Страница 80 из 134
Мне стало дурно. Я откинулся на спину и попытался собраться с мыслями…
Я снова очнулся. От какого-то звука. Пошевелился и тут почувствовал, как что-то ударило меня в грудь.
Я поискал ощупью и обнаружил маленькую буханку твердого хлеба. Снова послышался тот же звук, и о меня ударился еще какой-то предмет.
— Эй! — закричал я. — Послушайте! Ведь я умру здесь. Я не такой, как все вы. У меня не бывает Переходов, Я буду гнить здесь, пока не умру!..
Я прислушался. Тишина была абсолютной.
— Ответьте мне! — закричал я. — Вы совершаете ошибку!..
Я замолчал только тогда, когда осип. Но люди, которые бросали заключенным хлеб через маленькие отверстия, видимо, за свою жизнь наслушались столько криков, что не обращали уже на них внимания. Я нащупал второй предмет, который мне бросили. Это была бутылка из прочного пластика, наполненная водой. Я открыл пробку и сделал глоток: вода была никудышной. Попробовал хлеб — черствый, безвкусный. Я принялся его жевать, размышляя о том, как мне лучше воспользоваться отсутствующими туалетными удобствами. Этот вопрос меня весьма интересовал. Да, веселенькая будет жизнь! Пока сама собой не кончится. Я даже засмеялся — вернее слабо всхлипнул от отчаяния.
Спасителя мира из меня не вышло. Я не смог даже попытаться выручить своего друга Фостера, когда Кохи поймал его в свою ловушку. Интересно, где он сейчас. Может, лежит запечатанным в соседней норе? Хотя нет — он же не отвечает на мои крики.
Да, у меня была замечательная идея. Я преодолел такое огромное расстояние, и вот сейчас мне предстоит умереть в этой вонючей дыре. Я вдруг представил себе все несведенные бифштексы и всю мою непрожитую жизнь. А ведь я мог бы еще безбедно просуществовать несколько десятилетий…
И тут у меня возникла другая мысль: если я не проживу эти десятилетия, то только потому, что даже не попытался этого сделать. Я сразу же начал разрабатывать план. Главное соблюдать спокойствие и работать головой. Мне не следует изматывать себя криком или другой бесполезной тратой сил. Надо обдумать ситуацию со всех сторон, использовать все, чем располагаю, и как можно полнее.
Прежде всего, необходимо обследовать мою гробницу. Двигаться было больно, но я не обращал на это внимания. Я ощупал камни вокруг себя, пытаясь оценить размеры своей камеры. Она была три фута шириной, два — в высоту и семь — в длину. Стены были относительно гладкими, за исключением нескольких скрепленных раствором стыков. Камни были огромными: 18 дюймов или около того длиной и пару футов шириной, Я поскреб места стыков — скрепляющий раствор был таким же твердым, как и сам камень.
Я принялся размышлять, каким образом меня сюда втащили. Некоторые камни, должно быть, только недавно поставлены на свои места… Или здесь есть дверь? Насколько доставали мои руки, я не обнаружил ничего похожего. Если только с другого конца…
Я попробовал развернуться — не тут-то было. Люди, которые строили эту каменную клетку, знали, каковы должны быть ее размеры, чтобы держать заключенного в нужном им положении.
Он должен лежать спокойно и ждать, когда через отверстие на грудь упадет хлеб и бутылка с водой.
У меня было достаточно причин попытаться поменять свое положение. Хотя бы ради того, чтобы поступить наперекор их правилам, если они хотят, чтобы я лежал и не шевелился. А если у них самих есть причина, по которой они не хотят, чтобы я двигался…
Я повернулся на бок, подтянул ноги и, прижав их к груди, попытался развернуться, но застрял. Мои ободранные колени и голени стали как бы лишними. Морщась от боли, я подтянул их еще чуть выше, затем уперся руками в пол и потолок и попытался развернуть свое тело в обратную сторону…
Черта с два! Грубый камень обдирал мне спину, пришлось раздвинуть колени. Это несколько ослабило давление, позволив мне продвинуться еще на дюйм.
Я притих и попробовал отдышаться. Это оказалось делом не простым: грудь была зажата между бедрами, а спина упиралась в каменную стену. Я с трудом дышал, раздумывая, принять ли прежнее положение или попытаться все-таки развернуться. Попробовал подвигать ногами — не получилось.
Пошевелиться в любом из двух направлений теперь было почти невозможно. А если ждать, то потеряю гибкость, кроме того, неподвижность, отсутствие пищи и потеря крови совсем истощат мои силы. И в следующий раз мне не удастся даже повторить то, что я сделал, не говоря уже о большем. Лучшего времени не будет. Только сейчас.
Я собрался с силами и попробовал оттолкнуться, но не сдвинулся ни на йоту, Я уперся изо всех сил, до крови ободрав ладони о камень,. Никак. Я застрял… и надежно. И почувствовал страшную слабость. Потом меня охватила паника, вызванная приступом клаустрофобии. Я рычал, бешено скреб руками по полу, по стенам, делал отчаянные рывки… и вдруг почувствовал, что моя изодранная спина сдвинулась с места, скользнув по смоченному моей кровью камню. Я снова напряг руки. Спина согнулась почти вдвое, колени оказались у ушей. Дышать теперь я вообще не мог. Позвоночник, казалось, вот-вот переломится. Но никакого значения это уже не имело; я мог его сломать, я мог содрать со спины все мясо, истечь кровью — терять было нечего. Я сделал еще один рывок и почувствовал, как затылок скребет по камню, а шея складывается пополам… и вдруг вырвался из этих кошмарных тисков. Я растянулся на спине, судорожно глотая воздух. Теперь моя голова была на том месте, где до того времени находились ноги. Один-ноль в мою пользу.
Прошло не так уж мало времени, прежде чем я смог окончательно отдышаться и подытожить свои повреждения. Больше всего пострадала спина, затем ноги и руки. Была еще большая ссадина на затылке и острая боль в позвоночнике. Я устал дышать ртом — нос ведь был разбит. Что же касается всего остального, то, пожалуй, я никогда в жизни не чувствовал себя лучше. У меня теперь было достаточно пространства, чтобы расслабиться, я все же мог свободно дышать. Оставалось только ждать до тех пор, пока мне не бросят очередную порцию "аппетитного" хлеба и воды…
Я тряхнул головой, чтобы прийти в себя. В абсолютной темноте и тишине было что-то, что вызвало у меня желание свернуться клубочком и заснуть. Но на это нельзя было тратить время. Если здесь где-то камень на свежем растворе, которым запечатали камеру после того, как меня сунули сюда, его нужно срочно отыскать, пока раствор окончательно не застыл. Я провел руками по стенкам и нащупал несколько стыков. Раствор в первом был сухим и твердым, а вот в следующем мне под ноготь набилась мягкая масса. Я проследил очертания стыка: он шел по периметру камня размером двенадцать на восемнадцать дюймов. Я оперся на локти и принялся выковыривать раствор.
Через полчаса я ободрал до крови все пальцы, проделав вокруг камня канавку глубиной всего в полдюйма. Работа продвигалась медленно, но я уже не мог ковырять дальше без какого-либо инструмента. Нащупав бутылку из-под воды, я снял крышку и попытался ее разломать. Не поддалась. Больше ничего в камере не было.
Может, если на камень хорошенько надавить, его можно сдвинуть прямо с раствором? Я уперся руками в него, ногами — в противоположную стену и напряг все силы, так что кровь зашумела в ушах. Бесполезно!
Я лежал в темноте, обдумывая ситуацию, как вдруг услышал что-то необычное, слегка напоминавшее шуршание. Скорее похожее на звук, донесшийся из четвертого измерения и прозвучавший прямо в голове… или на воспоминание о таком звуке.
Но следующее ощущение уже было абсолютно реальным. Я почувствовал, как четыре крошечные ступни прошлись по моему животу прямо к подбородку. Моя кошка, Иценка.
Я подумал, не считать ли ее появление чудом, но решил, что это всего лишь сложный пример из теории вероятности" Прошло семь месяцев с тех пор, как мы расстались с Иценкой на розовой террасе в Окк-Хамилтоне. Куда бы я пошел, будь на месте кошки? И где бы стал искать своего друга с Земли?