Красный волк

– Боятся они вас, – сказал отец.

– Вот и хорошо, – ответил капитан Нот почти довольно, а потом кивнул на ближайший из шалашей, – там. Вытащи-ка нам макаку на посмотреть.

Один из солдат отделился от охранной группы, подошел к опасно накрененному шалашу и стукнул по стенке прикладом винтовки. Получился громкий и резкий звук, и наружу, запутавшись на секунду в засаленной занавеске, выскочило нечто вопящее. Оно начало было метаться из стороны в сторону, но увидело солдат и повалилось ничком, вытянув вперед тонкие лапы.

На первый взгляд можно было принять это существо за нечто разумное. Размером оно было чуть ниже среднего раанского роста, шерсть росла только в подмышках и на голове, спускаясь белыми паклями на острые плечи, на передних лапах было по пять пальцев с грубыми ороговевшими ногтями, бледную желтоватую кожу покрывали бурые полосы.

Ун посмотрел на отца вопросительно, тот ухмыльнулся:

– Да, чем-то похожи на разумных. Видишь, как умеет шутить природа?

Капитан Нот хохотнул, легко пнул макаку под ребра (это, по всей видимости, был самец), и заставил его поднять голову. Морду зверя покрывала грубая шерсть, которой не было только на носу, лбу и вокруг глаз – мерзкое зрелище, которое лишь подчеркивало поразительно резкое отличие макаки от раанов и тех же норнов, волосы у которых росли лишь на голове. В темной щели рта виднелось лишь три-четыре кривых зуба, в глубоких карих глазах таился страх и еще какое-то неуловимое выражение, которому Ун не мог подобрать названия.

– Все мы произошли от приматов, – сказал отец ровным тоном.

– И они? Они... те приматы? Наши предки? – глупый вопрос вырвался сам собой, но Уну нужно было сказать хоть что-нибудь, чтобы прогнать дурноту.

– Нет! Да будет злейший враг империи лишен такого родства, – лицо отца исказилось искренним, глубоким отвращением, – пока не появились разумные формы жизни, мой мальчик, природа проводила эксперименты. Она смотрела, что может получиться из обезьяны. Наш вид оказался сильнее прочих, пусть даже в нем были и подвиды с кровью получше и похуже. Наши предки истребили соперников, потому что были умнее и организованнее, потому что им требовалось пространство для существования. Но видишь, одна уродливая враждебная тупиковая ветвь смогла уцелеть на севере и юге и существовала сотни тысяч лет бок о бок с нами. Они, как и всякая обезьяна, хорошо повторяли и притворялись, а еще лучше воровали чужие достижения. У них даже появилось свое подобие языка. Пусть полопочет.

Капитан еще раз пнул старую макаку и что-то грубо рявкнул, макака отозвалась набором неразборчивых лающих звуков.

– Видишь? Конечно, они придумали все это не сами. Их натаскивал один коварный и подлый народец, который стерли из истории во время Объединительной войны. А эти бедные обезьяны, оставшись без своих хозяев, какое-то время по старой привычке носились повсюду и пытались играть с нами в войну, хотя уже были обречены, Еще какие-то два поколения назад они упорно делали вид, что равны нам, но видишь, мальчик, дикая и грязная их природа быстро взяла вверх, и теперь все на своих местах. Пусть идет.

Капитан достал что-то серое из кармана и метнул макаке – это был кусок хлеба. Зверь подхватил его и, даже не отряхнув от земли, запихнул дрожащими длинными пальцами в рот, неотрывно глядя на офицера корпуса безопасности. И в этот момент Ун понял, что увидел в карих глазах этой полосатой макаки – вместе с неизмеримым страхом в них читалось непонятное больное обожание, смешанное с восхищением и покорностью.

Глава IV

Седая макака уполз в шалаш, собирая коленями и ладонями грязь и дожевывая хлеб последними зубами.

Отряд пошел дальше.

Звери, похоже, услышали запах угощенья и теперь опасливо выглядывали из своих убежищ. У самок на мордах шерсть не росла, подле некоторых копошились любопытные детеныши в грязных обрывках тряпья. Какие же они были совершенно другие! Полосатые, худые-худые, казалось, что сквозь кожу всех оттенков даже проступали кости, а какие пугающие выражения скользили по их мордам, так отдаленно напоминавшим благородные раанские лица.

– Я смотрю, молодняк у вас есть, – заметил отец, когда отряд миновал натянутый на столбиках брезент, под которым сидела пузатая самка, плетущая что-то из длинных тканевых лент.

Капитан поправил кепи и ответил с некоторой осторожностью:

– Сейчас с этим получше, господин управитель. Для заводского заказа макак хватает, но ведь есть еще медицинский завод и университетские лаборатории, а оттуда они нам зверье не возвращают. Осмелюсь заметить, что если бы лет сорок назад достопочтенный министр не приказал отправить на удобрения треть оставшихся макак, то вам бы не пришлось вообще обращать внимания на подобные мелочи.

Ун покосился на отца. Тот слушал капитана спокойно, и от холода этого спокойствия захотелось убежать. Взгляд зеленых глаз скользил от предмета к предмету, от фигуры к фигуре. С подчеркнутым отвращением он переступил через зловонный бурый ручеек и проговорил тихо:

– Все-то у вас, капитан, хорошо, да только я одного не понимаю, как ваши звери еще не попередохли от какой-нибудь заразы или не стали источником чумы. Приучить этих макак одеваться непросто, но будьте добры научите их стирать и пользоваться отхожими местами. Сделайте что-нибудь с водой. Ваш зверинец стоит слишком близко к моему городу. Тем более, отсюда вы возите дрессированных макак на завод. Если они принесут какую-нибудь дрянь, то вы будете первым, с кого я прикажу снять голову.

Капитан хотел было что-то ответить, но не успел, дорогу солдатам преградила молодая самка с белой длинной шерстью на голове и такими же белыми полосами на щеках, плавно сползавшими на шею и скрывавшимися под грязной дырявой рубахой. Для обезьяны черты ее морды были очень мягкими, их можно было назвать нежными и по-своему красивыми. Но вот ее светлые глаза блестели каким-то пугающим отсутствием всякой, даже покорной и испуганной обезьяньей мысли. Она проклокотала что-то, постучав себя по животу, повернулась к ним спиной, схватилась за край своей ободранной юбки, наклонилась и задрала ее вверх, что-то призывно крикнув.

– Ах ты ж!.. – ахнул капитан.

Ничего скандального Ун увидеть не успел – солдаты кинулись к макаке, повалили ее на землю, белая шерсть смешалась с грязью, кто-то со всего размаху смачно ударил ее носком тяжелого ботинка в живот. Самка заревела, и Ун тоже тихо вскрикнул. Да, это всего лишь животное, но ей же больно! Больнее, чем тому беззубому самцу. Он открыл рот, не зная, что скажет в следующий момент, но поймал на себе пристальный оценивающий взгляд отца и сделал вид, что просто вздыхает.

Багровый от кончика пятнистого носа до ушей капитан Нот оправил рубашку и повернулся к отцу. Теперь уже обезьяний ужас и покорность отразились в его глазах, но он, кажется, смог взять себя в руки:

– Простите, господин управитель. Порой макаки совершенно неуправляемы. Выкидывают всякие номера. Ума не приложу, с чего эта вдруг решила нарваться на наказание.

– Не вижу порядка и дрессуры, капитан, – только и ответил отец.

Самка, поскуливая, начала отползать в сторону, и один из солдат наступил на ее длинную шерсть, удержав на месте. Отец махнул рукой. Слишком быстрым вышел этот жест, слишком резким. Солдаты из корпуса безопасности совсем не знали отца и не могли понять, какой дурной это знак. Он был уже не просто раздражен, но стоял на пороге гнева.