Страница 11 из 15
Пластинка, а вместе с ней лихие двадцатые, сменились квартетом трубачей-мариачи. В воздухе кружили радужные конфетти и огнеподобные ленточки, а распивающая отнюдь не тыквенный сок девушка кругом оглядывала зал благородного поля боя. Жалея, что ее фотоаппарат по-прежнему не с ней, Нория старалась не создавать серых туч в этом безмятежно синем небе.
Не судите меня строго за метафоры, однако в сотке с охмелевшими кроликами не хватало пары-троек ушей. В мозгу подсчитывая вещицы, о пропаже которых заявили домочадцы, заморская красавица шевелила жернова раздумия, а раздумие шевелило ее, когда удивительно знакомые силуэты заняли почти все внутричерепное пространство.
Парень сегодня блистал в вишневом костюме, а девушку и зачесанные ею сальные волосы украшали голубиные перья. Максим посчитал забавным нарядить Аниту под индейца, горничная же не стала и сопротивляться. Жаркий спор кривил их моськи. Ругающиеся стояли в самых дверях между главным залом и кухней, мешая красноносому семейному юристу вносить и выносить мгновенно пустующие подносы с напитками. Шум стоял такой, что будь Нория сверхчеловеком или мало-мальски схожей с киношными мутантами, а даже так и буковки не разобрала бы. Она и не пыталась. Котелок отпуска бурлил тайнами, в нем все появлялись новые ингредиенты. Оставалось лишь подождать, когда костерок потухнет, а настоявшееся зелье рванёт столпом неожиданностей.
Спор все продолжался, от девушки последовала оплеуха, звук которой словно кто-то наглым образом съел. Парень стоял там же, с пульсирующей щекой красного следа, посылая в направлении сбежавшей девицы гневные взгляды. Сейчас он как никогда не был на себя похож и чуть было не подавившаяся напитком Гилперс диву давалась с его резких перемен.
«О-хо-хо… Не понять мне того, о чем пишут наши философы, господин Шекспир… Очевидцем чего я невольно стала?... «
Шумные посиделки было решено закончить в полночь. Точнее попойка окончилась тем, что веселящиеся попадали в бестолковой дрёме, оправдывая фамилию отца госпожи-матери. Ныне покойный Юрий Филимонович Дрёмов славился на родную подархангельскую глушь действенными экспериментами в области химии и выросшая достойным перенимателем его мовы Лизаветта без труда смешивала составы и не скрещивая пальцы выводила домашних алкоголиков «мягкой картой напитков».
Так что на утро пол главной залы усыпали храпящие тела, а дама веселой поступью, малость пританцовывая, шла вперед, переступая через них и мурлыкая какую-то одной ей известную мелодию. Дочка талантливого учёного веселилась — ее оставили мигрень и серость настроения.
Она шла в свою комнату. Спать(!)
В это время, наверху, в гостевых покоях, сутулясь и превозмогая зевоту сидела девушка, выслушивающая своего рыжего шпиона.
Он говорил много и долго, целая ночь ушла, а поток его соображений и впечатлений не желал иссякать.
— Нора, Нора!... Ты не представляешь!... Тут постоянно что-то случалось, но я и поверить не мог, что в моем родном доме, доме, где я вырос начнется такое!... Ты и правда вовремя приехала. Я знал, знал!...
— Хватит беситься, прошу тебя… И Максим, меня зовут Норией, а не Норой… Разные имена, разные…
Непонимание ребенка наводило на иностранку еще больший сонный паралич; он постоянно путал вещи, которые она просила не смешивать, а понятие важности знаний у него было такое размытое, что и представить стыдно.
— Максим, давай еще раз и мееедленнооо, — устало потирая виски, просила она, — Очень голова болит. Взрослым иногда надо спать…
— Ладно-ладно, — егозил мальчонка, которому край ее кровати словно бы мягкую точку натирал, — Слушай тогда. Короче…
С самого получения поручения мальчик следил, навострив все свои орды веснушек, несколько раз рисковал попасться, но продолжал следить.
Львиная доля фактов относилась к тому, что девушка высмотрела за этот вечер, однако было тут и то, что вызнать мог только человек, находящийся внутри.
Не обо всех кражах знали глава дома и ее родня. Что-то мелкое и малозначительное, как кража столовых приборов, сувениров и близких безделиц людей, что останавливались под крышей госпожи-матери, наличных средств оной и ее же писем, с просьбами занять некоторые суммы у друзей отца — не выходило за пределы кухни и комнат, предназначенных для домашних служащих. Лишь некоторые, особенно заметные из них долетали до ушей озабоченной публики.
И совсем без внимания оставались кражи, произошедшие в последние полторы недели. Как раз под приезд родни и гостей таинственным образом стали пропадать картины из личной коллекции Лизаветты Юрьевны, что долгие годы хранились на чердаке, запираемом под ключ ею одной.
Вместе с тем Гвоздь все чаще находил доверенные ему клумбы и фруктовый сад — изуродованными, земли — покрытыми рытвинами и колотыми следами от лопат.
Как бы охранник не старался, сколько бы ямы не засыпал, а на утро его ожидал все тот же пейзаж.
— И все это ты сумел разузнать за такое короткое время? — поражалась Нория, никак не ожидавшая от мальчика подобной прыти. Проделанная им работа поразила ее настолько, что она вмиг проснулась.
— Ага, — гордо ухмылялся Максим, — А еще я знаю, что из этого дома было совершенно три звонка. Куда и кому адресовывались — не знаю, да и по длительности они были разными…
— А когда звонили?
— Так вчера… Около девятого часа вечера. Видел ты частенько по ночам сидишь внизу. Думал, что уж ты точно заметишь это… Значит я лучший секретный агент, чем ты? Ура-ура, — хлопал в ладоши мальчуган. В пижаме и с зажившей ранкой на губе он выглядел, как самый обычный ребёнок. Такие не участвуют в драках, не получают от мам нагоняи, а еще таким детям не портят моменты радости. Потому Нория деловито хмыкнула и потрепав его по рыжей макушке произнесла :
— Конечно, мы с тобой сообщники. Попадусь я, так сразу сдам и тебя. Гы!
— Чтоа?! Не согласный я!...
— А раз не согласен, тогда молчи, пока не вырастешь и не женишься, но и тогда молчи, иначе я найду тебя и все постыдные секреты твоей пассии открою. Так вот!
— Это к чему это ты? — напрягся Максим.
—А к тому, милый киндер, что в доме №26 творится неладное, и раз уж меня моя секретная служба прислала… Значит тут точно происходит нечто интересное, а значит ни одна любопытная душа не должна прознать об этом. Максим, я надеюсь на тебя, как на верного сообщника. Могу я попросить тебя и дальше вынюхивать разное?
— А я не помру?
— Не могу гарантировать, — театрально протянула американка, — Если и да, то Родина-мать этого не забудет…
Немногим поразмыслив и внимательно рассмотрев «агентшу», рыжеволосый мальчик хлопнул по протянутой ею руке и молвил :
— Ладно, но чур, если я помру, перед мамой оправдываться будешь ты и за уши тягать будут тебя!
— Идет! — согласилась секретница. Звонко рассмеявшись, они было хотели раздумывать над каким-нибудь небольшим планчиком, однако с улицы послышался звук приближающейся машины, а следом за ним дверной звонок и приглушенный голос из домофона. Гвоздь по новому для него обычаю копался в саду и потому первым оказался у калитки, ведущий с улицы во двор.
— Кого это принесло… — промямлил мальчик.
— Не знаю…— вторя ему ответила девушка, — … Не знаю и мне это не нравится…
Гвоздь был столь добр, что впустил и даже проводил нежданных гостей до ступеней дома госпожи-матери.
Двое мужчин крепкого телосложения и серьезного выражения лица сильно удивились, что их провели не через главные двери, однако с охранником, что был крупнее их обоих вместе взятых, спорить не стали.
— Интересные тут люди, должно быть, живут, — усмехнулся один; тот, что был постарше и отличался свежепрокрашенной сединой. Его волосы переливались каштановым цветом. На нем, поблескивая парочкой металлических звездочек на плечах, сидела свеженькая синяя форма. Он был крайне доволен своим видом и не стесняясь крутился у небольшого зеркальца, висевшего рядом с дверным звонком, у заднего входа. Словно попугайчик, мужчина за сорок любовался отражающейся, в небольшой натёртой пластине, физиономией.