Страница 4 из 17
— Знаете, граф, если вы будете продолжать в том же духе, — заметил герцог де Ришелье, — вы сведете с ума беднягу Таверне: он так боится смерти, что смотрит на вас испуганно, считая вас бессмертным. Ну, признайтесь откровенно, так это или не так?
— То есть бессмертен ли я?
— Да, бессмертны ли вы.
— Мне об этом ничего не известно, но мне известно то, что я могу утверждать.
— Что же это? — спросил Таверне, самый жадный из всех слушателей графа.
— Что я видел все события и знавал всех людей, о коих я сейчас упоминал.
— По правде говоря, — заметила графиня Дю Барри, — вы обладаете тайной вечной молодости: хотя вам три-четыре тысячи лет, на вид вам едва можно дать сорок.
— Да, я владею тайной вечной молодости.
— Объяснитесь!
— Ничего нет легче. Вы сами пользовались моим средством.
— Как так?
— Вы употребляли мой эликсир.
— Я? Ах, полноте!
— Графиня! Помните ли вы дом на улице Сен-Клод? Помните ли вы, что оказали услугу одному из моих друзей по имени Джузеппе Бальзаме? Помните ли вы, что Джузеппе Бальзаме преподнес вам флакон с эликсиром и посоветовал каждое утро принимать по три капли? Помните ли вы, что следовали этому указанию до последнего года, когда эликсир кончился?
— О, господин Калиостро, вы говорите мне…
— ..то, что известно вам одной, это я отлично знаю, Но в чем же была бы заслуга чародея, если бы он не знал секретов своего ближнего?
— Значит, у Джузеппе Бальзамо, как и у вас, был рецепт этого чудодейственного эликсира?
— Нет, но так как это был один из лучших моих друзей, я подарил ему три или четыре флакона.
— Боже мой! — вскричала графиня. — Но если вы, господин Калиостро, имеете власть выбирать себе возраст, почему вы выбрали сорок лет, а не двадцать?
— Потому что, графиня, — с улыбкой отвечал Калиостро, — мне идет всегда быть сорокалетним мужчиной, разумным и зрелым, а не двадцатилетним незрелым юнцом.
— Ах, вот оно что! — сказала графиня.
— Ну, разумеется, графиня, — продолжал Калиостро, — ведь в двадцать лет мы нравимся тридцатилетним женщинам, а в сорок управляем двадцатилетними женщинами.
— Сдаюсь, сдаюсь! — заявила графиня. — К тому же невозможно спорить с живым доказательством.
— Но в таком случае, — вступил в разговор Кондорсе, — вы доказываете нам лучше, чем ваша теорема…
— Что я доказываю вам, маркиз?
— Вы доказываете не только возможность вечной молодости, но и бесконечности жизни. Ведь если вам было сорок лет во время Троянской войны, то это значит, что вы никогда не умирали.
— Это верно, маркиз. Смиренно признаюсь, что я не умирал никогда.
— И, однако, в отличие от Ахилла, вы не являетесь неуязвимым, а впрочем, я ошибаюсь, называя Ахилла неуязвимым, ибо стрела Париса поразила его в пяту.
— Нет, к величайшему моему прискорбию, неуязвимым я не являюсь, — сказал Калиостро.
— Но как же вам удавалось избегать несчастных случаев в течение трех тысяч пятисот лет?
— Это удача, граф. Привычка жить открывает мне с первого взгляда прошлое и будущее людей, которых я вижу. Моя безошибочность такова, что она распространяется и на животных, и на инертную материю. Если я вхожу в карету, то по облику лошадей вижу, что они понесут, по лицу кучера вижу, что он опрокинет или зацепит карету; если я сажусь на корабль, я угадываю, что капитан — невежда или упрямец и что, следовательно, он не сможет или не захочет произвести необходимый маневр. В таких случаях я избегаю кучера или капитана и покидаю карету или корабль. Я не отрицаю значения случая, но я его уменьшаю: вместо того, чтобы дать ему сто шансов, как это делают все люди на свете, я отнимаю у него девяносто девять и остерегаюсь сотого. Вот что дали мне прожитые мною три тысячи лет.
— Раз так, дорогой пророк, — со смехом сказал Лаперуз среди восторга и разочарования, вызванных словами Калиостро, — вы должны были бы пойти вместе со мной на суда, на которых я отправляюсь в кругосветное путешествие. Тем самым вы оказали бы мне важную услугу.
Калиостро промолчал.
— Господин маршал! — со смехом продолжал мореплаватель. — Раз граф Калиостро, — и я вполне его понимаю, — не хочет покидать такое прекрасное общество, придется вам разрешить сделать это мне. Простите меня, ваше сиятельство граф Гаагский, простите меня и вы, графиня, но вот уже бьет семь, а я обещал королю сесть в карету в четверть восьмого. А теперь, так как граф Калиостро не поддался искушению поглядеть на два моих флейта note 9, пусть он, по крайней мере, скажет, что случится со мной на пути от Версаля до Бреста. От Бреста до полюса я его избавляю — это уж моя забота. Но, черт побери, насчет пути от Версаля до Бреста он должен дать мне совет.
Калиостро снова посмотрел на Лалеруза, и взгляд его был так печален, лицо было таким ласковым и в то же время таким грустным, что большинство присутствующих было неприятно поражено. Только мореплаватель ничего не заметил: он прощался с другими гостями.
Все так же со смехом он почтительно поклонился графу Гаагскому и протянул руку старому маршалу.
— Прощайте, дорогой Лаперуз, — сказал герцог де Ришелье.
— Нет, нет, герцог: не «прощайте», а «до свидания», — отвечал Лаперуз. — А впрочем, по правде говоря, люди могли бы подумать, что я отправляюсь в вечность, но ведь кругосветное путешествие займет всего-навсего четыре-пять лет, не больше, а потому и не следует говорить «прощайте».
— Четыре-пять лет! — воскликнул маршал. — Ах, почему бы вам не сказать «четыре-пять веков»? В моем возрасте дни — это годы, и потому я говорю вам: «Прощайте!»
— Спросите у прорицателя, и он пообещает вам еще двадцать лет, — со смехом сказал Лаперуз. — Не правда ли, господин Калиостро?.. До свидания!
С этими словами он вышел.
Калиостро по-прежнему хранил молчание, не предвещающее ничего доброго.
Слышны были шаги капитана по гулким ступенькам крыльца, его все такой же веселый голос во дворе и его последние приветствия тем, кто собрался, чтобы посмотреть на него.
Когда все стихло, взгляды собравшихся словно какой-то высшей силой обратились на Калиостро.
Черты лица этого человека сейчас были озарены пророческим вдохновением, и это заставило присутствующих затрепетать.
Странная тишина продолжалась несколько мгновений.
Граф Гаагский нарушил ее первым.
— Почему вы ничего ему не ответили, господин Калиостро?
Калиостро вздрогнул, словно этот вопрос нарушил его созерцание.
— Потому что я должен был бы ответить ему или ложью или жестокостью,
— ответил он графу.
— Как так?
— Я должен был бы сказать ему: «Господин де Лаперуз! Герцог де Ришелье был прав, когда сказал вам не „до свидания“, а „прощайте“.
— Ах, черт возьми! — бледнея, сказал Ришелье. — Господин Калиостро! Вы говорите о Лаперузе?
— Успокойтесь, господин маршал, — живо подхватил Калиостро, — мое предсказание печально не для вас!
— Как! — воскликнула графиня Дю Барри. — Этот милый Лаперуз, который только что поцеловал мне руку…
— ..Он не только никогда больше не поцелует вам руку, сударыня, но и никогда больше не увидит тех, кого покинул сегодня вечером, — сказал Калиостро, внимательно разглядывая свой до краев наполненный водой стакан, который стоял на таком месте, что в нем играли опалового цвета слои воды, пересеченные тенями окружавших предметов.
Крик удивления вырвался из всех уст.
— В таком случае, — попросила графиня Дю Барри, — скажите мне, что ждет бедного Лаперуза.
— Так вот: господин де Лаперуз, как он и сообщил вам, уезжает с целью совершить кругосветное плавание и продолжить путь Кука, несчастного Кука! Вы знаете, что его убили на Сандвичевых островах. Все предсказывает этому путешествию удачу и успех. Господин де Лаперуз — отличный моряк; к тому же король Людовик Шестнадцатый весьма искусно начертил его маршрут.
— Я думаю, что и команда у него хорошая! — заметил Ришелье.
Note9
Флейт — транспортное судно XVIII века.