Страница 13 из 41
— Нет, что ты.
— Ну окей.
Повисает густая тяжелая тишина, в груди теснятся дурные предчувствия: Юра просек, что творится неладное, и взъелся на Ярика. Не знаю, на многое ли он способен в гневе, но нет на земле человека, которому под силу свернуть Юру с намеченного пути, даже если путь ведет в никуда.
Я чувствую, что Ярик в одиночку сражается со своим персональным кошмаром, знаю, что только творчество помогает ему держаться, а возможность играть в группе — это его билет в относительно светлое завтра.
Я, черт возьми, должна включить разум, выжечь каленым железом желание обладать этим странным парнем и убедить Юру, что между нами ничего нет. Между нами действительно ничего нет, и подозрения не имеют под собой почвы.
— Юр, ты же и сам понимаешь, что он офигенен… — Я снова ежусь от острого взгляда. — Не юродивый он. И он нужен вам.
— Еще скажи, что он святой. И нужен тебе, — огрызается Юра и отщелкивает окурок.
***
В эту ночь я со всей страстью отдаюсь Юре на жестком диване — царапаю спину и взвизгиваю, отдышавшись, с новой силой набрасываюсь на него, но после третьего раза он окончательно выматывается, целует меня в макушку и мгновенно засыпает.
Натянув футболку и шорты, по стеночке бреду в ванную — когда-нибудь пустота в душе, накрывающая меня после нашего секса, вырвется наружу и, как черная дыра, утянет весь мир в пучину отвращения, ненависти и скорби. Трахаться с нелюбимым — самое долбанутое проявление селфхарма, я практикую его с выпускного класса школы и уже не считаю чем-то ужасным.
В прихожей темно, но яркий голубоватый луч, лизнув мои голые ноги и пол, убегает на кухню.
Сердце подпрыгивает к горлу, и я осторожно выглядываю из-за угла.
Ярик сидит на диване и светит фонариком в пустоту.
— Что с тобой? — Справляюсь с испугом, вхожу и обессиленно опускаюсь рядом с ним. — Уже половина третьего… Почему не спишь?
— Да нормально все. Просто мысли. — Он отключает подсветку, откладывает телефон на подушку и поворачивается ко мне. Я не вижу его лица, но от сожаления и горечи в его голосе по спине проходит крупная дрожь.
На чертовой кухне нет двери. Он нас слышал…
— Мысли о чем? — У меня разом отказывает все тело, а грудь валуном сдавливает раскаяние. Если Ярик никогда больше со мной не заговорит, он будет прав.
— Если я скажу, что не случайно здесь, ты очень удивишься? — шепчет он, и я всхлипываю от облегчения.
— Конечно не случайно. Таких совпадений не бывает. Это называется «судьба».
— Нет, это называется «тщательно продуманный план»… — На несколько мучительно долгих секунд повисает тишина, и только мое взбесившееся сердце грохает громче отбойного молотка. — У меня было не очень веселое прошлое — то, о чем Юрец говорил на стримах, я тоже пережил, и поэтому безоговорочно верил ему. Он помог мне многое понять, стал моим гуру в мирских вопросах. В общем, я поставил себе цель: обязательно попасть в его группу, и специально приехал в ваш город. Заветное желание сбылось… Ну а сегодня выяснилось, что его глубокие и мудрые размышления на публику — всего лишь шоу.
— Да, это часть его образа. Но все не так плохо… — я принимаюсь с жаром разубеждать, хотя прекрасно понимаю: Ярик, в отличие от меня, раскусил Юру всего за пару дней. — Он штудирует медицинские справочники и общается с людьми, имевшими реальный опыт. Берет истории из жизни. Ты прав, его мечта — деньги и слава. Но это отличная мотивирующая мечта.
— Тогда почему я разочарован настолько, что хочется блевать?! — На миг мерещится, что этот крик души адресован именно мне, и вина снова скручивает внутренности, но Ярик, шумно вздохнув, продолжает: — Что ж… если чуваку важны слава и деньги, я их для него подниму — это несложно. Дай-ка. — Он ловит мое запястье и проводит горячим пальцем по бороздам, надежно скрытым партаками от посторонних глаз. — Лучше скажи, откуда шрамы? Я видел несколько и на бедрах.
Мое сердце разбивается, а душа разрывается в клочья. Если я откроюсь, он поймет меня — точно так же, как когда-то понял еще один человек, больше, чем я, нуждавшийся в участии.
Именно с Яриком, а не с моим так называемым мужем, мы могли бы выйти к свету. И мне невыносимо грустно, потому что теперь опоздала не я…
Я совершила ошибку. Я и сама — ошибка. Об этом безмолвно кричит татуировка на костяшках и весь мой пугающий обывателей внешний вид.
Нет смысла рассказывать Ярику покрытые пылью истории о трагическом прошлом, и я горько усмехаюсь:
— Так или иначе шрамы есть у всех. На теле или на сердце… Откуда они у тебя?
— Пытался себя разбудить. — Он нечаянно дотрагивается до дешевого колечка на безымянном пальце и мгновенно отпускает мою руку.
— Вот ты сам и ответил… — Я желаю ему спокойной ночи, встаю и ухожу, хотя нечеловеческая сила тянет вернуться, изо всех сил обнять и расплакаться на его плече.
13
Теперь я действительно гуляю по лезвию ножа, и дело это не настолько увлекательное, каким казалось поначалу.
Филин все так же откликается на любые просьбы Юры, продолжает вычищать следы своего пребывания в квартире и вообще не отсвечивает, но ночной разговор вывел мои страдания по нему на новый виток.
Меня одолевает желание тактильного контакта, хочется гладить его мягкие волосы, сжимать теплые пальцы и обнимать — обнимать до нехватки воздуха, до стона, до дрожи в пустых руках. Не думаю, что шанс когда-нибудь представится — он нарочно садится подальше, даже если рядом есть свободное место, без крайней необходимости не обращается ко мне и даже не смотрит в мою сторону. Без слов расставил приоритеты: есть пара женатых идиотов, и есть он… Я рассеяна и разбита.
Слова Ярика об истинной сущности Юры пошатнули устои — я все чаще присматриваюсь к нему, и сомнения то рассеиваются как дым, то возникают снова и перерастают в уверенность.
Здоровая наглость и эгоизм позволяют Юре войти в любую дверь, чувство юмора и неиссякаемый оптимизм — вдохновить любого сыча на подвиги.
Юра — настоящий красавчик, ему неведомы комплексы. В опеке, которой он меня окружил, точно не было корысти — возле него всегда вились готовые на все девушки, однако в боевые подруги он выбрал странное нелюдимое нечто, с которого нечего взять.
Но сейчас он творит поистине неведомую хрень: оскорбляет Ярика, злится и плюется ядом, и мне приходится переступать через себя — выбирать выражения, уговаривать, угождать, ублажать.
Я прохожу через унижения и все чаще засматриваюсь на пачку лезвий, ржавеющих на полочке в ванной. Ощущение собственной никчемности и ненависть к себе никуда не ушли, они навечно со мной, но иногда становятся до одури живыми, реальными и невыносимыми.
Однако спустя пару дней мои усилия по задабриванию Юры все же приносят плоды — он меняет гнев на милость и, кажется, оттаивает. Ребята записывают новые версии еще двух популярных треков «Саморезов» и заливают в сеть, и поклонники встречают новинки бурным восторгом.
«Оул — гребаный сверхчеловек. Нет такого дела, которое бы он не сделал круто!» — вчера Юра весь вечер скакал по комнате с телефоном и делился радостью с Ками, а Филин, опустив голову, сидел на диване и внимательно рассматривал кулаки.
Мне интересен он. Интересно его прошлое. Интересны его шрамы и его боль.
Мне нужна его душа.
***
С самого утра Юра воодушевлен и весел — раскрывает настежь окна, сыплет похабными шуточками, находит в шкафу набор булавок и в знак вечной дружбы вставляет по одной в ухо себе, мне и Филину.
Влезает в мою растянутую тельняшку, закалывает каре моей заколочкой и принимает блестящее решение записать для подписчиков очередной глубокомысленный ролик.