Выше стен

— Дорогая Наташа, это не твое дело! — с радостной улыбкой огрызаюсь я. — Я как-нибудь разберусь сам.

Ветер, набравший силу, сдувает с крыши снег, шуршит целлофаном на туях, остервенело треплет гирлянды. Тени мечутся по двору, и меня сковывает безотчетная тревога и невыносимая тоска.

Все ли хорошо с мамой?..

— Окей. Но… что же дальше, Слава? — Ход тяжких мыслей прерывает тихий голос Наташи, и я осмеливаюсь поднять голову.

— Я уеду. Пришел за вещами.

Она кивает, но продолжает донимать:

— А… кому ты сделаешь лучше таким шагом? Отцу, Регине? Мне?..

— Да всем вам, разве не так? — Я подношу к разбитой губе сигарету и морщусь от боли. — Здесь нет ничего моего. А теперь… после этого… как думаешь, где мое место?

— Здесь! — отрезает Наташа, темные глаза лихорадочно блестят. — Сегодня ты поступил довольно… жестоко. Но цели не достиг! Я не уйду. Просто потому, что не могу бросить Андрея. Мы семья. Не обвиняй нас с Региной в меркантильности — с помощью салона я хотела вернуть ему все с процентами и не быть балластом в дальнейшем. Да и… — Ее тон меняется на мягкий и вкрадчивый. — Не будет большой беды, если я скажу… Андрей давно переписал этот дом на тебя.

— Чего? — Меня снова мутит. Сердце колотится, будто я ухнул вниз на американских горках. Таких подробностей я не знал, а теперь не ощущаю под ногами опоры. Покачнувшись, пытаюсь ее обрести и прикрываю лицо рукой. Если она не врет, тогда… Я автоматически превращаюсь в самого тупого ненормального придурка в этой истории… Из груди вырывается стон: — Твою мать… Почему бы не сказать об этом раньше???

— Я не подозревала, что между вами такая пропасть, что ты настолько обижен и намерен зайти так далеко. Это я каждый день уговаривала Андрея сделать первый шаг. Потому что знаю, что такое потерять ребенка и, заново обретя, обнаружить в его теле незнакомца. Все установки летят к чертям, все, что ты можешь, — осознавать свое бессилие и никчемность, но должен каждый раз упрямо идти на сближение. Мы — родители, это наш крест, который с честью нужно пронести…

Снова не хватает воздуха, глаза жжет, я хватаю его ртом и моргаю. Из трясущихся пальцев выпадает сигарета и после короткого полета с шипением гибнет в сугробе под лестницей. Здесь, у этой лестницы, Регина признавалась мне в любви, и я чуть было не…

— Как она?.. — Голос пропадает. — Как Регина?..

Наташа улыбается — тепло, как друг, как настоящая понимающая и любящая мама, а не родительница девчонки, которую я использовал и прилюдно уничтожил.

— Регина никого ни в чем не винит. Она… видит всех нас насквозь. Она и тебя увидела. Именно поэтому я не растерзала тебя собственными руками прямо там, в салоне, и сейчас стою рядом и спокойно разговариваю, как с хорошим человеком. Недавно я поняла, что появился мальчик, ради которого она была готова идти против всех и жертвовать собой. Это то, что романтические натуры вроде меня называют любовью. Видеть такие изменения в ней было и радостно, и страшно. Если бы я узнала при других обстоятельствах, что ее любимый мальчик — это ты, была бы счастлива…

Мутная тревога перерастает в предчувствие, и я напряженно вглядываюсь в недобрую темноту, проступающую сквозь редеющий снегопад. Уже нет смысла стоять потупившись, молча сносить порицания и каяться — вина от этого не станет меньше, а я — лучше. Наташа воочию убедилась, какой я мудак — сам эффектно представился.

— Что с ней случилось в детстве? — Я подпаливаю новую сигарету и поднимаю воротник. Наташа отбрасывает окурок, просит еще одну — безропотно делюсь и щелкаю зажигалкой.

— Мы не говорим об этом при ней, но, раз Андрей успел ввести тебя в курс дела… Регина пропала в канун второго дня рождения, а вернулась — когда ей исполнилось семь. Все это время мне твердили, что она мертва, но я не верила — не давала покоя полиции и волонтерам, размещала информацию в интернете, искала на улицах. Откуда мне было знать, что она в тысячах километров от меня, в настоящем аду…

У нее мало воспоминаний оттуда — едва научившись изъясняться, она рассказала, что жила в каменной темной постройке с земляным полом. Боялась гроз — из-за грохота грома, и ненавидела зиму — потому что мерзла. Зато летом в горах распускались цветы и прилетали бабочки. Однажды она просто ушла за бабочкой и каким-то чудом выбралась из горной местности. Неравнодушные люди увидели ее блуждающей в толпе у вокзала, но она не могла объяснить, как оказалась там.

Был большой резонанс, на первых порах нам многие помогали — моих возможностей и скромной зарплаты провинциальной актрисы не хватило бы на реабилитацию. Регина никогда не упоминала, что ее били, но повреждения на теле свидетельствуют о жестоких избиениях… Под руководством психологов она довольно быстро начала говорить, освоила грамоту и счет. Полюбила красивые вещи, книги и моих друзей. Но категорически не понимала кино и театр.

Она наверстала все, что упустила, и в девять лет пошла в первый класс обычной школы — на специализированные частные пансионы средств не было. Там ее травили, но она не жаловалась — держалась стойко, подбадривала меня и давала силы жить.

Наташа смахивает слезы, и я тоже ощущаю предательское жжение в глазах. А может, забить на все, пройти в этот теплый светлый дом, разбудить ее и обнять, уткнувшись носом в пахнущую цветами макушку?

— Знаешь, мне пришлось строить отношения с человеком с другой планеты, узнавать и постигать ее миры, и она меня многому научила. Первое время она воспринимала книжные истории, свои фантазии и реальность как одинаково существующие, пряталась в них от страхов и стрессов, но потом научилась контролировать и это. Из разговоров с ней я поняла, что красота для нее все то, что несет добро, радость и чистоту помыслов. Каким-то мистическим образом она видит ее в людях и, очертя голову, стремится к ним — благо она ни разу не ошибалась, и хорошие люди отвечали ей искренней взаимностью. Ну а фильмы и театр она не любила, потому что считывала за лицедейством актеров исключительно их реальную сущность.

…Ни разу не ошибалась, пока не нарвалась на меня…

Кружится голова. Так вот откуда ее преданность и стремление быть рядом! До сегодняшнего дня девочка свято верила, что я лучше, чем есть, видела меня «красивым»… Я шиплю, как от ожога, и быстро провожу рукавом по глазам. А вдруг… она права, а я заигрался в подонка и напрочь забыл, каково это — быть человеком?

И все еще можно все исправить. Прямо сейчас попросить прощения. Если она, вопреки случившемуся, разглядит во мне красоту, значит, я тоже смогу двинуться дальше без злости и боли.

— Я объясняла, что так нельзя — нужно быть осторожнее, судить по поступкам, внимательно следить за окружающими и стараться быть как они… — Наташа кутается в шаль и ежится от ветра. — Дочка вняла моим словам и стала повторять модели поведения за, как ей казалось, успешными ребятами. В общем… несмотря на неприятные истории, она остается потрясающе чутким, добрым и нежным созданием… Летом, благодаря Андрею, мы ездили на дорогостоящую реабилитацию. После тренингов, бесед и сеансов гипноза нам посоветовали давать ей больше свободы, показали, как справляться с паническими атаками — боязнь неизвестных мест и одиночества сохранилась у Регины до сих пор. Мы перебрались в ваш город, подыскали колледж поближе к дому — Регина сама до него добирается и считает это личной победой. Все идет хорошо, вторая ступень поможет нам укрепить результат и даст ей шанс еще лучше адаптироваться в обществе.

— Хочешь узнать, почему я забрал ее деньги?.. — Вина и стыд, приправленные раскаянием и разрывающим душу беспокойством, достигают предела, и я усмехаюсь от гребаной абсурдности всего, что натворил.