Страница 4 из 90
Я втащила ее в дом. Она была очень плоха. Я поспешила позвать одну старуху ведунью, она лечила меня когда-то. Это было до того, как целители Мишакаль вернулись в наши края, и деревенские травницы лечили всех сами, как могли.
Когда я пришла с ведуньей, женщина - она назвалась Китиарой - уже пришла в себя. Она попыталась встать с постели, на которую я ее уложила, но была слишком слаба. Старуха осмотрела ее и велела больше не пытаться встать. "Это просто лихорадка, - сказала Китиара. - Дайте мне какое-нибудь снадобье от жара, и я пойду дальше". - "Это не лихорадка, и ты это знаешь сама, - ответила ей ведунья. - Ты ждешь ребенка, и, если не полежишь смирно хотя бы короткое время, у тебя будет выкидыш".
При этих словах Карамон сделался бледен, как скатерти на его столах. Тика, не глядя, поставила на пол свою кружку - у нее задрожали руки. Она крепко сжала запястье мужа, и он взглянул на нее с благодарностью. А всадница продолжала рассказ:
- "Иного это отродье и не заслуживает!" - крикнула Китиара и принялась браниться и сыпать проклятиями - я никогда не слышала таких слов ни от одной женщины. Я не знала, что и думать, но старуху все это ничуть не смутило: "Ты непременно потеряешь это отродье, но при этом умрешь и сама!"
Китиара пробормотала что-то насчет того, что не слишком доверяет суждениям беззубых старых ведьм, но подчинилась - она и в самом деле была очень больна. Ведунья хотела увезти ее в свой дом, но я сказала, что сама буду ухаживать за ней. Может, это было и глупо, но я чувствовала себя такой одинокой... и к тому же в вашей сестре было что-то такое, что заставляло восхищаться ею.
Карамон мрачно кивнул.
Сара неловко улыбнулась и пожала плечами:
- Она была сильна и независима, она была такой, какой, возможно, могла бы стать я, если была бы немножко смелее. Словом, она осталась у меня. У нее и в самом деле была лихорадка. И потом, она действительно ненавидела плод, зреющий в ее утробе, и не хотела, чтобы он появлялся на свет.
Я ухаживала за ней. Она пролежала месяц или около того. В конце концов ей полегчало. Лихорадка измотала ее, она была такой слабой - вы сами хорошо знаете, как это бывает после долгой болезни. - Сара вздохнула. - Первое, что она спросила, когда немного поправилась: не сыщется ли у ведуньи какого-нибудь средства, чтобы избавить ее от ребенка.
Старуха сказала Китиаре, что уже слишком поздно. Китиара пыталась спорить, но была еще слишком слаба. Но она по-прежнему не хотела ребенка. Она считала дни до его появления на свет и повторяла:
"Как только этот ублюдок наконец вылезет из меня, я смогу уйти".
Карамон издал странный звук: нечто среднее между смешком и фырканьем. Тика вздохнула.
- Время родин приближалось. Китиара уже совсем выздоровела, и это было очень хорошо, потому что роды оказались долгими и тяжелыми. Два дня промучилась она в схватках и наконец разрешилась младенцем. Это был чудесный мальчишка - здоровый и крепкий. Сама же Китиара была чуть ли не при смерти. Старая знахарка невзлюбила ее - хоть и ухаживала за нею на совесть - и прямо сказала ей, что Китиара не протянет и нескольких дней и что она должна сказать кому-нибудь, кто отец ребенка, чтобы его могли разыскать и отдать новорожденного сына.
И вот, в ночь после родин, когда Китиаре стало совсем плохо и она подумала, что умирает, она шепнула мне имя отца. Но взяла с меня клятву, что я никогда не скажу ему об этом. Еще она заставила меня поклясться памятью моей матери, что я исполню ее просьбу. "Отнеси этого мальчишку моим братьям. Их зовут Карамон и Рейстлин Маджере. Они воспитают из него настоящего мужчину. Карамон постарается, я знаю". Я обещала ей исполнить все. В тот час я пообещала бы ей луну с неба. Я была уверена, что она не доживет до утра. "Можешь ты дать мне что-нибудь, чтобы твои братья поверили моим словам, когда я принесу им ребенка? - спросила я ее. Какую-нибудь безделушку, о которой они точно знают, что она твоя?" - "У меня нет безделушек. Все, чем я владею, - мой меч. Отнеси его Карамону и скажи ему... скажи ему... - Она обвела комнату тусклым взором, взгляд ее остановился на ребенке, вопившем в колыбели у очага. - Мой маленький брат когда-то кричал так же пронзительно, - прошептала она. - Бедный Рейстлин, он вечно болел... И тогда Карамон пытался отвлечь его забавными тенями на стене. Вот так. - Она подняла исхудавшую руку, сложила пальцы, и на стене появилась голова зайца. - И тогда Карамон говорил:
"Смотри, Рейст, зайчик!""
Карамон шумно вздохнул. Тика нагнулась к самому его уху и что-то прошептала. Сара, глядевшая не на них, а на уголья в очаге, подняла голову и покраснела.
- Простите. Я увлеклась своими воспоминаниями, забыв о том, что они гораздо больше ваши, чем мои. Я просто хотела...
- Ничего, ничего, - махнул рукой Карамон. Лицо его было бледно, но он улыбался. - Воспоминания - тяжелый груз, особенно когда они... появляются вот так, внезапно, среди ночи. Но теперь я верю вам, Сара Дунстан. И прошу простить, что не верил до этой минуты. Такое могли, конечно, рассказать, только Кит... или Рейст...
Сара обхватила ладонями горячую кружку, грея пальцы.
- Что ж, в ту ночь Китиара, конечно, не умерла. Ведунья ворчала, что злая девчонка, наверное, продала душу Такхизис, коли сумела выжить. Позже я часто думала над этими словами, особенно, когда до меня доходили слухи о том, что Китиара снова избегла неминуемой смерти, сама убив многих. Быть может, и в самом деле такой ценой выкупала она свою душу у Властительницы Тьмы - в обмен на чужие. Наверное, поэтому Такхизис позволила ей уйти.
- Что за ужасные вещи вы говорите! - поежилась Тика.
- Ужасные или нет, но я видела, как это делается, - тихо отозвалась Сара. Карамон и Тика взглянули на нее с внезапным страхом - словно впервые вспомнив, откуда она пришла, всадница в синем плаще, сколотом черной лилией смерти.
- Вы сказали, ребенок выжил, - нарушил молчание Карамон. - Кит оставила его у вас?
- Да. Вскоре она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы уйти. Но мне показалось, что за те дни, которые она провела в моем доме, она полюбила Своего малыша. Это и в самом деле был очень славный мальчуган. "Я не могу его взять с собой, - сказала она мне. - На севере собирается армия, и я должна встретить судьбу с мечом в руках. Позаботься о нем. Я постараюсь выслать тебе денег, если смогу, а когда он станет достаточно взрослым, чтобы удержать меч, я приду за ним". - "А как же твои братья?" - спросила я. Она обернулась ко мне так резко, что я вздрогнула. "Забудь все, что я тебе говорила о своих братьях! Забудь вообще все, что я тебе говорила! И в первую очередь - имя его отца!"
Что мне оставалось делать, как не согласиться? Я только спросила, могу ли оставить ребенка себе, а не отдавать его в чужие руки. Мне так хотелось иметь сына, и появление этого сироты в моем доме я восприняла как подарок небес.
Китиара была только рада этому. Кажется, она успела немного привязаться ко мне - насколько она вообще могла привязаться к кому-либо. Я обещала время от времени извещать ее о себе и ребенке. Она поцеловала малыша и распрощалась со мной. Она была уже за порогом, когда я спросила ее: "Как же мне назвать его?" - "Назови его Стил". Она рассмеялась своей шутке, понятной ей одной.
- Ну, не только ей, - вставил Карамон. - Хотя шутка вышла довольно злая, Танис вряд ли оценил бы ее. И все эти годы... - Он покачал головой. - Он так и не узнал.
- Ты говоришь об этом с такой уверенностью... - фыркнула Тика.
- О чем вы? - вмешалась Сара. - О чем вы говорите?
- Об имени, о чем же еще? - ответил Карамон. - "Стил" значит "полуэльф".
- Полуэльф? - недоуменно переспросила Сара.
- Не такая уж это и тайна, - махнул рукой Карамон. - О связи Таниса и Кит знали все...
- Ах вот в чем дело, - наконец поняла Сара. - Вы думаете, что отец ребенка - Танис Полуэльф? Нет, вы ошибаетесь.
Карамон выглядел озадаченным: