Жрица моря

Вокруг храма располагались здания с портиками и колоннадами; их крыши были остроконечными, ибо жители Атлантиды хотя и обладали большими познаниями, знали о секрете арки не более древних египтян. Это были здания, принадлежавшие жрецам и писцам, служившим при храме. Рядом с ними находился Дворец Девственниц; он имел внутренний двор, но ни одно окно дворца не выходило наружу. В нем выросла Морган Ле Фэй.

Внутри находились связанные между собой проходами дворики-патио, окруженные комнатами и колоннадами. Были там и врытые в землю бассейны из цельного куска скалы, в которых росли священные лилии. Спуститься к лилиям можно было по высеченным ступенькам. Над бассейнами плотно смыкались кроны древних, похожих на тутовник, деревьев; их изогнутые стволы выделяли пахучую смолу, которую затем в качестве благовония жгли в храмах. Юные жрицы сидели в тени деревьев; в руках у них были веретена и прялки — предметы более старинные, чем само колесо. Думаю, что в Атлантиде колесо было известно не более арки.

Подземный ход из Дворца Девственниц вел в храм: старые жрецы, в которых давно угасло пламя страсти, присматривали за тем, как опытные женщины занимались воспитанием юных жриц. По этому подземному ходу жриц приводили в храм, когда это было необходимо. Они никогда не поднимали глаз на окружающий мир, не встречались взглядом ни с одним непосвященным; по этому же ходу, завершив требовавшуюся от них работу, они возвращались обратно во дворец, иногда уже не являясь девственницами.

За храмом начиналась проложенная по застывшей лаве тропинка, которая вела к самому нутру древнего вулкана: именно там, в потайной пещере, непрерывно горел огненный факел, поднимавшийся из тела горы. Он возвещал имевшим глаза, что гора не была мертвой, но просто дремала. Этот огонь, зажженный самою Землею, служил для них символом веры, ибо любой огонь имеет одну природу, хотя и подразделяется на три типа — вулканический, солнечный и земной. Именно этот огонь своим сильным мерцанием предупредил тогда еще юного Лунного Жреца о грядущей катастрофе.

После этого Лунный Жрец стал другим, отличаясь от остальных огнепоклонников, хотя в юности его воспитывали наравне с другими. Он видел, что религия переживала тяжелые, злые времена. И тогда, как разумный человек, он сумел вернуться назад — к более древней и чистой религии — к истокам реки, начинавшейся чистым ключом; и он славил Великую Мать в ее проявлениях Луны и моря. В этом он был благоразумен — ведь в Ней спрятаны секреты человеческой жизни, хотя Отец Всего держит ключи от духа.

Сначала он отправился искать землю, где можно было бы жить, не испытывая влияния упадка гибнущей расы, — на одном из кораблей, перевозивших олово с Морских Островов, он отправился к дальним рынкам, действовавшим по канонам торговли, установленным еще морскими богами. Это были странные рынки, куда свозилась всякая всячина: голубые и пурпурные краски, лечебные травы и серебро.

Когда же пришло время и факел предупредил о надвигавшейся беде своим мерцанием, старый Жрец Солнца, опасаясь не вынести далекого путешествия, но зная, что ожидало его здесь, приготовился погибнуть вместе со своим храмом. Он передал юноше секретные свитки и священные символы веры. После этого однажды ночью они отправились подземным ходом во Дворец Девственниц и осмотрели всех девушек, спавших под лунным светом, и выбрали ту, которая должна была послужить их цели, и разбудили ее, и увели с собой, завернутую в темное покрывало, пока другие спали.

И посмотрела она в первый и последний раз на залитую лунным светом равнину, где метатели копий и дротиков упражнялись в своем искусстве и где всадники объезжали лошадей, и спустилась на берег по серпантину дороги для торжественных процессий. Задувший на рассвете ветер наполнил паруса их корабля, и они быстро покинули остров. День и ночь, и снова день не переставая трудились гребцы, пока корабль не достиг торгового пути. А на третье утро, на самом рассвете, три громадных волны взметнули корабль к небесам, и содрогнулось морское дно, и в лучах поднявшегося солнца они увидели темное облако дыма и гари — все, что осталось от Погибшей Атлантиды.

И тогда Лунный Жрец, путешествуя мимо «трижды проклятых Бермуд», мимо Азорских островов, привез наконец юную деву, которая должна была стать его Жрицей, в подготовленное им место на Святом острове, что за Островом друидов, неподалеку от Острова святых — Ирландии. Там он оставил ее на попечение опытных наставниц, дабы воспитывали они ее в условиях жестокой дисциплины жреческого сана; сам же он отправился обследовать необжитые земли, и люди звали его Мерлином.

И пришло время, и послали за нею, и привезли юную жрицу, выросшую и обученную, к жрецам, основавшим свою Школу Жрецов на холме Белл Ноул. И тут случилось то, о чем я уже повествовал: напрасным было жертвоприношение, и поднялось море, и поглотило землю. Прилив поднялся по всем каналам болот, и смыло луга и поля обратно в море, и те, кто сеял и пахал, вновь стали рыболовами и охотниками; люди жили в убогих хижинах, построенных на сваях в местах, доселе знавших каменные форты и построенные из дерева дворцы. А Морган Ле Фэй — Жрица Моря и наполовину сестра короля Артура — сидела в своем дворце на равнине острова Авалон и глядела в волшебный колодец, наблюдая развитие событий.

И увидела она, что ее брат-король был предан неверной женою; и что умного Мерлина околдовала юная ведьма Вивьен; и видела она зло, которое поселяется в землях и душах людей, когда некому больше присматривать за угасающим священным костром.

Глава 23

Я рассказал Морган все это, но единственным, что я услышал в ответ, было:

— Ваши сны совпадают с моими.

— Морган, — спросил я, — где же правда?

— Вы не первый, кто задает мне этот вопрос, — сказала она.

— Думаю, что мне лучше пойти искупаться, — произнес я; было очевидно, что больше из нее ни слова не вытянешь.

Когда я вернулся, она занималась приготовлением ужина. На ней было длинное, свободное, платье из бордового бархата; а длинные, похожие на крылья рукава были присобраны на плечах так, что было видно серебристую подкладку; благодаря покрою она могла свободно возиться со своими медными горшками и кастрюльками. У нее были красивые руки: округлые, с крепкими мускулами и мягкой белой кожей, которая, казалось, отсвечивала; ее пальцы были длинными и выразительными в жестах — этому качеству она обучилась в свое время у римлян. Сев на свое обычное место в дальнем конце узкого длинного стола, я принялся наблюдать за ней. Она занималась каким-то особым блюдом французской кухни, которое перед употреблением следовало поджечь; наконец оно замигало язычками пламени, и мы сели за стол.

Не было никакой возможности говорить с нею, когда она занималась готовкой — ведь это было опасным занятием, а к приготовлению пищи она относилась со всей серьезностью — гораздо серьезнее, чем я относился к своим занятиям живописью и даже к работе агента по продаже недвижимости. Более того, Морган никогда не заговорила бы с мужчиной, не накормив его: это правило она выучила у южноамериканских президентов, никогда не раздумывающих долго перед тем, как выстрелить.

Когда, насытившись, я курил и пил кофе, она неожиданно обратилась ко мне:

— Так где же правда, Уилфрид?

— Именно это я и пытался только что узнать у вас, — сказал я, — но вы прервали меня.

— Нет, все было не так, — возразила она, игнорируя мои жалобы. — Вы спросили меня, где же истина, имея в виду нечто определенное. Я же спрашиваю вас, в чем заключается истина как таковая? Мы не можем оперировать понятием одной, отдельной истины, не разобравшись в истине всеобщей. Так где же истина, Уилфред?

— Бог его знает, — сказал я, — что на самом деле является всеобщей истиной, но вы ведь прекрасно знаете, где заключена данная, конкретная правда, — вне зависимости от того, скажете ли вы мне ее, или нет.

— Я совсем не разделяю вашей уверенности, — сказала она. — А как вы представляете себе правду обо мне, Уилфрид?