Профессия: иностранец

– Зачем?! И так все ясно!

– Вам. Но вашему герою предстояло выносить приговор.

Он видит: обе машины уже на стоянке возле вокзальной площади. Хотя опасаться Л. следует только Вагнера, который знает его в лицо по единственной встрече, это тоже очень рискованный момент. Желая окончательно убедиться в коварстве Вагнера, Л. входит в здание вокзала и останавливается на некотором расстоянии от выхода на перрон, где проверяют билеты. Там Вагнер и двое мужчин, они стоят подле контролера, держа руки в карманах плащей. Вагнер при этом бесцеремонно вглядывается в лица идущих к поездам пассажиров. Тогда Л. быстро покидает вокзал.

– Надвинув на глаза шляпу?

– Если угодно.

Экскурсионным автобусом он отправляется в Китцинген, там ночует и на следующий день оказывается уже в Берлине. Перевербовка Альфонса Вагнера, к сожалению, срывается. Провал. Позже становится известно, что Вагнер действительно сообщил геленовскому руководству и о своей прежней связи с советской разведкой, и о передаче ей за деньги материалов на американскую агентуру, и об "искреннем" раскаянии, и о визите Л. Его не наказали, потому что он "честно" намерен был расплатиться советским разведчиком, однако не виноват, что это не получилось, хотя он делал все, что ему велели. Правда, Вагнеру предложили хранить все происшедшее в глубокой тайне. В 1961, роковом для него, году Альфонс Вагнер все еще работает в БНД, занимая небольшой руководящий пост в Нюрнберге, носит подпольную кличку "Вебер" и имеет цифровой псевдоним "2757".

– Вы сказали: "роковом" году. Что с ним случилось?

– Погиб в автомобильной катастрофе. Сгорел.

– Неужели?!

– Нет, конечно. По-видимому, приговор ему вынесли они сами, и они же привели его в исполнение. Он явно переигрывал...

– Вагнер знал, откуда возмездие? Не мог подумать на вас?

– Надеюсь, ему успели объяснить: кто и за что.

– Л. к тому времени уже выполнил свою основную задачу?

– Более того.

Дальнейшие события развиваются так. После неудачи с Вагнером Л. полностью переключается на "старого друга" Герхарда и в конце концов, после трудных "переживаний" морально-этического характера, принимает его предложение о сотрудничестве с БНД. Они вместе перебираются в центр геленовской разведки, находящийся в Пуллахе, недалеко от Мюнхена. Там Л. близко сходится с хорошим знакомым Герхарда, которого я назову Гансом. Ганс ответственный сотрудник БНД, матерый разведчик, когда-то работавший под началом адмирала Канариса - шефа гитлеровской разведки. Л. устанавливает, что американцы из ЦРУ усиленно обхаживают Ганса, надеясь заполучить его, и вербует крупного разведчика прямо под носом у американцев. Вербовка Ганса доставляет Л. истинное и довольно редкое в нашей профессии удовлетворение, так как Ганс сам идет навстречу вербовке, имея на то свои причины...

Конон Трофимович:

Быт

Лондон. Меблированная квартира в 800-квартирном доме (по сто на этаже, кроме первого, где бассейн, клуб, салон красоты, бар, магазинчик самообслуживания, парикмахерская - и все это по ценам в два раза выше обычных, но торопишься - увы, заплатишь!). Кухонька маленькая, с цементным полом (что плохо: в деревянном можно что-то спрятать!); на полу ковер. Белье меняют два раза в неделю, кроме полотенец, которые надо ежевечерне отдавать в прачечную на первом этаже. Дом - с семью пожарными выходами (прекрасно на случай "ухода"!), десять минут пешком от университета, на улице много молодежи. Контракт на три года с обоюдной гарантией; в договоре еще предусмотрен ковер, чтобы жильцы снизу не жаловались на шум наверху. Мелкий ремонт за съемщиком. Месячная оплата - два шикарных мужских костюма (в привычном для нас переводе на рубли).

Психология

Главное для разведчика, извините, голова, назначение которой, как говорится, не только шляпу носить, но и думать. О чем? Чтобы вырабатывать прежде всего внимательность к мелочам и в связи с ними правила поведения. Каждый поступок надо совершать без паники и на основе здравого смысла. Нельзя все "выходящее из" принимать на свой счет или как провокацию. Например: разведчик покупает в магазине сорочку, и продавец вдруг спрашивает его адрес и фамилию. Для новичка - паника: на кой черт?! А это всего лишь в действии лозунг: "Реклама - двигатель торговли!" В магазине составляют список уважаемых в обществе "солидных" покупателей и печатают в местной газете. Или: только поставил себе телефон, и "вдруг" звонок с предложением какой-то услуги, хотя в справочнике этого номера еще нет. "Откуда вы узнали?!" - в совершеннейшей панике, а абонент отвечает: у меня, хе-хе, на телефонном узле свой человек, сэр! Для нервного и недалекого разведчика такие мелочи в тягость, для спокойного и умного - норма. Логика вместе со способностью думать дают верный вывод и верное поведение.

Работа

Центр - это солидный аппарат с множеством различных служб, его структура архисекретна, даже я ее не знаю, как не знаю и того, кто мой непосредственный начальник, кто над ним и кто над тем, кто "над ним", и т. д. Обычно: "Второй", передайте "Четвертому", чтобы "Третий"... или наоборот: "Третий", доложите "Первому"! Только так. Если мой непосредственный начальник, который для меня, положим, "Пятый", женился, умер или понизился в должности, я всего этого знать не обязан и не буду: просто у меня или останется прежний "Пятый", или появится новый начальник, который тоже будет "Пятым". Реально за этой цифрой я могу представить себе кого угодно, и мне, собственно, даже неинтересно это делать. Центр для меня есть Центр, хотя, конечно, почерк одного "Пятого" от другого я отличить все же мог: у разных людей разный стиль работы, есть и другие тонкости и различия. Мы, бывало, даже шифровальщиков по их манере угадывали: это - работа Михаила Всеволодовича, это - Виля (Вильгельма), а это - Сонечки. Думаете, я когда-нибудь видел их в глаза? Видел: после обмена и возвращения на родину. Председатель устроил специальную встречу с технической службой: знакомьтесь, когда вам передавали закодированный текст и в конце его звучал сигнал "я куккаррача" (точка, три тире), это был Вильгельм, прошу любить и жаловать. А если перед пожеланием вам доброго здоровья шло "я на горку шла" (две точки, три тире), это Сонечка... Шифровальщикам я жал руки, а Сонечку расцеловал, они были для меня Голосом Моей Земли, самыми близкими, почти родственниками. Впрочем, я не сентиментален, как вы успели заметить.

Однажды

Получаю задание Центра отправиться в турне по Европе: за двенадцать дней - десять стран. К концу путешествия я буквально валился с ног, причем больше от разговоров, чем от километров, а мои случайные попутчики-собеседники, в том числе даже старые люди, почему-то держались бодро. В чем секрет? Искусство беседы! Я с ними - по наитию, а они со мной "по Карнеги", которым тогда увлекался весь мир: сидишь с человеком, беседуешь, он всю дорогу говорит, не умолкая, ты только слушаешь, а потом он тебя считает интересным собеседником, при этом он - без сил, а ты - как огурчик! Во время упомянутого путешествия в одном купе со мной оказалась на пути из Парижа в Мадрид пара новозеландцев, муж и жена, миллионеры. А я в ту пору ни сэром, ни Лонгсдейлом еще не был, "прошлое" мое было хлипким, не отработанным, поскольку не существовало ни одного человека в мире, который знал бы меня год назад, хотя все документы и всевозможные соображения для легенды были, кажется, в полном порядке. Трудно "родиться" сразу тридцатилетним! Совершенно интуитивно я стал в этом купе не говорить, а слушать. Много говорил старик и все больше о велосипедных соревнованиях, о том, как он в молодости гонял по утрам на вело по двадцать миль, а в итоге на каких-то любительских гонках по Новой Зеландии выиграл первый приз в пять тысяч долларов, и с этого началось его нынешнее богатство. Я молчу. Слушаю. Вдруг он поднимается, отводит меня в коридор из купе и говорит: "Что тебя держит в Канаде? (я уже был "канадцем")" - "Ничего, - говорю, - я холост". - "Найдешь пять тысяч долларов?" - "Найду, а зачем?" "Плюнь на все, поедем в Уэллингтон, я тебе помогу". И гарантирует мне через три месяца полтора миллиона, так как знает, на каких землях, когда и что будут строить в Новой Зеландии. Выходит дело, мне удалось очаровать старика, хотя, клянусь, я не проронил ни одного лишнего слова, мне просто нечего ему было рассказывать. От заманчивого во всех отношениях предложения, которое, кстати, вполне серьезно обсуждалось в Центре, пришлось отказаться: Центр не устраивали какие-то детали.