Страница 12 из 15
Другой мужчина, немногим младше первого, но с явной и нескрываемой сединой на висках и затылке, из синей формы имел только брюки. Куртке с нашивкой и двумя большими звездами он предпочитал удобную бесформенную кофту, что молодёжь кличет «кенгурухами». Она у него была красной, имела капюшон и бездонный карман, в котором, как и у нашей иностранки, лежало что угодно и возможно даже самое нужное.
Его нервировали птичьи повадки напарника, однако нередко выходило так, что глуповатый мужчина находил в идеальной шевелюре мелкие веточки, репейник или застывшие глиняные комочки. Тогда человек начинал причитать или скулить, что все потеряно, а значит любовь, какую понял бы пожалуй только греческий бог, на время прекращала действие.
— …Как только они откроют дверь, начни вести себя нормально, прошу, — шепнул он, в душе хихикая над «попугайчиком».
— Я и так нормально себя веду, — передразнил его первый. Эффект встрепанных волос оного был окончательно нарушен, так что мужчина скорее дулся, чем выпендривался.
Мужчина в кофте терял терпение, а потому снова нажал на выпуклый дверной звонок и дублируя звук — один раз постучал молоточком.
Дверь открыл самого усталого вида мужичонка, в скромной вязаной жилетке и с кружкой горячего кофе, от которого так и исходили завитки пара.
— Вы к кому? — шамкая челюстями протянул он.
— Мы внутрь, — отвечая на глупый вопрос не менее глупым ответом, улыбнулась «кофта».
Всех проснувшихся уже собрали внизу и теперь их поголовье, в количестве около десяти человек, без конца зевали, хлопали себя по щекам, надеясь разогнать дрёму; были же здесь и такие, что истуканами стояли, даже не пытаясь открыть глаз. Только подрагивающие нахмуренные брови свидетельствовали о том, что они слышат окружающую речь.
Пришлые мужи спешили объясниться с ними, а Нория стояла в задумчивости и размышляла о недавней встрече с Владимиром :
— Слушай, — произнес он, перехватывая ее на спуске с лестницы, — Извини, эта наша детская вражда с младшеньким вмешала и тебя. Я плохо с тобой поступил — не надо было всех тех злых взглядов и оборванных речей. Давай как-нибудь встретимся и я попытаюсь загладить свою вину по правильному?
— Хорошо… — согласилась ошарашенная девушка, — Я не против…
— Николай Абрамов, — представился мужчина с каштановыми волосами, разворачивая пухлую книжечку.
— Билл Карнаги, полиция, — добавил мужчина в кофте, доставая из безграничного нутра свою книжечку, — Пожалуйста, кто заявлял о кражах? Давайте сядем где-нибудь и вы все нам расскажете.
Полицейские переглянулись и, кивнув напарнику, крашеный попросил главу дома и ее близких собраться в библиотеке. В это время мужчина в кофте размеренным шагом подошел к пребывающей в раздумьях девушке и самым дружелюбным тоном произнёс :
— Яна, главное, пересказывает мне ваш с ней разговор… Я и думаю : адрес больно знакомый… Гляжу, а ты и правда тута.
— О, Билл, какими судьбами? — расплылась в улыбке Нория, объятиями встречая соплеменника.
— Да вот… По службе перевели. Рассказывай, красавица, что за дела творятся нынче в датском королевстве?...
— Почему нас до сих пор допрашивают? — раздраженно раздувая ноздри, причитала вытянутая женщина, — Мы ведь вам уже всё объяснили : вещи пропали, а прислуга обмолвилась, что такое и не впервые!...
— Бросьте, уважаемые полисмэны просто пытаются делать свою работу, — вступилась за них высокая племяшка. Она слишком любила зарубежные фильмы про бравых копов, чтобы позволять их оскорблять.
— Благодарю и на добром слове, — улыбнулся Карнаги, — Позвольте нам с напарником прояснить сложившуюся ситуацию.
— Нда, — кивнул Абрамов, — Выходит, что мерзкий, гнусный, бесхребетный воришка притаился в ваших четырех стенах… Да еще и охранник этот… Верзила да и только. Сад в ужасном состоянии, а он и ухом не ведет. Подозрительно…
— Ну знаете ли… — приподымаясь в кресле, распалялась Лизаветта, — Обвинять моих жителей, обвинять мой дом… Значит обвинять меня! Если уж смеете подобное, то говорите мне об этом в лицо!...
Повышая голос на полицейских, госпожа Дрёмова была малость непоследовательна в своей реакции. И промедливший удар кулаком по столу заставил наблюдающую за нею Норию задуматься над новой мыслью.
— Постойте-ка!...— испугался Абрамов.
—… Мадам Лизаветта, мой напарник говорил не о том… Поскольку других заявителей о кражах не было, а все пропавшие вещи принадлежали вашим домочадцам, то и мысль с вороватым обитателем этого дома оправдана.
— Возможно…— продолжая злится, смягчилась женщина, — Но в будущем попрошу говорить проще и добрее.
— Учтём…
— Как будет угодно… Тем не менее есть парочка моментов, которые мы хотели бы с Вами обсудить…
Пока речь заходила за двойственность характера краж, возможность выманить наглеца или каким-то образом заставить его сдаться, мисс Гилперс внимательно разглядывала окружающую ее толпу.
Высокая гламурная особа, вытянутая женщина и врач в очках держались довольно спокойно, лишь слегка раздражаясь, но такое свойственно людям, коих домогаются с глупыми, вечно повторяющимися вопросами; далее госпожа Дрёмова, чья реакция казалась чересчур бурной, даже с учетом нелепости положения. Она сидела, напряженно вцепившись в обивку подлокотников своего любимого кресла и болезненно жмурилась, словно вновь подавляя напавшую мигрень. Отсутствующую тучную даму и извечную спутницу доктора по вопросам смущенного исчезновения считать не имело возможности, но рассуждающая по-американски Нория была уверена, что им подобное отношение мало понравилось бы.
Подходить под подозрение мог кто угодно из них и понимающая это Гилперс старалась не спешить с выводами.
Любой был идеальным подозреваемым и запросто мог отвечать требованиям полиции, однако…
Оставались еще братья Печулины, так некстати выбывшие из цепочки рассуждения без особых объяснений и… Анита. Горничная, приставленная к ней, но навестившая свою подопечную лишь раз за все это время, да и тот был очень давно. Она словно не желала лишний раз пересекаться с иностранкой, при встрече в коридоре или на территории дома взгляд отводила, голоса не подавала.
Как и тогда, сейчас Анита стояла за своей госпожой с тревогой, застывшей на лице. Она мяла свой фартук, тяжело и часто дышала, да пожевывала нижнюю губу, явно желая поведать какую-то тайну, но в последний момент заставляя саму себя замолчать.
Минуты спустя их с Норией взгляды пересеклись и, легким кивком вбок, она намекнула, что им непременно нужно переговорить наедине.
Маленькая гостевая комната на втором этаже пребывала в легком полумраке. По утрам солнце сюда добирается не сразу, а потому даже обилие растительности снаружи не оправдывало подобное расположение дома и конкретно этих покоев.
Освещала ее лишь настольная лампа, повернутая таким образом, чтобы свет бил прямо в лицо горничной.
—Я в одном фильме видела, как этим приемом раскалывали свидетелей, — деланно хмурилась американка.
— Это очень мило… Я всё расскажу, если Вы ее выключите… — смутилась Анита.
— Ой да… Прости…
Сколько она себя помнила, Анита всегда работала в этом доме. Росла, взрослела, возвращалась с учебы всегда сюда. Госпожа Дрёмова была очень добра к безродной девчушке и даже тогда… Когда в ее душе зародилась малость неприятная особенность.
Плохо лежащие вещи манили ее глаз, привлекали своими образами, своей недоступностью и тем фактом, что принадлежали кому-то, кроме нее.
Анита искренне боролась с таким произволом собственного разума, старалась не брать чужого и всячески останавливать себя любимую, однако все ее усилия увенчались лишь тем, что воровала девушка малоценные, милые сердцу вещицы. Воровала она только у домочадцев, надеясь таким образом не причинять уважаемой госпоже бо́льшего неудобства. Воровала да вещицы в итоге возвращала.