Насыщение

Совершенное им намедни убийство дарило махху такое спокойствие, какое не получает грешник после многочасового терзания, слушающего его одного, священника.

Сон шёл к нему, нечистый на руку врач понимал, что скоро все придет к концу. Хоть я и слукавлю, если напишу, что будущность грязных действий не причиняла ему настоящую душевную боль.

Внезапно разрезавшая тишину телефонная трель, прогнала лёгкое состояние его покоя. Мужчина неохотно достал аппарат из глубокого, наполненного мелочью кармана и отвечая на очередной доклад с пункта слежки (с поддельной бодростью) ответил, что сейчас начнет разбираться и пары минут ему хватит прибыть на место.

«О-хо-хо», — думанно кряхтел махх, продолжая так и не закончившийся мысленный монолог, — «Как же я устал от всего этого… Каждый день я просыпаюсь, чтобы сделать жизни, порученных мне людей немногим лучше, однако… Кого я обманываю? Разве я делаю что-то действительно хорошее, травя их плацебо, которое только и может, что затуманивать сознание внутреннего зверя каждого? Конечно же, я понимаю о побочных противодействиях. Конечно, осознаю, что помогаю им столь же эффективно и умело, как им помогла бы молитва из глухой, засыпленной землею с горкой, могилы. Конечно, это все тщетно…»

Доктор прошел по своему кабинету, отключая громадную печь, в которой легко поместился бы дюжий человек. Его рука уже тянулась к круглой дверной ручке и прилаженной к ней щеколде, когда внутренняя оправдательная бравада нашла на новые «грабли»:

«… Тут отстреливать нужно каждого третьего. Эти глупцы упиваются тем, что даже не в состоянии контролировать и с чем даже медицина не может справиться. Глупцы, которые так живо страдают ради внимания своих родственников, ради сочувствия со стороны общества… Их насыщение собственным положением… Надо прекращать. Понадеюсь, что отдел вирусологии успел с новыми опытами и мне не придётся кричать на них«.

Щёлкнул простенький дверной механизм и, устремляя шаги за пределы его порога, врач, практически без изъянов на лице, направился по коридору и лестнице вверх, чтобы минутами позже выслушивать охранников относительно вторжения глупышки, сумевшей подсмотреть за трудами неосмотрительных ученых.

Светлейшее лицо мужчины подернула гримаса раздражения. Он узнал свою пациентку и теперь ему придется придумать, как расправиться с нею да так, чтобы приходящая к дверям «Святой Кристины» ее беспокойная сестра — Глициния — не попыталась вызнать о состоянии последней прямо из первых уст.

— Ай, как нехорошо, — морщинился он, ударяя по клавиатуре охранников и заставляя ту разлетаться брызгами ломанной пластмассы, — Как нехорошо-то… Записи уничтожьте. Я решу и эту неприятность…

###

Акация сидела на своей койке уже пару часов и все никак не могла выровнять дыхание. Она нервно всхлипывала, периодически заливаясь глубинными хрипами или бульканьем.

Госпожа Шварц сразу же по возвращении в 10-ую палату разбудила свою соседку и постаралась, сильно заморочив ту, в тонкостях и красках описывая услышанное ею в эту чудную дождливую ночь.

— Как-то больно сложно…— мутно соображала махха-подросток, с умным видом скрестив руки на груди.

— О чем ты?

— Я, конечно, ни на что не намекаю, но рассуждения о глубинном правительстве, заговорах против нас — простых обывателей — масштабные действия, а уж, тем более, разработка загадочной «универсальной вакцины» добром не кончаются. Знаешь, подруга, — с сочувствием кивнула девочка, — Такое только в книжках бывает. Глупых таких, что на заправках продаются… О чем-то подобном и я читала, когда была моложе.

— В пеленках что ль? — съехидничала обиженная разведчица.

— Туше, — ухмыльнулась малышка Джонс, — И все ж… Сомневаюсь, что ты так распереживалась бы из-за бредней, над какими я сейчас посмеиваюсь. Акация, я — очень вредная, слегка мерзкая, самую малость глупая и неуемная…

— А еще очень скромная, да?...

—… Ну, не без этого же…

— Конечно-конечно.

—… Короче. Давай рассуждать?

— А как же Мавик? — вскакивая с кровати, начала ходить по комнате женщина.

— Твой муженек? — непонимающе переспросила вторая думающая голова, — Я право слово не знаю. Он очень давно не приходил… Иного способа связаться — не пробовал. Не хочется говорить тебе такое, нооо…

—… Нам придется раздумывать обо всем самим?

— Что-то вроде того. Есть ли у нас кто-то, кому и ты и я могли бы без зазрения совести довериться?

— Хммм, — протянула Акация, задумчиво подпирая подбородок, — В ситуации, где целая больница наш враг? А кому мы можем доверять?...

— Полагаю : ответ тут только один…

— Это да…

#

Ранним утром доктор «душка» или, как привычнее для отдела, начисляющего ему его зарплату, Альф Дункельхет сидел на соседней койке, внимательно выслушивая душевные тревоги своей подопечной.

Малышку Джонс спозаранку забрали на какие-то длительные процедуры и, по словам их с Акацией лечащего врача, вернуться она должна была только поздним вечером. Практически ночью.

А жаль. Она была б очень рада увидеть, вновь распустившуюся на его лице, самую искреннюю улыбку.

— То есть… Ты хочешь сказать, что под сводами этого государственного заведения творится подобное? — покручивая в руках шариковую ручку, пытался выстроить ход мысли мужчина.

— Да, — коротко ответила госпожа Шварц.

Еще прошлым вечером они с Арикой сошлись на одном просто факте — человека ближе, чем «доктор душка» у них сейчас нет, а значит и утаивать что-то от него не имеет смысла.

— Это точно все, что ты хотела бы мне рассказать? — вкрадчиво поглядывая на пациентку, протянул врач.

— Нет… Нет, точно ничего… Нуууу, — мялась женщина, потом, подумав еще получше, она встала, развязывая больничную одежду, представляя его взору изуродованное лечением во благо тело, — Если Вам не сложно… Вы бы могли сказать, что об этом думаете.

— Ё-ма! — в голос воскликнул доктор. Теперь он тоже поднялся на ноги. Его обтянутые в латекс руки принялись осторожно ощупывать пораженные ткани, да проговаривать то, что приходило на его врачебный ум. Выходило так, что многие синяки, и кожа под ними, давно омертвели; их следовало аккуратно срезать и серьёзно изучить перечень препаратов, чтобы не навредить натерпевшейся женщине еще больше.

— Я почти закончил, — произнес он, видя проявляемое пациенткой смущение.

Она лишь молча кивнула. Доктор продолжал «колдовать» с ее увечьями, а женщина попыталась отвлечься, осматривая все, что в данный момент находилось в палате. Мебель, шкафы и тумбы с одеждой, закуток с туалетными принадлежностями, окно и балкон, койки… На одной из коих стоял красный чемоданчик с большим белым крестом. Чемоданчик, предметы наполняющие который так заинтересовали ее. Мимолетно поглядев, не заметит ли чего Альф, Акация применила свою маххию. Вновь карий зажегся неоновым голубым, а ее взгляду предстал скальпель, от острия лезвия до самой рукояти, покрытый ужасающими черными пятнами.

Такого кошмара маххе еще никогда не доводилось видеть. Все те травмы и ранки, все те ушибы, ссадины, занозицы и царапины, раз запечатленные ею боевые ранения и даже смерти, все это ни в какое сравнение не шло с этими следами. Чудом женщина сдержала проявления отвращения. Чудом сдержала лицо и не показала другому махху то, что позволила ей увидеть ее сила.

Нервно сглотнув накопившуюся слюну, Акация спросила, как бы невзначай:

— Доктор Дункельхет, а это Ваши инструменты стоят на койке?

— Ты про чемоданчик? — не отрываясь от ее осмотра, проговорил врач.

— Да, я о них…

— Нет, каждую смену мы — медслужащие, то бишь — отдаем свои вещи и чемоданчики на чистку, ремонт и тому подобные глупости… Сказал бы, у кого он был вчера-позавчера, но просто не могу… А чего такое? Почему спрашиваешь?...