Доктор Рэт

А еще ящик-убийца позволяет проверить действие некоторых типов новых боевых газов. Здесь у нас есть чудесная коллекция их, с образцами, имеющими непосредственное отношение к немецкому продукту типа Циклона Б. С патриотическим рвением, мы, ученые американские доктора, пытаемся улучшить это действие, и получаем неограниченное число грызунов для этих испытаний. Как здорово, что семья грызунов столь велика. Наши поставщики в состоянии снабжать нас белками, мышами, полевками, морскими свинками, бобрами и даже столь редкими дикобразами! Что за честь!

Уж я-то не впадал в отчаяние всякий раз, когда ученый профессор делал отбор для ящика-убийцы. Легким взмахом своего карандаша он отмечал крыс, которые могут быть предложены науке. Такое мужество. Такая тонкость. Ученый-профессор имеет невероятно мудреные статьи, поддерживающие его репутацию, и, безусловно, он - мой кумир. На мой взгляд, он истинный супермен, обладающий передовыми методами подготовки и производства скелетов.

Подняв крышку ящика-убийцы, я позволяю себе высунуть наружу лишь кончик носа. Принюхиваюсь. Раздраженные бунтовщики ищут меня где-то в другой части лаборатории.

Скрытно вылезаю и мягко опускаю крышку. Мне предстоит отсечь не одну шею, прежде чем закончится эта ночь, дорогие студенты. Вы только следуйте, прямо по полу, за доктором Рэт. И старайтесь улавливать малейшие колебания воздуха своими усами. Мы крадемся тайком. Хорошо ли наточен ваш скальпель? Предстоит очень деликатная работа, посвященная памяти Клода Бернара. Может быть и я буду достоин его благословения в эту ночь из ночей, самую мрачную ночь доктора Рэт.

– Привет, здоровяк…

– Что? Кто… чт…

Красавица-крыса, семейство норвегикус, стояла у двери, имитирующей нору.

– Входи и получи немного удовольствия.

Она медленно двинулась ко мне, раскачивая бедрами и соблазнительно помахивая хвостом.

– Очень сожалею, я просто восхищен устройством твоей норы, но я…

– Входи и просто обнюхай ее.

Она подергивала задними лапами и изгибала дугой спину. Я смог только лишь несколько раз втянуть носом воздух, чтобы поддержать свой дух.

– Да, да, милый, запах есть. А теперь, дай мне твою лапу…

О, моя добродетель, я возбужден этой крысой. Я даже не знал, что во мне может быть нечто подобное. Я лишь могу слегка погладить лапой область ее половых органов, как описано в статье Кларка и Бриджеса, на стр… на…

– О, крыска, ты такой плохой.

– Я? На самом деле? Да я никогда… я не…

– Ах, милый, идем… быстро.

Она нырнула в свою нору! А я дрожу с головы до хвоста, с… непреодолимым желанием… покрутиться около входа в ее нору! Да, я бегаю кругами, гоняясь за ее запахом, который она распространяла вполне умышленно. Ох… ох…

– Входи… сюда!

Она обмотала свой хвост вокруг моей шеи и затащила меня в нору. Ее нора - это весьма восхитительная система туннелей, уходящих в насыпь из грязи и мусора, которые ученый-профессор натаскал в лабораторию. Мы уходили все глубже и глубже, туда, куда она вела меня, обернув хвостом кончик моего носа.

– Я чувствую, что должен сказать тебе, я имею в виду, ты должна знать, что у меня не было никаких… что я был…

– Пожалуйста, милый, не сейчас.

Она продолжала тащить меня в темноту своей разветвляющейся норы. Идти было легко, путь свободен от камней. Вот вполне опрятное небольшое пространство. Нужно написать об этом статью и отправить ее в социологический отдел. Им нравятся подобные вещи. Теперь она подкатила носом комок грязи, закрывший вход в ее нору.

– Теперь никто не помешает нам, дорогой.

Затыкание норы - это высшая деятельность, согласно Аткинсону и Девису ("Изучение социологии на транспорте", 1956). Я получил золотые россыпи из сопутствующих этому факту деталей, но эта красотка вряд ли даст мне шанс сделать хоть какие-нибудь записи, да еще в трех экземплярах, и я обнаружил, что приближаюсь к ней, топая лапами по земляному полу норы.

Негнущиеся напряженные лапы… выгнутая дугой спина… топанье… теперь остается сделать несколько прыжков в ее сторону, которые повторяет и она, отскакивая назад. Она топает, мы топаем вместе, подпрыгивая и вращаясь. Одна задняя лапа в воздухе, теперь другая, поворот, вращение, еще и еще.

– Милый, а ты и в самом деле можешь танцевать.

– Я лишь чуть-чуть научился этому.

В этой норе все пропитано ее запахом. Он возбуждает мои яйца. Если бы только они были у меня… если бы только… если бы только…

– А ну, давай, здоровяк, укуси меня слегка за шею.

Она поворачивается кругом и прижимается грудью к земле. Как она красива, с выгнутой спиной и раскинутыми задними лапами. Ее голова высоко задрана, и я не могу устоять от соблазна, чтобы наклониться и чуть-чуть погрызть ее шею.

Наши тела соприкасаются.

– Ну, а теперь входи, милый, сейчас же!

Она вращает задом, поднимает хвост. Я… Я… пытаюсь… пытаюсь…

– Милый, задвигай его ко мне. Заколачивай, прямо сейчас!

Я пытаюсь сделать это… но безуспешно… безуспешно… пенис не наполняется кровью и поддерживающая кость не дает никакой поддержки. (Сравните с: "Кастрированная крыса", Бентли и Свен, 1956.)

– Милый, у тебя что-то не в порядке! - Она неожиданно отползает в сторону, лишая меня равновесия, самым обычным образом. Но в отличие от настоящего самца, я не сижу здесь, счастливо вылизывая свой пенис. Все, что я могу сделать, так это несколько профессиональных записей, которые принесут мне гораздо больше подъема и удовлетворения, когда я увижу их опубликованными в сборнике "Наука сегодня".

Она внимательно разглядывает меня.

– Милый, да есть ли у тебя…

– Я многим обязан ученому-профессору за то, что он позволил мне принять участие в эксперименте по выхолащиванию, которому я подвергся вскоре после своего рожденья. Без такого сотрудничества и содействия университета эта статья была бы просто невозможна.

– Хорошо, я очень нетерпелива, дорогой, и мне придется раздобыть крысу-солдата, который сможет сделать это.

– Бесполезные удовольствия, длящиеся всего лишь секунду.

– Да, милый, но мы можем делать это тысячу раз за ночь, а это не так уж и плохо…

Она выскользнула из норы, и скоро это место заполнится солдатами. Я знаю этот сценарий. Коллинз и Моффит описали его очень подробно в своей монографии. Крысы будут лезть во все входы, драться, ссориться, щелкать зубами. Мне нужно убираться отсюда, пока еще есть возможность.

Вновь бегу по туннелям, сквозь грязь, расчищая путь лапами и отбрасывая в сторону камни. Мне хотелось бы, с чисто научной точки зрения, суметь удовлетворить ее, чтобы лучше постигнуть все мельчайшие нюансы проникновения.

***

– А где все собираются, мама?

– В том месте, где люди воздали должное медведям.

Возможно, там будет и он, сильный черный самец, который покрыл меня, взволновав мое сердце. В то время в долину пришла весна. Я оставила свой запах там, где он мог легко найти его, и прислушивалась, как он идет сквозь сосны, слышала его рычание и скрежет высоко поднятых когтей, когда он царапал деревья. Он царапал их высоко, гораздо выше, чем мне доводилось видеть это раньше.

– У свалки, мама? Это произойдет там?

Но я не останавливалась, потому что не хотела, чтобы он слишком быстро нашел меня. Быстро, но не слишком. От этого его желание должно быть только сильнее, и я продолжала движение. Я перешла через горную речку, но оставила свой запах на камнях. Он не будет беспокоить рыбу, потому что сейчас все лососи поднялись вверх по течению. Вот он вошел в воду. Я наблюдала за ним сверху, стоя на высоком берегу. Меня окружали растущие здесь небольшие деревца. А он не мог меня видеть. Но я могла видеть его: он стоял в воде, нюхая воздух, потому что знал: я где-то рядом. Я видела, каким огромным он был еще тогда, до того, как оставил свои царапины на деревьях.

Я подумала, что мы соединились бы на самом берегу, потому что здесь много мягкого мха, но что-то вздрогнуло у меня внутри, когда он выпрыгнул из воды и взобрался на берег.