Страница 10 из 14
- Секундочку... с похоронами вашего отца мы, кажется, закончили. Или нет? Больше ничего существенного не вспоминается?
- Нет. После надгробного слова, или панегирика, или что уж это было, дальше все прошло вполне предсказуемо. Краснобайствуя по поводу этого совершенно неуместного девиза, епископ так бесповоротно сместил акценты на какую-то фантастическую ноту, что на кладбище я не испытывал ни малейшего живого чувства, только изумление. Затем толпа человек в сто семьдесят из присутствовавших на похоронах отправилась назад в дом, чтобы выпить в память об усопшем, - на похоронах алкоголь, кажется, течет рекой, - потом они остались на фуршет, а когда и это закончилось, я понял, что отсрочка истекла и я должен заняться завещанием.
Я знаю, Бисти был бы рад помочь мне, а Дениза горела нетерпением поскорее прочесть документ, но после всех этих утренних ужасов ее позиции пошатнулись, и она не могла давить на меня. Поэтому я забрал у поверенных моего отца (я этих поверенных хорошо знал) копии для всех заинтересованных лиц и поехал к себе в офис, чтобы там внимательно прочесть текст. Я знал, что перекрестного допроса не избежать, а потому хотел изучить все досконально перед обсуждением в семейном, скажем так, кругу.
И был, можно сказать, разочарован. Никаких особых сюрпризов - вообще говоря, а не в частностях - завещание не содержало. Много места было отдано обширным деловым интересам отца, но поскольку они сводились к акциям в единой контролирующей фирме под названием "Альфа Корпорейшн", трудностей здесь не возникало, и его адвокаты вместе с адвокатами "Альфы" со всем этим разберутся. Он не оставил никаких крупных личных или благотворительных распоряжений, потому что большая часть его доли в "Альфе" переходила в фонд "Кастор".
Это семейное предприятие, благотворительный фонд, который делает пожертвования на всевозможные добрые - или представляющиеся добрыми начинания. Такие вещи очень популярны среди богатых семей в Северной Америке. С нашим фондом отдельная история, но это к делу отношения не имеет. А если вкратце, то дедушка Стонтон основал фонд с целью содействовать обществам трезвости. Однако устав фонда был составлен не слишком аккуратно и вдобавок содержал расплывчатый пункт о работе "на благо общества", а поэтому, когда дела принял отец, он мало-помалу вытеснил из состава совета всех проповедников и вложил в фонд значительно больше денег. Таким образом, теперь мы поддерживаем искусства и общественные науки, во всем их безумном разнообразии. Имечко странноватое. Означает оно, конечно, "бобр", а потому в Канаде весьма уместно. Но еще оно означает особую разновидность сахара. Слышали такое сочетание - кастор-сахар? Это совсем мелкозернистый сахар, фактически сахарная пудра, его засыпают в такие сахарницы с дырочками, по типу солонок. Дело в том, что мой отец частично сделал состояние на сахаре. С сахара он начинал. А название давным-давно было придумано в шутку* [Одно из значений слова castor - бобр; популяция этого животного в Канаде довольно многочисленна. Стонтон не говорит об еще одном очевидном значении, заложенном в названии: Кастором в греческой мифологии назван один из близнецов Диоскуров, сыновей Зевса и Леды; имена Кастор и Поллукс - символ неразлучной дружбы.] приятелем моего отца Данстаном Рамзи. Но отцу оно понравилось, и он использовал его, когда создал фонд. Вернее, когда преобразовывал ту невнятную организацию, что оставил дедушка Стонтон.
Это крупное пожертвование "Кастору" обеспечивало продолжение всех его благотворительных и попечительских дел. Я был доволен, но не удивлен тем, что в завещании он недвусмысленно намекнул, что хотел бы видеть меня председателем "Кастора". Место в совете фонда у меня уже было. Это очень маленький совет, минимально возможный по закону. И вот одним росчерком пера отец сделал меня важной персоной в мире благотворительности - а ведь немного сохранилось миров, где у богатых есть право голоса, когда решают, на что пустить большую часть их денег.
Но в следующей части завещания, где речь шла о личных долях, меня ждал-таки щелчок по носу.
Я уже говорил, что человек я богатый. Немало денег досталось мне от моего деда - не то чтобы он завещал их мне напрямую, но так вышло, - к тому же я неплохо зарабатываю как адвокат. Но в сравнении с моим отцом я мелкая рыбешка, просто "зажиточный" - именно так он обычно с презрением называл тех, кто из нищеты, положим, выбился, однако не обладал никаким весом в горнем мире финансов. Первоклассные хирурги, лучшие адвокаты и некоторые архитекторы были именно что "зажиточными", но не имели ни малейшего влияния в том мире, где мой отец властвовал как король.
Поэтому я и не предполагал, что доля, которая достанется мне, сможет сильно изменить мою жизнь или избавит меня от всяких забот о хлебе насущном. Нет, я хотел узнать, как отец распорядился относительно меня в завещании, потому что понимал: это будет мерой того, как он меня оценивал. Как человека и как сына. Он явно полагал, что я могу распоряжаться деньгами, иначе не выдвигал бы меня на пост главы "Кастора". Но вот какой части его денег (а вы должны понять, что деньги были мерилом его представлений, его любви) я был, по его мнению, достоин?
Денизе была оставлена кругленькая сумма, но капитала она не получила, только немалый годовой доход пожизненно - или (это было очень похоже на отца) до тех пор, пока она остается его вдовой. Уверен, он думал, что таким образом защищает ее от охотников за приданым; но еще он не подпускал охотников за приданым к тому, что принадлежит или принадлежало ему.
Неплохая сумма была оставлена "моей дорогой дочери Каролине", и эти деньги переходили к ней немедленно и без каких-либо оговорок - потому что если бы Бисти в один прекрасный день подавился в своем клубе рыбной косточкой, а Каролина тут же вышла бы снова замуж, отец и глазом не моргнул бы.
Очень крупный капитал был завещан на основе доверительного управления "моим дорогим внукам, Каролине Элизабет и Бойду Стонтону Бастаблам и в равных долях per stirpes* [Per stirpes (лат.) - "в порядке представления": метод разделения наследства, согласно которому потомки скончавшегося наследника совместно получают причитавшуюся ему долю.] любым законным детям моего сына Эдуарда Дэвида Стонтона со дня их рождения". Ну вот, теперь вы сами видите.
- Ваш отец был недоволен, что у вас нет детей?
- Именно так он и хотел быть понятым. Но разве вы не заметили, что я значился просто его сыном, тогда как все остальные - непременно с приставкой дорогой-любезный? Это исполнено глубокого смысла в документе, который отец тщательно готовил. Вернее было бы сказать, что он сердился на меня, поскольку я не хотел жениться и вообще не желал иметь никаких дел с женщинами.
- Понимаю. А почему?
- О, это долгая и очень запутанная история.
- Да, обычно такие истории долгие и запутанные.
- Я не гомосексуалист, если у вас это на уме.
- У меня на уме не это. Если бы существовали простые и быстрые ответы, психиатрия не была бы столь трудным поприщем.
- Мой отец очень любил женщин.
- А вы любите женщин?
- Я очень высокого мнения о женщинах.
- Я спрашивала о другом.
- Мне вполне нравятся женщины.
- Вполне - для чего?
- Чтобы приятно проводить с ними время. У меня много знакомых женщин.
- А у вас есть женщины-друзья?
- Как вам сказать... В некотором роде. Обычно их не интересует то, о чем мне хочется говорить.
- Понимаю. А вы были влюблены?
- Влюблен? Ну конечно же.
- Сильно?
- Да.
- У вас были половые связи с женщинами?
- С женщиной.
- И когда в последний раз?
- Это было... постойте-ка... двадцать шестого декабря тысяча девятьсот сорок пятого года.
- Ответ, достойный адвоката. Но это же... почти двадцать три года назад. Сколько вам тогда было лет?
- Семнадцать.
- И это была та самая женщина, которую вы сильно любили?
- Нет-нет, конечно же нет!