вон и больше никогда сюда не приходить, ни под каким предлогом.

После короткой паузы в зале зашептались. Никто не поднялся с места. Зигвард поднял руку, восстанавливая тишину.

— Я прекрасно понимаю, — сказал он, — что, вальяжно расположив афедроны свои в этих креслах, многие из вас опасаются, что жизнь вне этих кресел окажется менее комфортной. Я не Фалкон, я человек гуманный и сочувственный. Поэтому заверяю вас, господа мои, что Сейская Темница в ближайшее время будет переоборудована, чтобы создать максимально комфортабельные условия для тех из вас, кто не является одним из ранее мною упомянутых и не покинет зал в течении следующих двух минут. Конвой!

Охрана вытащила мечи.

У выхода образовалась давка, и Зигвард, из гуманистических соображений, проигнорировал тот факт, что уход членов Рядилища занял не две, но целых четыре минуты.

Оставшихся он попросил встать и приблизиться к подиуму.

— Господа мои, — сказал он. — Через три часа прошу вас явиться ко мне в кабинет, во дворце. Вы представите мне отчеты о вашей работе за последние три года, после чего мы вместе составим проэкт некоего общего Закона Ниверии, в соответствии с которым последнее слово в любом вопросе всегда будет за императором, а предпоследнее за ниверийским наместником, назначенным императором.

— Позвольте вам заметить, господин мой… — начал было глава легислатуры.

— Нет, — сказал Зигвард. — Для простых людей я просто — соотечественник, с которым можно говорить запросто и сколько угодно спорить, на любые темы. Для официальных лиц, каковыми являются члены правительства и военачальники, я — император, и делать мне замечания и давать советы вы будете только в том случае, когда я лично вас об этом попрошу. До скорого свидания.

Он поправил перевязь, положил левую руку на поммель, и спрыгнул с подиума. Охрана салютовала ему поднятыми мечами.

Через день по прибытии Шила, обосновавшаяся в своих старых апартаментах в княжеском дворце, зашла к Фрике, заглянула в спальню, и увидела, что кровать пуста. Сперва она испугалась, но потом углядела Фрику, стоящую у окна, неловко облокотившись о стену.

— Зигвард? — сказала Фрика. — Зигвард?

Она обернулась и посмотрела на Шилу безумными глазами. Шила подошла ближе.

— Иди ко мне, Зигвард, — сказала Фрика. — Ведь я твоя.

Шила попятилась и вышла из спальни. Поразмыслив, она кинулась в коридор и бегом, отталкивая замешкавшихся слуг, которых было теперь во дворце великое множество, направилась в апартаменты Зигварда.

Готовящий себя в императоры уже закончил свои дневные дела и теперь бездельничал над развлекательного толка фолиантом с неприличными гравюрами.

— Эй, — сказала Фрика, вбегая без стука и без доклада, отталкивая стражника и слугу. — Эй!

Зигвард поднял голову.

— Привет, — сказал он. — Что ты врываешься? Пожар? Потоп?

— Что-то с Фрикой.

— Что?

— Она очнулась.

— Ага. Сейчас я приду.

— С ней что-то неладное. По-моему, у нее помутился разум. В общем, мне страшно.

Зигвард отложил фолиант и вышел в коридор вместе с Шилой.

Фрика стояла у окна, прислонившись к стене спиной. Шила осталась в дверях, а Зигвард шагнул вперед и приблизился к Фрике.

— Здравствуй, — сказал он.