Главный приз — любовь

Марк затряс головой, отгоняя раздумья, нахлынувшие вместе с мыслями о красоте Клер. Он осторожно нашарил краешек одеяла в ногах кровати и бережно натянул его на плечи Клер. В этот момент она открыла глаза и перевернулась на спину.

— Что ты делаешь? — Ее голос звучал чуть хрипло со сна, и все чувства и мысли Марка опять завертелись вокруг постели. Черт, как может простой вопрос звучать так сексуально?

— Ты… ты просто выглядела замерзшей, — в подтверждение своих слов он провел рукой по одеялу и слегка сжал ее плечо.

— Да? — Клер с недоверием приподняла бровь. — Спасибо.

— Не за что. — Он еще раз провел по одеялу, расправляя складки, и вдруг понял, что представляет собой довольно забавное зрелище, склонившись над Клер с разноцветным мохнатым платком в руке. Он выпрямился, встряхнул его и аккуратно прикрыл ноги девушки. — Это для тепла.

— Спасибо. Меня это всегда интересовало.

— На здоровье, — Марк развернулся и направился к креслу, но слова Клер заставили его остановиться. — Что именно?

— Ну… — она замялась и полушепотом пояснила: — Какое нижнее белье ты носишь: плавки или трусы.

— О господи! — Марк улыбнулся и бросил быстрый взгляд на короткие клетчатые шорты, которые надел на ночь. — Ты удовлетворила свое любопытство?

Она еще раз окинула взглядом его фигуру ниже пояса:

— Теперь — да.

Может, это был только отблеск слабого света, льющегося в окно от приглушенного ночного освещения, но Марку показалось, что Клер покраснела.

— Я не видела тебя в трусах много лет, — задумчиво произнесла она и, сообразив, что сказала двусмысленность, улыбнулась и добавила: — Со времени последнего футбольного матча, я имела в виду.

— Ну ладно, спокойной ночи, — он направился к креслу.

— Марк? — Ее голос прозвучал так нежно, что Марк опять остановился.

— Что?

— Все-таки кресло очень неудобно, и если ты пообещаешь быть хорошим мальчиком, — в голосе опять зазвучала свойственная Клер ирония, — я предложу тебе спать здесь. Со мной.

Марк не раздумывал ни секунды. О каком выборе может идти речь! Он моментально растянулся рядом, перевернулся на спину и слегка поерзал, устраиваясь поудобнее.

Клер, ты божественно добра! Она приподнялась, склонилась над его лицом и уперла палец ему в грудь. В темноте ее изумрудные глаза расширились и замерцали, как у кошки. Казалось, она пытается заглянуть ему в душу.

— Никаких объятий. Никаких поцелуев. Никаких забрасываний ног на меня. Даже во сне. Договорились?

— Слушаюсь, мэм. Буду стараться оправдать ваше доверие. — Он приложил руку к воображаемому козырьку. — Только, между прочим, тебя это тоже касается!

— Ты думаешь, я не сумею держать себя в руках?

— Я думаю, что ты сошла с ума от любви ко мне и просто боишься показать это.

— Ну, знаешь, твоя самоуверенность граничит с наглостью, — сказала Клер, отворачиваясь. Но в голосе ее не было раздражения.

— Как же хорошо ты меня знаешь, — прошептал Марк. — А теперь давай спать. И постарайся не мечтать обо мне вслух.

Она засмеялась и отодвинулась к краю. Как бы близко они ни лежали, он никогда не сумеет понять ее, даже если будет очень стараться. Картинка за картинкой начали всплывать в его сознании, как будто кинооператор медленно прокручивал пленку: Клер разметалась на диване, обнаженная нога согнута в колене и слегка прикрыта футболкой, линия бедра, талия, плечи, по которым рассыпались волосы. Сжав зубы, Марк отодвинулся как можно дальше, борясь с непреодолимым желанием положить руки ей на плечи и повернуть к себе. А воображаемый кинооператор упорно сменял кадры: вот ее ноги обвиваются вокруг его, вот она мягко поддается усилию, раскрывается, и его грудь прижимается к ее груди, а жаркие влажные губы Клер целуют его губы и шею. Они переворачиваются, и ее язык ласкает его грудь, поцелуи спускаются все ниже…

Тихий стон донесся из-за занавески, закрывающей вход в водительскую кабину. Марк зарылся головой в подушку. Стоны сделались чаще и громче, к ним добавились прерывающееся: «Еще, пожалуйста, еще, Джессика» и «О, Роджер». Затем к стонам добавился характерный ритмичный скрип матраса, вздохи, шепот — звуки наслаждения. Марк закрыл глаза, но от этого стало только хуже. Перед его мысленным взором появилась Клер, которая была с ним, хотела его, наслаждалась, требовала еще и еще…

— Роджер! — Крик Джессики сделал достоянием всех ту вершину блаженства, к которой сумел подвести ее молодой муж.

Марк стиснул зубы и постарался не думать о том, что происходило в кабине и что он хотел бы делать с Клер. Это надо же быть таким идиотом! Из-за чего он так разозлился и назначил Нэнси свидание? Завтра же он скажет ей, что ужин отменяется. Он обязательно реабилитируется и в своих глазах, и в глазах Клер.

Ритмичное поскрипывание кровати в водительской кабине возобновилось. Роджер молод, это может продолжаться часами. Марк положил подушку на голову, но его мысли неизменно возвращались к Клер, он вспоминал каждое ее слово, каждое движение. Диван, казавшийся пять минут назад королевским ложем, постепенно превращался в камеру пыток.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Клер лежала в темноте и покорно ждала, когда наступит утро. В такой опасной близости к Марку ее сознание отказывалось отключаться. Она различала каждый звук в салоне: от методичного похрапывания Лестера до сонного бормотания Дэнни. Почему-то сейчас они казались особенно громкими и раздражающими. Роджер и Джессика наконец-то взяли тайм-аут в наверстывании упущенного медового месяца. Сейчас они молчали в изнеможении. Слава богу.

Марк, ты спишь? — тихо спросила Клер и повернулась к нему, не дожидаясь ответа. — Я не могу заснуть, — она тяжело вздохнула.

— Попробуй посчитать овец.

— Пробовала, не помогает.

— Вспомни какую-нибудь сказку. Я ни одной не знаю.

— Да ладно, не может быть, — он повернулся на спину, — хоть одну ты должна знать. «Золушку» там или «Белоснежку». Что тебе рассказывала мама, когда ты была маленькая?

— Мама никогда не рассказывала мне сказок. Она всегда была занята. — Клер начала скатывать комочек из афганской шерсти. — Сколько себя помню, я всегда ложилась спать сама.

— Да, а Эйб был, наверное, тот еще сказочник.

— Скорее, он увлекался фольклором. Кое-что ты слышал.

Чувство покоя охватило ее. Постепенно все тревоги и обиды прошедшего дня начали отступать. Казалось, мир замкнулся вокруг них, оберегая возникшую духовную связь. Она перестала думать про Нэнси, забыла обещание держаться от Марка подальше. Сейчас она чувствовала себя маленькой, одинокой девочкой рядом с сильным, спокойным мужчиной, готовым выслушать и утешить ее.

— Могу я кое-что у тебя спросить? — тихо произнесла она.

— Попробуй.

— Почему ты здесь? Я понимаю, что Диснейленд — это только отговорка, ведь у тебя нет детей. Зачем тебе RV?

— Потому что я капитально вляпался и мне надо исправлять совершенные ошибки.

— Да ладно, Марк Доул не из тех, кто может вляпаться или наделать ошибок.

Марк закинул руки за голову.

— Ты плохо меня знаешь, Клер.

— Найди кого-нибудь, кто знает тебя лучше! Ты побеждал во всем, за что бы ни брался. Местный король спорта. А вспомни того парнишку, которого ты спас!

Марк накрыл лицо ладонями, тяжело вздохнул и решился, наконец, признаться в том, что годами мучило его. Слегка запинаясь, он медленно произнес:

— Я не спасал Кении Хиггинса.

— О чем ты говоришь! Тогда об этом писали все газеты: одиннадцатилетний мальчик упал в прорубь, катаясь на санках, а ты вытащил его, хотя был на год моложе и меньше ростом.

Все было совсем не так. — Марк закрыл глаза и мысленно перенесся на два десятилетия назад. Морозный день, покрытые инеем ветви деревьев. Он торопится по лесной тропинке с любимой клюшкой на плече. Это подарок отца к прошедшему Рождеству. За фермой Эмери есть никому не известный маленький прудик, и там он сможет вдоволь потренироваться в одиночестве. Каково же было его разочарование, когда, выйдя на опушку, он заметил на льду Кении Хиггинса, известного на всю школу драчуна и забияку. — Про этот пруд мало кто знал, потому что он находился далеко от дороги. Я приметил его еще летом, когда бродил по лесу в поисках особенно крупной лягушки.