Зерно на мельницу

Ничто под ковер не уйдет. Вы можете укрыться в своей возвышенности не более, чем в своей неполноценности. Если вы решили, наконец, идти к Богу, вы должны отказаться от всего этого. Процесс этот состоит в сохранении почвы, когда вы идете ввысь, и у вас всегда есть почва, так что вы и высоко и низко в одно и то же время. Этому нелегко научиться, но это очень важно. Так что в тот миг, когда мне, может быть, захотелось бы поднять вас все выше и выше, вы увидите, что игра состоит не в том, чтобы попасть ввысь, игра в том, чтобы быть уравновешенным и освобожденным.

Большинство из нас найдут, что покровы иллюзии, привязанности очень плотны, и нам хочется делать что-то, чтобы сжечь эти покровы, очиститься и покончить с этим. И если даже вся модель того, как с этим покончить и перейти оттуда сюда, сама является ловушкой, западней, мы тем не менее можем искусно воспользоваться этой ловушкой, чтобы вычистить другие помехи, которые нам мешают, а потом, в конце концов, мы можем поймать в западню и привязанность к самому методу.

Мы происходим из культурной традиции, где, если видишь, - куда тебе хочется идти, то избираешь самый прямой и агрессивный путь, чтобы туда попасть. Нетерпение относится к качествам нашей традиции. Именно это сделало нашу страну великой. Но трудность, с которой сталкиваешься, состоит в том, что начало этого пробуждения того, кем ты не являешься, наступает задолго до того, как ты действительно готов отказаться от всех видов привязанностей, - и некоторые из этих методов становятся очень мощными средствами возрождения старых игр, усиления тяжких козней это. И вот в таком же роде: я знаю людей, которые медитировали годами, и они носят свой метод как знаки отличия. "Я проделал шесть курсов Випассана, три сешина и пару дервишей. Я встаю в четыре утра. Я могу часами сидеть без движения. Ум у меня становится совершенно пустым". Они профессионалы в медитации. Они до некоторой степени овладели своим методом, но не освободились от хватки стяжательства и алчности. Их метод стал просто иной формой светскости. Ничего особенного не происходит, потому что таковы козни это. Есть, к примеру, люди, которые могут входить в самадхи и подолгу оставаться там, но когда они возвращаются обратно, они не мудрее, чем когда входили в это состояние. Это напоминает рассказ о царе, который обещал одному йогу лучшего коня в царстве, если тот сумеет войти в глубокое самадхи и год пробыть погребенным заживо, йога закопали, но за год царство разорилось и никто не вспомнил о йоге и не откопал его. Лет через десять кто-то проходил вблизи этого йога, все еще пребывающего в глубоком трансе и прошептал "Ом" ему на ухо, и тот пробудился. И первое, что он сказал, было: "Где же мой конь?"

Духовная работа может походить на игру в рулетку, вы выкладываете деньги, а шарик бегает и падает в гнездышко, где лежат ваши деньги. И вам говорят: "Желаете получить ваши деньги или продолжаете играть?" Где-то на этом пути вы можете получить свои деньги, изъять их и пойти потратить. Или можете продолжать игру. Желаете ли вы просто удвоить свои деньги или...? Желаете ли вы лишь небольшого социального возвышения или же хотите со всем покончить? Это как Мара нападал на Буму, когда то сидел под деревом бодхи. Ибо когда вы приближаетесь к внутренним вратам свободы, озарения, освобождения, тем более будут раздуваться такие привязанности, а возможность удовлетворения возрастает. Вследствие однонаправленности, развитой посредством медитации, вы станете способны пробиться за пределы собственного сознания и увидеть кое-что как оно есть. Но если у вас есть потребность власти, вы тогда весьма склонны воспользоваться тем, что вы считаете властью над людьми. Если наша духовная работа исходит из мудрости, а не из потребности власти, вы просто их отметите, понимая, что они отклонят вас, оставите их и пойдете дальше. Вы просто должны уповать на свет и пустить свои деньги в игру. Ибо пока вы считаете себя "кем-то", вы еще не вполне спокойны, чтобы быть в согласии со всем этим, и таким образом любое предпринимаемое действие исходит от вашей особой отдельной точки зрения.

Пока вы в воплощении, будет и действие. Пока есть форма, будет и изменение. Многое зависит от того, кем совершается действие, - тем, кто думает, что его совершает, или кто его действительно совершает. Это и определяет, является ли действие частью потока вещей или противостоит ему. Это похоже на историю о мяснике одного князя. Князь спросил мясника - как это нож его никогда не нуждается в заточке, хотя он работает этим ножом девятнадцать лет. А мясник объяснил, что нож действует в согласии с тем, что он режет, что нож сам находит себе путь в суставе, поверх кости, через мышцы. Поэтому нож не упирается в суставы, а просто находит себе путь вокруг костей. Поскольку мясник в согласии, он и есть то, что он делает; он не занят тем, что он мясник, разделывающий мясную тушу, он - сознавание, а в это сознавание входит и мясо, и мясник, и нож. Действие совершается, но нет никакого вершителя действия, потому что нет никого, кто думал бы, что он мясник.

Когда вы в гармонии с тем, как все проистекает от всего прочего, вы не можете действовать неверно. Ибо вы не только находитесь в согласии с тем конкретным актом, который совершаете во времени, но и всеми способами, которыми акт этот взаимосвязан со всеми в мире. Этот уровень сознания, с которого проявляются действия, не имеет привязанностей. Даже привязанности к результатам этого действия. Вы нигде не задерживаетесь. Вы прямо здесь, всегда в новый момент существования. Момент к моменту - это и есть новый ум. Никакой личной истории. Вы просто отказываетесь от своей биографии. Каждый человек получает свое кармическое свершение. Если вы сосредоточились на Боге, вы обретаете Бога. Если вы хотите власти, вы получаете власть. Если вы хотите еще чего-нибудь, вы это получаете. Весь ужас в том, что вы получаете все, что хотите. И часто, когда вы, наконец, получаете, вы не хотите этого. Процесс обретения плодов кармы ускоряется, потому что, когда вы приближаетесь, вы видите, что изживаете старую карму. Когда ваша жизнь становится все более и более свободной от привязанностей, вы создаете все меньше и меньше кармы. Ибо карма, или то, что на вас навешивается, создается действием, связанным с привязанностью. Когда же вы не привязываетесь ни к чувствам, ни к мыслям, вы не создаете больше кармы, тут нет никого, рассчитывающего, что что-то и как-то случится, никого отдельного, чтобы действовать обособленно. Когда нет привязанности к мыслям и чувствам и отождествления с ними, то нет и противодействующего побуждения к деятельности, создающей больше делания, больше кармы. Неотождествление, неотделенность приуготавливает эти семена и истребляет стяжание большей кармы.

Вы приходите к тому, что действия ваши делаются не из привязанности, но вместо этого просто делаются как делаются, и не создается никакого нового материала. Просто проводит старый материал, но он ни на кого не влияет, потому что в вас нет ничего, что вас привязывало бы к какой-то модели того, - кем вы являетесь, или же кем вы не являетесь. Все это становится просто протекающими картинами, в них нет никакого участия, представляющего вас как некоего "индивидуума", это просто выход заложенного прежде, просто включение установленного прежде, просто еще зерно на мельницу. Недавно, когда я был у Элизабет Кублер-Росс, ее пригласили выступить перед тысячью нейрохирургов по вопросу о смерти. Она исключительно точно описала стадии, через которые люди проходят, когда приближаются к смерти. Сопротивление, нежелание, гнев, отчаяние, а потом пространство открытости. Той самой открытости, которая есть в камерах смертников Сан-Квентина. Затем она перешла к описанию того, что происходит после смерти, с данными, предназначенными для убеждения научного общества. И я сказал ей: "Вам придется изрядно поработать, чтобы убедить этих ученых. Я уже давным давно порешил просто стать этом и никому ничего не доказывать". А она говорит: "Что ж, у нас дхарма разная". Она делает это без всякой привязанности, очень легко, играючи. И когда я сказал ей: "Разве это не замечательно - я за этот год прочел лекции аудитории свыше семи тысяч человек и как они открыты, эти люди, Элизабет, разделяя это сознание". А она ответила: "Ну, вы разве не понимаете, мы же все в камере смертников".