Ожерелье королевы

— Почему и каким образом? — выпрямляясь, вскричал маршал.

— Потому что физически невозможно, чтобы вы, ваша светлость, пообедали раньше.

— Вы, если не ошибаюсь, служите у меня уже двадцать лет? — спросил маршал с гримасой на своем еще живом и моложавом лице.

— Двадцать один год, один месяц и две недели, ваша светлость.

— Так вот, к этим двадцати одному году, одному месяцу и двум неделям не прибавится ни одного дня и ни одного часа! Слышите? — кусая тонкие губы и хмуря подкрашенные брови, произнес старик, — с сегодняшнего вечера ищите себе другого господина! Я никогда не слышал, чтобы в моем доме произносилось слово «невозможно». И не в моем возрасте привыкать к этому слову. У меня нет для этого времени.

Метрдотель поклонился в третий раз.

— Сегодня вечером я уйду от вашей светлости, — сказал он, — но до последней минуты я буду служить вам, как подобает.

И он, пятясь, сделал два шага к двери.

— Что значит «как подобает»? — вскричал маршал. — Имейте в виду, что в моем доме все должно быть так, как подобает мне, — вот как подобает. Я хочу пообедать в четыре часа, и коль скоро я желаю обедать в четыре, то мне не подобает обедать в пять.

— Господин маршал! — сухо отвечал метрдотель. — Я служил экономом у принца де Субиза и управляющим у принца-кардинала Луи де Роана. У первого из них его величество король Французский обедал раз в год; у второго его величество император Австрийский обедал раз в месяц У господина де Субиза король Людовик Пятнадцатый напрасно называл себя бароном де Гонесом — король есть король. У второго из них, то есть у господина де Роана император Иосиф напрасно называл себя графом Пакенштейном — император есть император. Сегодня господин маршал принимает гостя, который напрасно называет себя графом Гаагским, — граф Гаагский все равно остается королем Шведским. И либо сегодня вече ром я покину дворец господина маршала, либо графа Гаагского примут как короля.

— Но ведь это-то я и запрещаю вам, господин упрямец! Граф Гаагский желает соблюсти самое строгое, самое точное инкогнито. Черт возьми! Мне хорошо знакомо ваше глупое тщеславие, повелители салфеток! Не корону вы чтите, а прославляете самих себя за наши денежки!

— Я не думаю, что ваша светлость серьезно говорит со мной о деньгах, — кисло заметил метрдотель.

— Да нет же, нет, — почти смиренно ответил маршал. — Деньги! Кой черт говорит вам о деньгах? Не увиливайте, прошу вас. Повторяю: я не желаю слышать здесь никаких разговоров о короле!

— Да за кого вы меня принимаете, господин маршал? За последнего дурака? Никто и слова не скажет о короле!

— В таком случае, не упрямьтесь и подайте обед в четыре.

— Не могу, господин маршал, ибо в четыре я еще не получу того, что мне должны привезти.

— Чего же вы ждете? Какой-нибудь рыбы, как господин Ватель?

— Ах, господин Ватель, господин Ватель! — вздохнул метрдотель.

— Вас огорчает сравнение с господином Вателем?

— Нет. Злосчастный удар шпагой, который нанес себе господин Ватель, обессмертил его note 3!

— Ах, вот как! Вы полагаете, что ваш собрат слишком дешево заплатил за свою славу?

— Нет, ваша светлость, но сколько других наших коллег страдает и пожинает скорбь или унижения, в сто раз более жестокие, нежели удар шпагой, и, однако, не становятся бессмертными!

— А разве вы не знаете, что для того, чтобы стать бессмертным, надо либо стать академиком note 4, либо умереть?

— В таком случае, ваша светлость, лучше жить и состоять у вас на службе. Я не умру и буду служить вам так же, как служил бы Ватель, если бы его высочество принц Конде имел терпение подождать полчаса.

— О, да вы обещаете мне чудеса! Вы фокусник!

— Нет, ваша светлость, никаких чудес я не обещаю.

— Но чего же вы ждете?

— Вашей светлости угодно, чтобы я это сказал?

— Ну да, да, я любопытен.

— Так вот, ваша светлость: я жду бутылку вина.

— Бутылку вина? Объяснитесь, это становится интересно.

— Вот о чем идет речь, ваша светлость: его величество король Шведский, то есть, простите, его сиятельство граф Гаагский пьет только токайское.

— Ну и что же? Неужели я так обеднел, что в моих погребах не найдется бутылки токайского? В таком случае надо будет выгнать моего эконома.

— Нет, нет, ваша светлость: у вас есть еще бутылок шестьдесят.

— Так по-вашему граф Гаагский выпьет за обедом шестьдесят одну бутылку?

— Терпение, ваша светлость: когда граф Гаагский впервые приехал во Францию, он был всего-навсего наследным принцем; в ту пору он обедал у ныне покойного короля, который получил двенадцать бутылок токайского от его величества императора Австрийского. Вам известно, что молодое токайское приберегается для императорских погребов и что даже государи не пьют молодое вино, прежде чем его величество император не соизволит прислать им его?

— Известно.

— Так вот, ваша светлость: из этих двенадцати бутылок вина, которое наследный принц отведал и которое нашел восхитительным, ныне осталось всего две.

— Ах, вот как!

— Одна из них еще обретается в погребах короля Людовика Шестнадцатого.

— А вторая?

— Ах, ваша светлость, — отвечал метрдотель с торжествующей улыбкой: он чувствовал, что после долгой борьбы, которую он выдержал, приближается час его победы, — вторую-то бутылку украли!

— Кто же ее украл?

— Один из моих друзей, эконом покойного короля, который был многим мне обязан.

— А-а! И он отдал ее вам!

— Ну, конечно, ваша светлость! — с гордостью заявил метрдотель.

— И что же вы с ней сделали?

— Я бережно отвез ее в погреб моего хозяина, ваша светлость.

— Вашего хозяина? А кто в ту пору был вашим хозяином, сударь?

— Его светлость принц-кардинал Луи де Роан.

— Ах, Бог Ты мой! В Страсбурге?

— В Саверне.

— И вы послали туда за этой бутылкой для меня! — вскричал старый маршал.

— Для вас, ваша светлость, — сказал метрдотель тем же тоном, каким сказал бы: «Неблагодарный!»

Герцог де Ришелье схватил старого слугу за руку с криком:

— Прошу прощения, вы — король метрдотелей!

— А вы хотели прогнать меня! — ответил тот, сделав непередаваемое движение головой и плечами.

— Я заплачу вам за эту бутылку сто пистолей!

— И еще в сто пистолей обойдутся господину маршалу дорожные расходы, что составит двести пистолей. Но его светлость подтвердит, что это даром.

— Я подтвержу все, что вам будет угодно, а пока что с сегодняшнего дня я удваиваю ваше жалованье.

— Дело вовсе того не стоит, ваша светлость: я только исполнил свой долг.

— А когда появится ваш гонец стоимостью в сто пистолей?

— Судите сами, ваша светлость, тратил ли я время даром: когда вы, ваша светлость, дали распоряжение насчет обеда?

— По-моему, три дня назад.

— Для гонца, который гонит во весь опор, нужны двадцать четыре часа, чтобы доехать, и двадцать четыре часа, чтобы вернуться.

— Вам оставалось еще двадцать четыре часа. Как же вы употребили эти двадцать четыре часа, король метрдотелей?

— Увы, ваша светлость, я их потерял. Мысль о вине пришла мне в голову только на другой день после того, как вы вручили мне список гостей. А теперь рассчитаем время, которого требует дело, и вы, ваша светлость, увидите, что, попросив у вас отсрочки всего лишь до пяти часов, я только попросил насущно необходимое время.

— Как? Бутылка еще не здесь?

— Нет, ваша светлость.

— Боже мой! А что если ваш савернский собрат так же предан его светлости принцу де Роану, как вы преданы мне?

— Что же из этого, ваша светлость?

— Что, если он откажет вам в бутылке, как отказали бы вы сами?

— Я, ваша светлость?

— Ну да! Я полагаю, что вы не отдали бы такую бутылку, будь она в моем погребе?

— Смиренно прошу у вас прощения, ваша светлость, но если бы один из моих собратьев, который должен был бы принять короля, попросил бы у меня бутылку вашего лучшего вина, я ее отдал бы ему в ту же секунду.

Note3

Ватель, метрдотель принца Конде, закололся, видя, что к столу принца запаздывает рыбное блюдо.

Note4

Бессмертный — официальный титул члена Французской Академии