Жрица моря

«Возьми две ветки можжевелового дерева.

Сложи их крест-накрест, скрести их, скрести их.

И взгляни на уголья, на Костер Азраэля…»

И мы совершенно забыли о холодных цепких объятиях моря и о бедном жертвенном тельце, канувшем в неизвестность.

Она спросила меня: может быть, однажды мне захочется посмотреть в горящие угли Костра Азраэля, и я спросил ее, что это значит; тогда она сказала, что такое пламя дают определенные сорта дерева, и смотрела на угасающие угли в камине, и видела в них ныне уже мертвое прошлое. Однажды, сказала она, мы сделаем это — и тогда мы увидим всю предысторию этого приморского плоскогорья, и перед нами вновь развернется жизнь этих пустынных болотистых мест. Я подумал про себя: когда это случиться, море схватит меня за горло. Morituri te salutamus.

Этим вечером у нас был замечательный ужин, несмотря на то, что Морган пришлось консервным ножом вспарывать брюхо жестянкам. Она готовила мне морских моллюсков так, как это делают американцы: в масле и сухарях. Отовсюду, где бы она ни была, — а повидала она немало стран» — она привозила с собою рецепты различных блюд. Это было просто замечательно — сидеть, наблюдая за тем, как она готовит, и слушать ее речь. Пламя спиртовки синим цветком пылало под большой медной жаровней, и окружающая стеклянная посуда отблескивала в его отсветах; казалось, что она готовила для меня сам эликсир жизни (по правде говоря, я надеялся, что это было именно так).

Ведь женщина, подобная Морган Ле Фэй, которая знает искусство Лунной Магии, может приготовить мужчине самое загадочное зелье. Ее руки обладали какой-то силой, переходившей в приготовленную ею пищу. Теперь я прогнал бы от себя всех этих сварливых поваров, даже если до конца моих дней мне пришлось бы питаться консервами, ибо все, к чему бы она ни прикоснулась, становилось приворотным снадобьем для восприимчивого к этому человека.

Следующим утром я встал на рассвете и вышел на самую оконечность утеса; там перед моими глазами развернулась величественная картина — я увидел, как сворачивался, отступал туман под лучами восходящего солнца. Легкий ветерок, дувший с моря, отталкивал туман назад большим космами, и солнце все ярче проступало на безоблачном, бледно-голубом осеннем небе, и лучи его плясали на мелких волнах, морщивших поверхность моря под дуновением ветра. Все море представляло собой сверкающую тусклым золотом равнину, а молочно-белый туман все еще плотно окутывал прибрежную полосу земли. Казалось, что море поглотило всю сушу, оставив лишь приморское плоскогорье.

Взобравшись на вершину холма, где мы нашли три упавших пилона, я увидел, как Белл Ноул медленно проступал из мглы. И тогда я подумал о бессменной страже, которую когда-то давно, день за днем несли у входа в пещеру, что на самом верху скалы; я задумался: а не приходилось ли и мне нести эту стражу, стоя у глядящей на материк пещеры, спускаясь опасными тропами по скальным карнизам еще до первых лучей зари, или, разведя сигнальный костер из плавника, напряженно всматриваться в расстилавшуюся передо мной тьму. Я пообещал себе, что вскоре Морган Ле Фэй получит свой вожделенный костер из ароматического дерева. Я знал, где смогу найти кедровый ствол — один из них был повален неподалеку от нас во время летней бури; сандаловое дерево можно было просто купить, а можжевельник рос на холмах, за чертой города. Да! Мы обязательно зажжем Костер Азраэля перед тем, как постареем еще больше, и я буду вглядываться в его горячую золу, и прошлое разверзнется предо мною. Затем я направился в дом завтракать и обнаружил там Морган Ле Фэй с широко раскрытыми от изумления глазами — ввиду моего долгого отсутствия она решила, что я свалился с утеса.

Весь день после этого я работал над второй панелью. Я нарисовал бледное солнце, проглядывающее сквозь прорехи в тумане, и нездорового серебристого цвета море, тяжело вздымавшееся вдали. И над образовавшейся таким образом линией морского горизонта появилась тень «Летучего Голландца»: это был древний корабль, его паруса едва не лопались от раздувавшего их ветра, а канаты тащились за ним по воде; на баке корабля висел старый морской колокол огромного размера, чей зев был навеки забит илом столетий. По обе стороны от носа корабля медленно клубилась вода, и в белопенных усах угадывались лица утонувших моряков, пытавшихся удержаться за форштевень ходко идущего судна. У некоторых из них отсутствовали лица — очевидно они, подобно бедному жертвенному тельцу погрузились навеки в пучину и превратились в морских змеев.

Нельзя было сказать, что Морган Ле Фэй тут же понравилось изображенное. Она спросила: неужели ей придется жить рядом с этой ужасной картиной? На это я ей ответил:

— Вы сами избрали себе жизнь рядом с морем, Морган Ле Фэй, а море всегда ужасно. Возможно, когда-нибудь я — человек, который любит вас — превращусь в такое же безликое чудовище.

Увидев, что она странно смотрит на меня, я добавил:

— Но пока что у меня есть сегодня.

Глава 15

Для Костра Азраэля Морган Ле Фэй требовалось три сорта древесины. Где добыть два из них, я представлял, но над третьим стоило подумать. На противоположной стороне небольшого каньона, по дну которого протекала Ривер Дик, лежал ствол кедра, поваленного прошлым летом во время бури — к моему большому сожалению, ведь это было благородное дерево, оставившее вместо себя уродливую дыру в сплошной стене зелени. Так что я пересек реку, пройдя по Бридж-стрит и свернув налево в паутину маленьких улочек с намерением отыскать тот дом, в чьем саду стоял кедр; я надеялся, что всеми правдами и неправдами мне удастся заполучить несколько кедровых чурбаков.

Это была самая старая и запущенная часть города, заслуживающая нападки не одного поколения санитарных инспекторов, у которых тем не менее никогда ничего не выходило, так как дома в этих кварталах сплошь и рядом принадлежали местным муниципальным советникам. Думаю, что местные органы власти сходны в любом городишке: куда бы я не поехал, я не встретил ничего нового, о чем стоило бы говорить. Так или иначе, это были самые дрянные трущобы, которые можно было себе представить, толпившиеся в одной из излучин Дика в черте нашего города. Казалось маловероятным, что кто-либо из этих несчастных заинтересовался бы кедром; но я был настойчив и в конце концов набрел на высокую стену, сложенную из древнего кирпича. Она была весьма почтенного возраста, как и моя конюшня. Известковый раствор почти высыпался, а стебли коровяка, львиного зева и редкие остатки вьющихся растений ютились в расселинах кладки. Выглядело это многообещающе, ибо эта древняя кирпичная кладка находилась впритык к кедровнику.

Пройдя по тянувшейся вдоль стены аллее, я вышел к покосившемуся строению приличных размеров, выставившему на всеобщее обозрение свою тыльную часть, как это было принято при Королеве Анне. Я позвонил в дверной колокольчик и мне открыла смотрительница; это была трясущаяся от старости дама, похожая на мою Салли Сэмпсон — правда, в несколько обрюзгшем виде. Я рассказал ей о цели моего прихода, а она сообщила в ответ, что старая леди — последняя представительница рода — умерла, и она присматривает за домом по поручению дальних наследников. Полкроны решили дело, и я стал обладателем кедра. Я выяснил также, кто были эти дальние наследники, так как предполагал, что, судя по окружавшим усадьбу трущобам, ее можно было купить за бесценок. Однако я тут же прикинул, что буду глупцом, если, купив за бесценок эту усадьбу, не смогу убедить муниципальный совет в необходимости что-нибудь сделать с этими трущобами. Так нормальный агент по продаже недвижимости скромно зарабатывает себе на пропитание.

Я отправился осмотреть тело павшего. Это оказался ливанский кедр, так что я был готов поклясться, что он подойдет; тогда я договорился, чтобы мне его распилили и доставили на ферму к Третоуэнам, откуда уже мистер Третоуэн вместе с миссис Трет и слугами понемногу отвозил бы кедровые дрова на своем драндулете к Морган — я не желал, чтобы хоть одна душа видела ее. Мне же пришлось остаться жить в треклятом городе-