Затмение: Полутень

Торренс стиснул руку Клэр и заорал, перекрикивая рёв пламени и пулемётные очереди:

— Ты в порядке? — Она продолжала откашливаться, но кивнула. Он хрипло крикнул: — Держись за мной, когда скомандую бежать, и пригибайся!

Он просигналил остальным держаться за Клэр. Опустив винтовку, добавил:

— Постереги-ка.

И, пригибаясь, на четвереньках побежал к броневичку, стараясь, чтобы корпус машины всё время заслонял его от центральной базы ВА. Добежал, заглянул внутрь. Никого. Открыл водительскую дверцу, залез, покопался под приборной доской. Кто-то в здании заметил его: пули высекли искры из брони, вспороли размягчившийся асфальт под колёсами. Скорчившиеся за машиной товарищи Торренса стали отстреливаться, прикрывая его.

Торренс пытался завести двигатель, орудуя ножиком; руки его тряслись, но в конце концов броневичок завёлся. Он прыгнул на водительское сиденье, вдавил педаль газа и повёл бронемашину вперёд, закрепив нож под таким углом, чтобы броневик двигался со скоростью примерно 10 миль в час. Согнувшись над приборной доской, он вырулил туда, где раньше располагался главный вход в здание; теперь там за мешками с песком торчало рыло крупного станкового пулемёта. Заорал в гарнитуру, запрашивая огневую поддержку с моссадовского коптера наверху. Коптер ответил, высунув во все окна минипушки.

Торренс распахнул дверцу, выскочил в неё и побежал рядом — пулемётные очереди немедленно заколотили по дверце. Ещё ближе... всего тридцать футов до двери... двадцать пять... Торренс дал броневику чуть обогнать себя и выхватил из патронташа гранату. Выдернув зубами чеку, он свободной рукой отвинчивал крышку бензобака — приходилось кропотливо орудовать тремя уцелевшими на руке пальцами. Пулемёт продолжал строчить, но тут Торренс опустил гранату в бензобак и, выкрикивая предупреждение своим, отбежал за броневик. Те залегли. Торренс едва успел упасть лицом вниз, закрывая голову руками, как броневик врезался в баррикаду из мешков с песком.

Взрыв получился такой силы, что к небу взметнулась тепловая волна, опалившая волоски на шее Торренса, а следом пришла ударная, и он зажмурился от резкой боли. Но не прошло и полусекунды, как он вскочил, поймал на лету брошенную Клэр винтовку и развернулся обстрелять жёлтую пламенную завесу, пробежал мимо пылающего остова броневика, ворвался в здание...

— Б...! — Голос Кармен. Торренс увидел, как она тащит Уиллоу под прикрытие стены, ниже ряда окон. Без толку: Уиллоу отсекло полголовы. Он был мёртв.

Ракета из коптера влетела в окно первого этажа за углом, в сорока футах от места, куда Кармен в беспамятстве волокла труп Уиллоу. Торренс пробежал мимо, крикнул:

— Бросай!

Она повиновалась.

— Вперёд!

Все повиновались. Все как один полезли через дымящуюся раму, обжигая ладони, кашляя, стреляя во всё, что двигалось навстречу. Двое упали замертво.

Кармен застрелила женщину в офисном костюме — всего лишь секретарша, наверное. Потом на пороге возникла фигура в броне и открыла огонь.

Торренс, Кармен и Клэр нырнули под стол. Стекловолоконную столешницу распороли выстрелы человека в дверном проёме. Данко в этот момент как раз перелез через оконную раму — и вскрикнул: его тут же отбросило назад очередью. Торренс вскочил и обстрелял смутно различимый в дыму силуэт. Боец ВА пошатнулся, но броня выдержала выстрелы штурмовой винтовки.

— ПОШЁЛ НАХЕР ПОШЁЛ НАХЕР ПОШЁЛ НАХЕР! — завизжала Кармен.

И метнулась к двери, где ВАшник в броне как раз взял паузу — перезарядить оружие. В руке у Кармен была граната. Выдернув зубами чеку, она кинулась на него и швырнула гранату между собой и штурмовиком ВА — (Б..., НЕТ! успел подумать Торренс) — граната взорвалась, пол заходил ходуном у Торренса под ногами; Кармен и штурмовика разорвало на куски, а осколками убило ещё одного ВАшника, за дверью.

Торренс и Клэр вскочили, перезарядили свои винтовки и понеслись к задымлённому дверному проёму, кашляя, чихая, стреляя, отводя глаза от останков Кармен; вырвались в коридор, обстреляли тех, кто оказался за углом; винтовки прыгали в руках от кашля. Сзади Гутман уложил ещё одного ВАшника в броне выстрелом из гранатомёта; Торренса и Клэр отбросило ударной волной. Кашляя, они с трудом поднялись и принялись стрелять снова и снова — туда, где сверкали стволы и суетились размытые дымом силуэты.

Они пытались не оглядываться на расколотый череп Кармен, ухмылявшийся им вслед кровавой усмешкой.

Торренс бежал по коридору, кашляя, перепрыгивая через тела, стреляя и стреляя, и всё время сдерживал истерический хохот.

Через некоторое время ответный огонь прекратился.

ПерСт, Космическая Колония

— Ты не хочешь возвращаться, — сказала Китти. — Ну честно.

— Я тебе обещал, что мы вернёмся, — пожал плечами Лестер. — И вернёмся. Но ты просто не вынесешь перелёт шаттла так скоро после родов.

Они сидели на травке Снаружи, нежась в отражённых солнечных лучах, над игровым полем для тачфутбола, и слушали концерт фолк-квартета, организованного совместно Лестером и Рассом Паркером. Расс мотался по полю в роли квотербека админской команды; техники задали Админам отменную взбучку и пока что обыгрывали их со счётом 44:12.

Снаружи было негде яблоку упасть: толпы народу бродили по полю, танцевали, пили вино из админских погребов, веселились и смеялись. Админы и техники — все вместе; толпа всех цветов кожи, кипящая неиссякаемой энергией. Китти, глядя на неё, вспомнила всемирную выставку, где побывала с братишкой Дэнни в детстве. Где-то сейчас Дэнни Торренс?

Лестер рассмеялся.

— Что смешного? — спросила она.

— Я вспомнил, какие были лица у кладовщиков, когда мы с Рассом туда завалили и приказали раздать техникам драгоценные админские запасы — для вечеринки! Для вечеринки, сэр!?

Оба захохотали. Ей стало так хорошо, как уже много месяцев не было.

— Ай, ну его, Лестер. Блокада снята. Расс тебе важный пост предложил. Аналогичная должность на Земле была бы... — Она помотала головой. — Нет, Лестер, остаёмся.

Он обнял её за плечи.

— Я так и знал, что ты согласишься, если рот на замке держать.

Хайфа, Израиль

Медный свет Израиля...

Золотые купола, полоски белых стен, лабиринт узких улочек, дух старины... а за куполами и крышами — головокружительная средиземноморская синева. Яростное солнце, казалось, вот-вот расплавит всё это и смешает с песком.

Торренс отвернулся от окна, прищурился, на миг потеряв ориентацию в сумрачной комнате с кондиционером, между рядами консолей, принтеров и экранов у стены справа. Трое мужчин и женщина сидели на тёмных деревянных стульях, а за ними со стен наблюдали портреты поколений израильских политиков: галерея печальных улыбок и сдержанного оптимизма. Ещё в комнате имелись старомодные часы с пружинным маятником и стилизованными ручками вместо часовой и минутной стрелок. Тик-так-тик-так... тикали часы.

Бен-Симон, военный атташе Моссада, сидел за коричневым металлическим столом. У него были чёрные, глубоко посаженные глаза, и длинная борода. Он носил израильскую военную форму и ермолку, красную с золотыми полосками. На столе валялось несколько трубок, но он не курил. Казалось, что Бен-Симон слегка в шоке от Стейнфельда.

Напротив сидели Стейнфельд с Уитчером, а между ними — Клэр.

— А капитан Данко не придёт? — поинтересовался Бен-Симон.

— Нет, — шевельнулся на стуле Стейнфельд. — Он ранен. И довольно тяжело. Однако можно ожидать, что поправится. Если повезёт, на следующей встрече вы его уже увидите.