Смешные деньги

Для Парамонова мой новый имидж оказался сюрпризом. Во-первых, он меня не сразу узнал, а когда узнал, то сделал такую кислую физиономию, что мне самой стало противно. Кажется, моя метаморфоза не пришлась ему по вкусу — наверное, он предпочитал простушек. Во всяком случае, он мог бы выдавить из себя какой-нибудь дежурный комплимент, хотя бы ради приличия. Но он предпочел отделаться скептической миной, и мне ничего не оставалось, как спросить:

— Вы готовы? — я постаралась произнести это как можно суше.

— Разумеется, — подтвердил Парамонов. — А ваша машина внизу?

— Разумеется, не наверху, — в тон ему ответила я.

Он посмотрел на меня с явным беспокойством, но промолчал. Мы спустились на улицу и погрузились в «Фольксваген».

— Кажется, вы неплохо зарабатываете? — с плохо замаскированным осуждением пробормотал Парамонов, устраиваясь на переднем сиденье.

— Не жалуюсь, — ответила я. — А что, на юристов нынче нет спроса?

— Жизнь дорожает, — неопределенно сказал Парамонов.

Пока мы ехали, он немного отошел и даже стал посматривать по сторонам с некоторым интересом. Не скажу, что вечерний Тарасов огнем реклам может соперничать с Нью-Йорком или Лас-Вегасом, но, по-моему, он выглядит не так уж плохо, во всяком случае, вполне романтично.

— Какую гостиницу вы рекомендуете выбрать для госпожи Фридлендер? — неожиданно спросил Парамонов. — Что-нибудь поприличнее, без этих алкоголиков, которые вечно не могут отыскать собственную дверь.

— Вообще-то я в гостиницах не живу, — заметила я. — Но самые приличные из них закрыты для широкого доступа. Впрочем, на набережной есть гостиница «Славянская» — кажется, там останавливаются иностранцы. Во всяком случае, вид на великую русскую реку им там обеспечен. А что касается алкоголиков, то ваша клиентка, как знаток России, должна знать, что алкоголики — это неотъемлемая деталь русского пейзажа…

— Хочу сразу вас предупредить, — мрачно заметил Парамонов. — Не пытайтесь подобным образом шутить с американцами — они даже не сумеют сообразить, что вы шутите. Может получиться неприятность. Я, кстати, уже говорил, что моя клиентка воображает себя русской. Какая она, к черту, русская!

— Но мы пока ни о чем еще не договорились, — возразила я. — За так я пахать не намерена…

— Может быть, еще все утрясется, — без особой уверенности сказал Парамонов. — Впрочем, вы в любом случае сможете подбросить нас до гостиницы.

Мне очень хотелось съязвить по поводу этого смелого предположения, но, подумав, я решила воздержаться. До сих пор у меня не было такого дурацкого дела, и я была даже заинтригована, что из всего этого выйдет.

Когда впереди мелькнуло ярко освещенное здание вокзала, мой спутник наклонился ко мне и с надеждой спросил:

— Мы не могли бы подъехать на перрон — прямо к поезду?

Я посмотрела на него как на сумасшедшего и ответила:

— Если бы министр путей сообщения был моим близким родственником, я бы, возможно, так и сделала. Но мои родственники скромные люди, и я привыкла ставить машину в дозволенном месте. А что, ваша королева унитазов совсем не привыкла перебирать ногами? Стоянка всего в пятидесяти метрах от вокзала.

Парамонов смущенно кашлянул.

— Да нет, ради бога… — пробормотал он. — Просто я подумал, что так было бы удобнее.

У меня закрались подозрения, что с моей помощью он просто пытается сэкономить денежки, отпущенные ему на торжественную встречу госпожи Фридлендер. Впрочем, позже я убедилась, что ошиблась.

Поставив машину на стоянке, мы поднялись по широким ступеням на перрон и осмотрелись. Яркие огни прожекторов освещали железнодорожные пути, забитые пассажирскими поездами, товарняком и электричками. Масса людей слонялась по перрону. Смуглые южные люди сидели на бесчисленных мешках и сумках, перекрикиваясь гортанными голосами. Милиционеры с палкой на боку и рацией в руках прохаживались взад-вперед, зорко поглядывая в толпу.

Мы успели как раз вовремя. Только что объявили прибытие московского поезда.

— У нее первый вагон, — взволнованно сказал Парамонов. — Постарайтесь произвести на нее впечатление!

Я иронически покосилась на него.

Толпа подтянулась к краю платформы. Из темноты возник огненный глаз подходящего локомотива. Парамонов возбужденно подхватил меня за руку и увлек за собой, стараясь подобраться к первому вагону. Я попыталась объяснить ему, что поезд никуда не денется, но мои слова не произвели на него никакого впечатления.

Наконец послышалось лязганье отпираемых дверей, и из вагонов стали появляться пассажиры. Парамонов нервничал, вытягивая голову и даже приплясывая от нетерпения, а наша гостья все не появлялась. Уже практически опустел весь первый вагон, а ее все не было. Мы стояли возле самых ступенек, за спиной равнодушной проводницы, и терпеливо ждали — во всяком случае, я была терпелива.

— Может быть, она раздумала приезжать? — предположила я наконец, когда поток пассажиров окончательно иссяк.

Парамонов меня не услышал — лицо его внезапно преобразилось необыкновенным энтузиазмом, и он вскричал:

— Ну, слава богу! Мисс Фридлендер! Хэлло! С прибытием вас!

По ступенькам сходила низенькая полноватая женщина в широченных черных брюках и бесформенной бежевой майке, колоколом прикрывающей ее объемистую грудь и бока. У госпожи Фридлендер было жизнерадостное круглое лицо, нос картошкой и короткие прямые волосы, стриженные чуть ли не под горшок. Ни дать ни взять — малообеспеченная домохозяйка, собравшаяся на рынок. Впечатление усиливала большая сумка в ее руках. Однако, несомненно, эта тара играла здесь роль дамской сумочки. Гостья спрыгнула на перрон, с любопытством огляделась и произнесла с большим пафосом:

— Наконец родная земля! Хэлло, Ильич! Как поживаешь? Боже, что это за запах?

Последнее замечание относилось, кажется, ко мне. С интересом изучая свою потенциальную клиентку, я миролюбиво сообщила, что это пахнет скорее всего моими духами.

Американка по-свойски протянула мне руку. — Линда Э. Фридлендер! — представилась она.

— Евгения М. Охотникова! — ответила я, не моргнув глазом.

Рукопожатие королевы унитазов было крепким и доброжелательным. Может быть, стоило сразу же объясниться с ней насчет моего статуса, но в этот момент из вагона появились новые действующие лица.

Вначале на перрон ступил чернокожий мужчина. Он был аккуратно пострижен и одет в необыкновенно элегантный костюм, который сидел на его атлетической фигуре как влитой. Белоснежная рубашка и тщательно повязанный галстук завершали картину — он был похож на неприступного холеного прокурора из кинобоевика. У него было довольно приятное невозмутимое лицо, сверкающие зубы и золотая печатка на пальце. В руках он держал небольшой кожаный чемодан.

— Позвольте представить! — бодро сказала мисс Фридлендер. — Джимми! Мой… э-э… бухгалтер!

Афроамериканец холодно улыбнулся и слегка наклонил голову. «Ну да, — подумала я, — ревизия же — как тут обойтись без бухгалтера. Интересно, умеет ли он говорить по-русски?»

В этот момент сверху чуть ли не обрушился еще один мужчина — он был маленький, лысый и необычайно сердитый. В правой руке он держал огромный роскошный чемодан с серебряными застежками, в левой — чемодан поменьше, а через оба плеча его были перекинуты объемистые сумки.

Приземлившись на перрон, он избавился от чемоданов и принялся стаскивать с себя сумки, вполголоса бормоча что-то под нос. Госпожа Фридлендер, жизнерадостно кивая, запустила руку в свою сумку и извлекла оттуда пухлую пачку долларов, по — простецки перехваченную розовой резинкой. С хрустом отделив одну зеленоватую купюру, она протянула ее лысому мужчине, одарив его в придачу лучезарной улыбкой.

Из этого жеста стало ясно, что коротышка в свиту нашей гостьи не входит, а исполняет здесь роль добровольного носильщика. Кажется, он даже и не претендовал на вознаграждение, потому что взглянул на однодолларовую бумажку с некоторым испугом. Однако он, поколебавшись, взял доллар.