Страница 98 из 101
Отступает французская армия. Неустанно тревожат ее казаки. Кутузов в боях добивает.
Все больше и больше отставших среди французов. Плетется, как тень, Мишле. Отстает от своих солдат. Силы его покидают.
Нужно с добром расставаться.
Дошли до Гжатска. Тут когда наступали, Мишле раздобыл ковер. Вспомнил француз о хороших днях, поплакал. Кинул памирский ковер.
Дошли до Вязьмы. Тут достал дорогие подсвечники. Глянул на них. Вытер слезу. Бросил подсвечники.
Дошли до Смоленска — расстался с шубой.
Расстается с вещами Мишле. Жалко до слез добытого. Плачет Мишле. Ружье незаметно бросил, ранец откинул. Однако раму упорно тащит.
— Да брось ты проклятую раму! — кричат упрямцу товарищи.
И рад бы, да не может бросить Мишле. Не в силах Мишле расстаться. Ему богатства же были обещаны. Он, может, в Россию специально шел ради этой серебряной рамы.
Оставили вовсе солдата силы.
Отстал за Смоленском Мишле. Отстал, отбился и помер в дороге.
Лежит в придорожной канаве рама. Торчит из нее мародера лицо, словно лицо святого.
Штабной офицер Хитаров, докладывая Кутузову о действиях русской армии, всегда преувеличивал наши успехи.
— Сегодня, ваша светлость, столько-то французских солдат побито. (А побито в два раза меньше.)
— При таком-то деле, ваша светлость, столько-то взято в плен. (А взято — дай бог половина.)
Заметил это Кутузов и как-то:
— Выходит, голубчик, мы с одной Бонапартовой армией справились. Почитай, взялись за другую?!
Смутился Хитаров, сбавил свой пыл. Однако прошло какое-то время, и опять за то же.
— Сегодня столько-то пушек у французов отбито. (А их вовсе в этот день не отбито.)
— А партизаны доносят, что три знамени взято в плен. (И тоже, шельмец, придумал.)
Разозлился Кутузов:
— Да как ты, голубчик, смеешь доносить мне, прости старика, столь беспардонную ложь!
И тут-то Хитаров признался:
— Не могу я, ваша светлость! Оно же хочется, чтобы скорее. Чувства во мне говорят патриотические.
Подивился Кутузов:
— Скорее?
Подумал. Позвал адъютанта:
— Подай-ка ружье.
Опять повернулся к Хитарову:
— А знаешь ли что, голубчик? Чтобы было оно быстрее — на, получай ружье и ступай-ка в маршевый полк немедля.
И тут же отдал приказ об этом.
Кутузов никогда не расставался с казацкой нагайкой. Висела она у него через плечо, без всякого дела. Коня не стегал, руку на солдат не поднимал. Зачем же тогда нагайка?
Спросит об этом кто-нибудь у Кутузова.
— Пусть повисит, голубчик, пусть, — ответит Кутузов. — Даст бог, дело и ей найдется.
Наступили холода. По-разному одеты в частях солдаты. Там, где интенданты и офицеры заботливы, полки и роты в тепле. Там, где офицеры и интенданты с ленцой, мерзнут, бедуют солдаты.
Как-то приехал Кутузов в полк, где офицеры как раз ленивые.
Пошел фельдмаршал по ротам. Явился в одну: одежонка солдатская — старь, башмаки ни разу не чинены, форма к зиме не завезена. Посетил Кутузов вторую роту. И в этой роте все точь-в-точь как и в первой. То же самое в третьей роте.
Вернулся Кутузов в полковую избу, собрал офицеров:
— Как живете, господа офицеры?
— Бог милует.
— Как службу несете?
— Стараемся.
— Не холодно вам, господа офицеры?
— Согреты вашим присутствием, — льстиво отвечают ему офицеры.
Усмехнулся Кутузов. Видит — перед ним не только ленивцы, но и хитрецы к тому же отменные. Кряхтя, начинает снимать нагайку.
— Так, так… Ну, а солдаты чем же согреты?!
— Победами, ваша светлость! — гаркнули офицеры.
Кутузов остановился, глянул на офицеров. И вдруг передумал, снова надел нагайку. Находчивость офицеров поразила фельдмаршала. Решил он виновных простить.
— Виновны, — признались теперь офицеры, все еще с опаской поглядывая на нагайку. — Будет исполнено.
— Ладно, ступайте, — сказал Кутузов. А сам подумал: «А все же хорошо, что нагайка висит. Гляжу, она и без дела инструмент небесполезный».
В русскую армию в виде пожертвований от населения стали поступать теплые вещи. Раскрывали в гренадерском полку посылку: три пары валяных сапог, шапка-ушанка, шапка крестьянская — малахай, поддевка, еще раз поддевка, портянок суконных, считай, десяток.
— А это что?
Смотрят солдаты — лежат рукавички. Маленькие-маленькие. Из козьего меха. Узором цветным расшиты. Детские.
Вот так тебе подарок!
Посылка пришла из-под Вологды.
Собирали крестьяне солдатский гостинец. Тащили свое добро.
— Солдату тепло как родная мамка.
— Солдату память вещей дороже.
— Не жалей, мужички, служивым!
— Как не помочь героям!
Крутилась девочка Маша Докукина. Не хочется ей отставать от других. И она горой за служивых. Взяла и сунула рукавички.
Достали солдаты гостинец. Не знают они про Машу. Решают: видать, по ошибке.
Однако нашелся умный солдат:
— Нет здесь ошибки. Давай-ка сюда.
Отдали ему гостинец.
Принял солдат. И сразу про дом, про деревню вспомнил, жену и своих ребят.
Интересуются другие:
— Ну, как рукавички?
— Хороши, — отвечает солдат.
Хоть и в кармане лежат рукавички, да греют они солдата.
На полпути между Смоленском и Оршей, под селением Красным, разгорелась новая битва с французами. Продолжалась битва четыре дня.
Началось с того, что французская гвардия потеснила отряды русских. А какая-то рота и вовсе оказалась в кругу французов. Гвардия слева, гвардия права, неприятель сзади и впереди. В роте три офицера. Старший из них ротный — в перестрелке убит.
Расстроилась рота. Не слышат команд солдаты.
Нет бы оставшимся офицерам взять на себя начальство. Да, видимо, оба они растерялись.
Остались солдаты без старшего. Рассыпались в разные стороны. Ожидает погибель солдат. Как тисками, будут они раздавлены. А еще хуже позорный плен.
И вдруг вышел вперед солдат Семен Перегудов:
— Братцы, стой! Братцы, не трусь! Братцы, слушай мою команду!
Кричал Перегудов громко. Роста был он приметного. Различили его солдаты. Тут же собралась в кучу.
— Братцы! — кричит Перегудов. — Бей в одно место. Все разом. Ломись, как в закрытую дверь! На гвардию сыщется гвардия. Братцы, вперед! — и первым полез на французов.
Бросились вслед солдаты. И вправду пробились. Не то чтобы дверь — ворота чугунные вынесли б.
Вернулись солдаты к своим.
— Живы?!
— Да как вас господь помиловал?!
Смеются солдаты:
— Перегудова нам послал!
Узнал Кутузов про доблестный подвиг солдата:
— Командовал ротой?
— Так точно. Роту из плена спас.
Подумал Кутузов, назначил солдата и впредь командовать ротой.
Говорят фельдмаршалу адьютанты: мол, в роте и так офицеры есть. Им бы по праву вместо солдата пойти в повышение, раз так уж случилось, что ротный начальник в бою был убит.
— Ах, и офицеры в той роте были?!
— Так точно, ваша светлость. Были и есть…
— Нет, были, — прервал Кутузов. — Нынче нет таких офицеров. Остались они в окружении.
Как так?! Не могут понять адъютанты. Офицеры же вместе со всеми вернулись.
— Нет, — повторил Кутузов. — Вернулся лишь один офицер — Семен Перегудов. А те не вернулись, — и поправил повязку, что прикрывала правый, выбитый пулей глаз.
Четыре дня продолжались бои под Красным. На пятый день французы бежали.
Когда казаки не схватили Наполеона под Малым Ярославцем, свою неудачу переживали не только они.
Сокрушался и сам донской атаман генерал Платов. Лестно ему, если бы вдруг такое случилось.
Решил атаман раззадорить своих казаков. Пообещал он за того из них, кто поймает Наполеона, выдать дочь свою и богатства большие в придачу.