Доля вероятности

— Не страшно. Шрамы украшают мужчину. Девчонкам нравится.

Я всмотрелся в ее расширенные зрачки, из-за которых было почти не видно радужку ее красивых карих глаз.

Снова кто-то позвал на помощь. Иззи ринулась было вперед.

— Ну нет. Не шевелись. — Я внимательно на нее поглядел. — Я серьезно. Сиди здесь. Я сейчас вернусь.

— Только… не умри, пожалуйста. — Она привалилась к дереву.

— Пока не планирую.

Я спрыгнул с берега и стал помогать остальным. Вздохнул с облегчением, когда мама с малышом очутились на суше. Понадобилось минут десять, чтобы помочь всем выбраться; только плоты отнесло вниз по течению.

Я продрался сквозь толпу ошарашенных плачущих пассажиров и вернулся к Иззи. Мышцы дрожали от холода и схлынувшего адреналина.

— Видишь? — Она подняла правую руку и одарила меня вялой дрожащей улыбкой. — Я никуда не ушла.

— Хорошо. Я не в том состоянии, чтобы за тобой гоняться. — Я присел рядом и обнял ее за плечи, прижав здоровым боком к себе. Туман немного рассеялся, взгляду открылась речная гладь. — Тебе надо согреться.

— Мы пережили крушение самолета. — Она наклонилась ко мне и положила голову на грудь прямо над сердцем.

Мой пульс успокоился, замедлился и выровнялся.

— Мы пережили крушение самолета, — повторил я, погладил Иззи по щеке и склонил голову к ее макушке. — Теперь осталось ждать, пока нас спасут.

— Мы не могли улететь далеко. Скоро за нами придут.

— Да.

Другие пассажиры расселись вокруг. Они пребывали в разных стадиях шока: кто-то плакал тихо, кто-то громко, кто-то совсем не плакал, а просто молчал и смотрел в одну точку.

— Задумайся. Если бы все это происходило в книге, мы бы очутились где-нибудь на Аляске в глуши или были бы единственными выжившими, которым пришлось поселиться в заброшенной хижине…

Я рассмеялся, несмотря на… ну, вообще все.

— Не забывай, в хижине совершенно случайно оказалось бы все необходимое.

Что со мной? Я впервые сел в самолет и сразу же попал в авиакатастрофу, а теперь сижу и перешучиваюсь с девчонкой, с которой только что познакомился, да еще в обнимку, будто мы знаем друг друга сто лет.

Она хрюкнула, засмеявшись, и я улыбнулся, но ее тело вдруг напряглось, и моя улыбка померкла.

— Мне… мне нехорошо.

Я коснулся шеи Иззи, нащупал пульс и нахмурился. Тот бился слишком часто. Непонятно, что это значило, но я решил, что это плохой знак, вдобавок к бледности, сотрясению и шоку после крушения.

— Держись. Помощь будет с минуты на минуту. — Вдали завыли сирены. — Слышишь? Наверняка это за нами. Будем надеяться, тут есть дорога.

— Ты устал? — спросила она, привалившись ко мне. — Я просто очень устала.

— Нельзя засыпать. — По спине пробежал холодок, и я задрожал, но не от того, что одежда промокла насквозь, а от страха. Может, опять попробовать отвлечь ее внимание? Пусть говорит. Надо, чтобы она не молчала. — Попкорн или «Эм-энд-Эмс»? Что выберешь?

— Что?

— Попкорн или «Эм-энд-Эмс»?

— И то и другое.

Любопытно.

— Если бы ты могла жить в любом штате, какой бы выбрала?

Иззи клевала носом.

— Иззи. Какой штат ты бы выбрала?

— Мэн.

— Мэн? Почему? — Я безуспешно пытался понять, откуда доносились сирены.

— У меня там нет родственников, — пробормотала она, — нет родственников — нет завышенных ожиданий.

Я глянул через плечо и за дерево. Сирены приближались.

— Нас нашли.

Рядом остановился полицейский автомобиль; из него выскочил полисмен, говоривший по рации.

— Помощь идет! Через четыре минуты будет «скорая»!

Отец мальчика бросился к полицейскому; рука ребенка изгибалась под неестественным углом. Другие последовали его примеру.

У меня снова возникло это странное чувство, тяжесть в груди.

— Иззи, какая у тебя группа крови?

— Первая положительная, — пробормотала она. — Ты со всеми девушками так знакомишься? — У нее заплетался язык.

— Если бы, — прошептал я. Впрочем, в обычных обстоятельствах у такого, как я, не было ни малейшего шанса с ней познакомиться. Как бы Иззи ни смущалась и ни тараторила, было ясно — она из богатых. — Аллергия на что-нибудь есть?

— Что?

— У тебя есть аллергия?

К хору сирен присоединились новые, звучавшие совсем рядом.

— На моллюсков. А у тебя?

— Нет, мне повезло. И все? Только на моллюсков?

— Хм… нет. Еще на пенициллин. — Она запрокинула голову и сонно взглянула на меня. — Тебе пересказать всю мою историю болезни?

— Да, — кивнул я. Сирены близились; мое сердце застучало чаще.

Она посмотрела на меня так, будто это у меня заплетался язык, и ответила:

— В семь лет сломала руку. Прыгала на батуте, и Серена… — Она захлопала ресницами и закрыла глаза.

— Иззи! — Я тихонько попытался ее растрясти. — Проснись!

Ее глаза открылись.

— Расскажи еще что-нибудь про Серену. — Я с усилием поднялся на ноги и подхватил Иззи. Прибыли первые две машины скорой помощи. — Какая она?

— Идеальная. — Иззи вздохнула. Ее голова болталась и билась мне о грудь. — Красивая, умная, всегда знает, что сказать.

— Наверное, это у вас семейное. — Я не стал пробиваться к первой «скорой», которую уже осадили со всех сторон, и сразу направился ко второй.

— Нейт?

— Да? — Я встал посреди тропы, если это можно было назвать тропой, и преградил «скорой» путь.

— Не уходи, ладно? — За воем сирен ее шепот было почти не различить.

— Не уйду. — Парамедики выключили сирены и вышли из машины. Я встретился взглядом с одним из них. — Помогите!

Иззи обмякла на моих руках, ее глаза закрылись.

— Несите ее сюда! — Парамедик обежал машину кругом и открыл заднюю дверь. Кто-то выкатил носилки.

— Кладите ее, — велела врач, и я уложил Иззи на белую простыню. — Что с ней? — Врач подбежала, оттолкнула меня и начала осмотр.

— Она сказала, у нее болят ребра. — Я провел рукой по волосам. — Там у нее большой синяк, а пульс…

— Черт, — выругалась врач, померив Иззи пульс.

Другой доктор надевал ей рукав тонометра.

— …Учащенный, — договорил я. — У нее заплетается язык, и… — Что еще она говорила? Мысли путались. — Болит плечо. Левое.

— Давление низкое, — бросил второй парамедик, и они с женщиной переглянулись. Их взгляды явно не сулили ничего хорошего. — Нам пора.

— Ее имя? — спросила врач. Они пристегнули Иззи к носилкам и завезли в машину.

— Иззи, — ответил я и еле удержался, чтобы не оттолкнуть кого-нибудь и не сесть в машину рядом с носилками. — Изабо… — Как же ее фамилия? Она же говорила! — Астор! У нее аллергия на пенициллин. Кровь первая положительная.

Водитель поспешил за руль.

— С ней можно только родственникам, — сказала врач, подсоединяя капельницу. — Вы, наверное, ее… — Она посмотрела на меня.

Не уходи, ладно?

— Муж, — выпалил я и одним махом забрался в «скорую помощь». — Я ее муж. * * *

Разрыв селезенки. Вот что мне сказали четыре часа назад.

Эти четыре часа длились бесконечно. Переодевшись в сухую медицинскую форму, я позвонил матери, сообщил, что жив-здоров, и с тех пор сидел в зоне ожидания, попеременно смотрел выпуски новостей, освещавшие катастрофу, и следил за минутной стрелкой на больших часах, которые висели над дверью.