Колокол Джозефа

За два дня лисы стали хозяевами замка. Как просто оказалось это сделать! Сильваморта заманила Муту в комнату и заперла ее там. Нагру схватил маленького Трюфэна, который до смерти перепугался, увидев жуткие когти у самого своего горла. Гаэлю пришлось опустить подъемный мост, и в замок ворвались крысы.

С этой минуты жизни обитателей замка висели на волоске. Все их друзья и придворные, которые пытались сопротивляться, были убиты или заключены в подземелья замка Флорет; тех, кто не был опасен, заставили прислуживать лисам и их офицерам.

Нагру был весьма крупный лис. От кончика носа до кончика хвоста его гибкое и сильное тело покрывали голубовато-серые пятна, а его жестокие глаза напоминали кроваво-красный гранит. Одеждой ему служила шкура волка: свои лапы Нагру вдевал в лапы шкуры, как в рукава рубашки, а волчья морда с пустыми глазницами красовалась на голове, надетая как капюшон. Вместо волчьих когтей были вставлены железные когти, поэтому лапы Нагру были грозным оружием.

Сильваморта уступала ему в росте, но не в жестокости. Ее морда была серебристой, и такие же серебристые отметины украшали серовато-белый мех на спине, глаза светились зеленоватым огнем. Она носила юбку из звериных хвостов с искусно вшитыми кусочками хрусталя, и, когда лиса двигалась, они позванивали.

Сейчас жестокая чета сидела бок о бок, попивая бузинное вино. Нагру поддел когтем черносливину и злобно швырнул ее в толстую старую крысу, которая держала в лапах музыкальный инструмент, похожий на лютню:

— Йохэл, песню!

Йохэл начал петь противным тонким голосом, аккомпанируя себе:

Нагру спросил у Гаэля:

— Эй, Белкинг, знаешь, почему меня зовут Лисоволк?

Гаэль молчал, тогда Нагру сам ответил:

— Потому что я — единственный лис, который убил волка, это его шкуру я ношу. Этого волка звали Урган, я взял это имя и перевернул его — теперь меня зовут Урган Нагру. Говори хоть с начала, хоть с конца — получается одинаково.

Пока Нагру рвал зубами мясо и запивал его вином, Сильваморта пристально смотрела на Муту — старую няню-барсучиху. Мута молчала. Иногда, когда радовалась или пугалась, она издавала звуки, похожие на хриплый кашель или лай, но чаще она молчала. И сейчас, верная Трюфэну, она сидела рядом с ним. Сильваморту раздражала эта привязанность няньки к питомцу, и лисица никогда не упускала возможности помучить Муту. Подозвав к себе Йохэла, Сильваморта сняла с него красную с желтым короткую накидку и сорвала с головы шутовской колпак — он был сделан в форме двух рогов, на конце каждого болтался маленький колокольчик. Нацепив все это на Муту, лисица насмешливо крикнула:

— Поднимайся, полосатая! Я приказываю — пляши!

Барсучиха не сдвинулась с места, она молча смотрела на лисицу. Сильваморта кивком подозвала к себе Щелеглаза — одного из офицеров.

— Если эта дура не будет плясать, — пролаяла она, — пощекочи мечом беличье отродье! Пусть тогда он попляшет!

Щелеглаз встал и вытащил меч из ножен. У Муты не было выбора. Она стала медленно плясать, шаркая лапами.

Сильваморта пнула крысу:

— Играй, Йохэл!

Мута кружилась, стараясь успеть за музыкой. Колокольчики на дурацком колпаке беспорядочно звенели, а Сильваморта и крысы насмехались над неуклюжей пляской. По щеке Муты скатилась одинокая слезинка.

Королева Сирина отвернулась, не в силах видеть это жестокое представление. Гаэль наклонился к жене, словно утешая, и шепотом, чтобы слышала только она, сказал:

— Слушай и постарайся не показать своего удивления. Помнишь нашего славного певчего дрозда Рэльфа? Рэб передал мне через него, что выдры будут ждать нас сегодня во рву с водой — мы должны пойти с Мутой, когда она поведет Трюфэна спать после обеда. Рэльф повесит на окно над подъемным мостом красную скатерть, чтобы Рэб понял — мы идем. Когда выйдем из зала, смотри: на каком окне красная скатерть — из него-то мы и выпрыгнем. А потом выдры отведут нас в безопасное место…

Трюфэн не мог понять, почему Мута веселится одна, — ведь они всегда играли вместе. Увидев, как она пляшет, малыш рассмеялся — так это игра! Он принялся скакать около барсучихи, хлопая лапами под музыку.

Мута подняла голову и весело ему улыбнулась. Они стали плясать вместе, подскакивая и прыгая то вперед, то назад. Когда Мута наклонилась к Трюфэну, он стянул с нее колпак и стал им размахивать. Колокольчики звенели, а бельчонок громко кричал:

— Быстрей! Быстрей! Еще!

Нагру кинул в Сильваморту черносливину и презрительно сказал:

— Ну, ты ухитрилась осчастливить и барсучиху, и детеныша! Смотри, как скачут! А теперь скажи-ка мне, кто глупее: ты или барсучиха?

Сильваморта швырнула в Йохэла деревянную миску:

— Прекрати играть, идиот! Музыка стихла.

Воспользовавшись моментом, Сирина поспешила к малышу. Она подняла своего сына, подхватила за лапу Муту и заторопилась к выходу. Гаэль подошел к ним:

— Трюфэн, тебе пора спать. Мама и папа пойдут с тобой.

Они уже почти дошли до двери, когда раздался крик Сильваморты:

— Стоять!

Нагру лениво кинул в супругу еще одну черносливину:

— Пусть идут. Бежать им некуда! Сильваморта вскочила, ее глаза сверкали.

— Прекрати швырять в меня черносливом, пятнистый! Я скажу, когда им можно идти!

Однако Нагру был не из тех, кого можно безнаказанно оскорблять.

— Будешь так говорить со мной — испробуешь мои когти на своей шкуре!

Меж тем маленькая компания потихоньку продвигалась к выходу. Сильваморта схватила копье капитана Крюкохвоста, нацелила его на Лисоволка и заорала:

— Сними свои когти, и мы подеремся! Сейчас же прикажи этим тварям остаться!

Еще две крысы — Вреднозлоб и Мокротоп — выхватили мечи. Гаэль вытолкнул семью в соседний зал. Вдруг Сирина крикнула:

— Смотрите, на окне красная скатерть!

Гаэль почувствовал, как когти Вреднозлоба впились в его плечо. Он отпрыгнул назад и отбросил Вреднозлоба так, что тот сбил с лап Мокротопа. Гаэль крикнул:

— Мута — в ров! Прыгай через окно — спаси мою семью!

Гаэль упал, крысы пинали и топтали его. Мута бросилась к окну, на котором трепетала красная скатерть. Отдав бельчонка матери, барсучиха осторожно подняла их обоих и свесилась с подоконника. В этот момент ей в спину ударило древко копья. Мута вздрогнула и изо всех сил бросила мать и малыша как можно дальше, чтобы они не ударились о стену замка. Затем барсучиха обернулась и сорвала с плеч красно-желтую накидку; одним ударом Мута сбила с лап двух крыс, а двух других охватила накидкой и пихнула в тех, кто стоял сзади. Началась свалка.

Теперь весь коридор был заполнен крысами — нечего было и пытаться добраться до Гаэля. Оставалось одно: она взобралась на подоконник и посмотрела вниз. Вдруг в ее спину впились чьи-то когти — это Сильваморта пробралась по головам дерущихся крыс и теперь крепко держала Муту.

— Вот тебе, дрянь! Не раздумывая, Мута схватила лисицу и вместе с ней прыгнула в ров.

Выдры Рэба уже вытащили из воды Сирину и Трюфэна, когда, подняв фонтан брызг, в ров плюхнулись Мута и Сильваморта. Оказавшись на дне рва, Мута перевернулась и, толкнув лисицу вниз, наступила ей на голову. Через несколько секунд барсучиха вылезла на берег к своим друзьям и спасителям.

Сильваморту охватил ужас — барсучиха втоптала ее в илистое дно, ее нос и уши залило водой. Лисица начала барахтаться и наконец освободилась; раздался глухой, чавкающий звук, и Сильваморта выбралась на поверхность.

Подъемный мост опустился. Крысиная банда выкатилась из замка, намереваясь схватить сбежавших пленников. Сильваморта шлепала лапами по воде и пронзительно верещала:

— Помогите! Я не умею плавать!