Рассвет

– Просто я дало тебе то, что считало необходимым дать, в сущности, все, что было в моей власти. Ни длительный сон, ни одиночное заключение больше тебе не грозят. Считай, что ты перешла в новый ранг. Ты хорошо знаешь расположение этих комнат и знаешь Каал. Все Каал тоже знают, кто ты такая.

Значит, ей доверяют, с горечью подумала она, разрешают выходить на прогулку одной, как взрослой девочке. Ей доверяют, потому что надеются, что она будет вести себя примерно, не засорит туалет, так сказать, и не станет разводить костры по углам. Надеются, что она не станет по ночам донимать шумом соседей. И ей придется искать теперь себе занятие самой, до тех пор, пока кто-нибудь неизвестный не решит вдруг, что настала пора пристроить ее к какой-то таинственной пока работе, знать о которой ей совсем не хочется, а тем более не хочется этой работой заниматься – а работа наверняка будет сопряжена с риском, и может быть со смертельным риском, уж коли столько вокруг нее суеты и всяческой подготовки и проверок. Через руки скольких полей титусов ей придется пройти, вот что ей хотелось бы знать?

Никани снова прилегло и кажется начало дрожать. Да, оно действительно дрожало. Все щупальца оолой находились в спазматическом движении, отчего казалось, что тело его мелко трясется, точно вибрирует. Она понятия не имела, что с ним происходит, да и не хотела ничего знать – ей было все равно. Отвернувшись от Никани, она открыла стену и отправилась раздобыть себе еды.

В одном из чуланов маленькой гостиной-столовой-кухни она разыскала свежие фрукты: апельсины, бананы, манго, папайю и несколько сортов дынь. В другом стенном чулане она нашла хлеб, орехи и мед.

Выбрав себе всего, что хотелось, она присела и подкрепилась. Поначалу ей хотелось выйти на улицу и перекусить там – впервые вкусить «под открытым небом» еду, которую ей не пришлось просить и ждать. Съесть под сенью псевдодрева свой первый обед, от которого на душе не становится тоскливо, как бывает наверное у дворовой собаки.

Она открыла наружную стену и уже собиралась шагнуть в образовавшийся проход, но потом остановилась. Через несколько секунд дверь в стене начала медленно затягиваться. Лилит вздохнула и повернула назад.

С раздражением она снова вошла в столовую, открыла те же самые чуланы и набрала оттуда еще еды, на этот раз для Никани. Оолой по-прежнему лежало на кровати, по-прежнему дрожало. Она положила рядом с его головой несколько кусочков дыни и очищенный банан.

– У тебя начали расти чувственные руки, верно? – спросила она его.

– Да.

– Хочешь есть?

– Да.

Оолой схватило с кровати банан и быстро съело его, потом разделалось с дыней и взяло у нее еще апельсин, который съело целиком вместе с кожурой, чего прежде никогда не случалось.

– Мы обычно очищаем апельсины, – мягко заметила ему она.

– Я знаю. Напрасная трата клетчатки.

– Послушай, может быть тебе еще что-нибудь нужно? Может мне стоит сходить поискать кого-нибудь из твоих родителей?

– Нет. Все в порядке, все так и должно быть. Это хорошо, что я вовремя успело изменить тебя. Сейчас я не смогло бы это сделать – сегодня я ни за что бы за это не взялся. Кризис приближается, я это чувствую.

– Почему ты не сказало мне, что это произойдет так скоро?

– Но ты была так раздражена.

Лилит вздохнула, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Она до сих пор еще не успокоилась, хотя раздражение отошло на второй план, затененное горечью и страхом.

Но она вернулась, несмотря на раздражение. Просто не смогла позволить себе оставить Никани одного, дрожать на кровати, пока сама наслаждается своим первым, самостоятельно организованным от начала до конца обедом.

Расправившись с апельсином, Никани принялось за бананы, которые тоже ело с кожурой.

– Можно посмотреть? – тихо спросила она.

Не переставая жевать, оно подняло руку и продемонстрировало ей участок уродливой, пятнистой кожи подмышкой диаметром, может быть, дюймов в шесть.

– Больно?

– Нет. В английском нет такого слова, которым можно было бы описать мои ощущения. Ближайшим будет… сексуальное возбуждение, может быть.

Она отпрянула от него и отступила на несколько шагов, почувствовав испуг.

– Спасибо, что вернулась ко мне.

Лилит кивнула.

– И ты возбуждаешься уже и от моего присутствия тоже?

– Я выхожу на ступень половой зрелости. По мере перемен, происходящих в моем теле, время от времени и еще неоднократно я буду переживать подъем подобных ощущений, хотя органов, обычно использующихся для половой связи, у меня может еще и не быть. Для сравнения можно также привести ощущения в ампутированной конечности, которой уже нет, но рецепторные сигналы от которой все еще поступают. Нога, которой нет, но которая по-прежнему чешется. Я слышало, что у вас людей, так иногда бывает.

– Я об этом слышала, но…

– Я буду испытывать возбуждение, даже если останусь одно. И в твоем присутствии, Лилит, я испытываю не большее возбуждение, чем в полном одиночестве. Хотя с тобой мне лучше, чем одному – я уже говорило тебе об этом.

Внезапно голова и тело Никани покрылись узлами, свившимися из всех имеющихся щупалец.

– Дай мне еще поесть!

Она отдала ему папайю и все орехи, которые принесла с собой. Никани расправился с ними в два счета.

– Так немного лучше, – сказало оно. – Еда немного отвлекает, дает возможность ненадолго забыться.

Они присела к оолой на кровать и спросила:

– Что же с тобой творится?

– Когда мои родители узнают, что происходит со мной, они тут же пошлют за Ахайясу и Дайчаан.

– Хочешь, я поищу их где-нибудь? Твоих родителей.

– Не нужно.

Никани потерло руками платформу кровати под собой.

– Они и так все узнают – стены предупредят их. Наверняка они уже в курсе. Материал стен тут же реагирует на начало метаморфозы.

– И что же такое происходит со стенами – они по-другому выглядят или иначе пахнут?

– Да.

– Что «да» – и то и другое? Но я не замечаю в стенах ничего необычного.

– Со временем ты научишься это видеть, потому что стены очень сильно меняются.

Внезапно оолой резко сменило тему разговора:

– Сон во время метаморфозы бывает очень глубоким, Лилит, – сообщило оно. – Поэтому не пугайся если вдруг тебе покажется, что я долгое время никак не реагирую на твое присутствие.

– Хорошо.

– Ты останешься со мной?

– Я же сказала, что останусь.

– А я боялось… но теперь все хорошо. Ляг со мной и подожди, пока не придут Дайчаан или Ахайясу.

У нее не было никакого желания ложиться, она уже и без того отлежала себе все бока, но послушно растянулась рядом с Никани.

– Когда они придут и соберутся нести меня к Ло, помоги им. Сделай так, и они поймут о тебе все, что им нужно знать.

Проводы.

Никакой особой церемонии не было. Когда наконец появились Ахайясу и Дайчаан, Никани давно уже глубоко спало, его щупальца все до одного свешивались с кровати к полу, расслабленно поникнув.

Ахайясу могла унести Никани одна. Подобно всем женским особям оанкали, она была очень крупной и сильной, по мнению Лилит, даже сильнее и крупнее Тедиин. Ахайясу и Дайчаан были братом и сестрой, как то и было заведено в семьях оанкали. Мужская и женская особи являлись близкими родственниками, в то время как оолой приглашался со стороны. Одним из переводов слова оолой было «долгожданный чужак». По словам Никани, такое сочетание близко родственной с совершенно чужой кровью было наилучшим в том случае, когда появившийся на свет ребенок предназначался для заранее определенного специального рода деятельности, в данном случае для налаживания связей по обмену с другими цивилизациями. Мужчина и женщина каждый давали от себя в необходимой доле нужные качества, а оолой следило за тем, чтобы равновесие было достигнуто в полной мере. Тедиин и Йядайя были двоюродными братом и сестрой. К своим детям они не питали особенно горячих чувств, что также было обычно.