Выше стен

— Свят, не оставляй… Я пропаду. Я не знаю, что делать. Помоги! — задыхаюсь и умоляю я.

Он напрягается, но на сей раз не сбрасывает моей руки.

— Хочешь на воздух? — Между нами мечется призрак вчерашней ночи. Я выискиваю в идеально красивых чертах доверие, нежность и тепло, но не нахожу, и в отчаянии киваю:

— Да.

— Окей. Пошли.

Свят уверенно лавирует в переполненном зале — вероятно, в другой жизни ему часто приходилось бывать на приемах и раутах — и, каменным захватом сжимая мои пальцы, тянет меня за собой.

— Подожди, это же… сын Андрея Вадимовича? — Нам преграждают путь, с любопытством пялятся… — А это…

— Моя сестра.

Мы тут же попадаем в объектив камеры, Свят позирует — двигается плавно и грациозно, как профессиональная модель, выдает нужные ракурсы, его примеру следую и я. Дух перехватывает от его профиля, словно высеченного из камня, от волос, небрежно упавших на лоб, от длинных ресниц, оттеняющих серые омуты глаз, от губ, подаривших мне столько счастья…

Как водится, осознание накрывает секундой позже и заряжает кулаком под дых.

Сестра? Почему сестра? Зачем он назвал меня именно так?

Мы ныряем в служебное помещение, и спустя четыре удара сердца студеный влажный воздух сентябрьского вечера бьет в лицо. Перед нами, на освещенном фонарем пятачке, сиротливо жмутся к бетонной стене мусорные контейнеры, пустые пластмассовые ящики и метлы.

Свят достает из кармана брюк мятую пачку, зубами вытягивает сигарету, закуривает и выдыхает дым в мутное, желто-коричневое небо.

Я все еще жду, что он поделится и со мной, галантно поднесет огонек к сигарете, заботливо набросит пиджак на мои открытые плечи и спросит, в норме ли я, но этого не происходит — он сконцентрирован на чем-то более важном и словно замерз.

— Однако… Ненадолго меня хватило, да?.. — Я свожу приступ паники к шутке пытаюсь растормошить Свята, но он не оценивает юмора. — У вас с Андреем… был тяжелый разговор утром?.. У меня есть одна идея. Можешь помочь?

Он наконец обращает на меня внимание.

— Опять? Не слишком ли часто тебе нужна помощь? — Изящные пальцы стряхивают пепел на бетонный пол, но лишние их движения выдают волнение, и я не принимаю колкость на свой счет. Мой мальчик никак не желает быть тем, кем был вчера, но он на самом деле никуда не делся.

— Я хочу помирить вас. Прошу, поздравь его с днем рождения. Самое время сделать шаг навстречу!

Свят загадочно улыбается. Всем и никому… Я только сейчас замечаю тонкую полоску запекшейся крови на его нижней губе и вдруг понимаю, что противоречия между сыном и отцом намного серьезнее, чем я предполагала. Андрей ударил его из-за меня…

— Прости. Не думала, что все может закончиться именно так. Я не поддерживаю Андрея… Почему он не видит, что ты… Ты… Ты такой красивый…

— Да ни хрена ты нас не помиришь, Гафарова. Папаша уже знает про денежки и обвинил меня во всех грехах. А я, как обычно, взял их на себя. Так что просто помалкивай и наблюдай за шоу. — Свят давит окурок подошвой, сплевывает под ноги и скрывается в подсобке, а мои зубы стучат от ужаса.

Итак, из-за денег пропасть между ними стала еще глубже и непреодолимее. Но Андрей несправедлив к сыну: Свят не должен брать на себя ответственность за то, что сотворила я!

Возвращаюсь в душный надушенный зал, прислоняюсь к стене, растираю ладонями озябшие плечи и ищу глазами самого красивого парня на свете. Его нигде нет. Накатывает усталость и головная боль. Отчужденность Свята сделала меня больной.

Мысли гудят, на задворках сознания зловеще рокочет гром, и я стараюсь ровно и глубоко дышать.

Мама и отчим в центре внимания, принимают поздравления, пожелания и подарки: угощения от частной кондитерской, бижутерию и украшения от известного хендмейд-мастера, картину от знаменитой художницы и прочие не очень нужные вещи. Льются приторные речи и реки шампанского, а потом музыка стихает, и… к микрофону выходит Свят.

— Дамы и господа, прошу минуту внимания! — с легким поклоном приветствует он. — Сегодня, помимо открытия этого замечательного салона, есть еще один не менее важный повод для праздника. И это… день рождения моего отца — бизнесмена, общественного деятеля и мецената Павловского Андрея Вадимовича.

Зал разражается аплодисментами, а лицо польщенного Андрея крупным планом возникает на огромном плоском мониторе над головами музыкантов. На душе теплеет. Свят внял моим мольбам, послушал меня, значит, и он готов к диалогу.

— Какой мальчик, а… — шепчутся стоящие рядом дамочки в репликах дорогих брендов, и Свят, считав всеобщее обожание, снова улыбается — невинно и солнечно.

— Я хочу поблагодарить отца за все, что он для меня сделал. За его непреклонный характер, железную волю, бескомпромиссность и умение держать удар… За моральные принципы, которые он привил и мне. За счастливое беззаботное детство и материальное благополучие, возможность мечтать и с уверенностью смотреть в будущее, за мир и понимание в нашей семье, за огромную любовь и заботу. За все, что имею!.. Спасибо, папа. Надеюсь, твой бизнес будет процветать, а ты надолго запомнишь этот вечер!

Напоследок Свят душевно раскланивается и покидает небольшую сцену, а растроганное лицо Андрея на экране сменяется темнотой, оранжевыми огоньками свечей, тенями на выцветших обоях и двумя обнаженными телами, слившимися в любви. Кадры видео знакомы мне слишком хорошо — на них я и Свят.

Это красиво. Боже, это так красиво — нежно, чисто и больно…

Плотной шторой опускается ошеломленная тишина, только всхлипы, стоны и скрип пружин старого дивана, усиленные колонками, мечутся под потолком.

Лица присутствующих вытягиваются, расплываются в мерзких оскалах, покрываются красными пятнами, совсем как физиономия директрисы в моей проклятой школе. Я снова что-то неверно поняла.

Вокруг шелестят слухи, из сотни уст звучат наши имена, вздохи и смешки, а меня мутит…

Краем глаза замечаю, как Андрей уволакивает Свята в служебное помещение, срываюсь с места и бегу за ними.

Под ногами рушится реальность, темная подсобка превращается в каменный мешок без возможности выбраться, но я все же успеваю раскрыть дверь на улицу прежде, чем окончательно настигнет кошмар.

Под фонарем стоят двое идеально красивых мужчин, лицо одного из них выражает бессильный гнев, а другого — перекошено недоброй улыбкой.

— Получил? Это тебе за все хорошее. Слишком уж сыто и спокойно ты жил… Попробуй теперь отмыть свое доброе имя. Вперед!

— Ах ты подонок, я из тебя душу вытрясу! — Первый замахивается для удара, но тот, что помоложе, легко уворачивается, перехватывает его руку, прожигает полным ненависти взглядом и, оттолкнув плечом, направляется к дверям.

— Ну что, Регина, я все еще красивый? — проходя мимо, бросает он и подмигивает, но я больше не могу сказать ему «да»…

Болит голова. От боли разрывается все тело. Боль скручивает внутренности и не дает дышать.

Я не узнаю его. Я его не знаю. Я ошиблась так, как не ошибалась еще никогда…

***

— …За что?.. Господи, за что он так с Региной?.. — шипит лишившаяся голоса мама, и Андрей хрипло отзывается:

— Я разберусь, дорогая. Уведи ее отсюда как можно скорее!..

Родные руки подхватывают меня под локти и настойчиво подталкивают к желтым шашечкам такси, усаживают в прокуренный грязный салон, хлопают дверцей, но зрение обретает ясность, только когда я обнаруживаю под заплаканной щекой мамино теплое плечо.

Дрожат пальцы, дрожат колени, дрожит душа… за окном, в свете фонарей, трепещут белыми крыльями миллионы белых бабочек, но их так много, что невозможно выбрать новый путь.